— Ты не в себе… — говорю, борясь с комом в горле.
Даже пьяные, его руки для меня лучше любых на свете.
Чувствую его тело, не могу пошевелиться.
В следующий момент он снова падает на матрас, только на этот раз вместе со мной!
Успеваю лишь взвизгнуть и в тот же момент оказываюсь под ним. Его колено жёстко разводит мои ноги, бёдра втрамбовываются между моих, а рука сжимает запястья над головой.
— Алекс! — визжу, вертясь под ним.
— Привет, — тихо произносит Немцев, склоняя голову и потираясь своим носом о кончик моего.
Дыхание с примесью мяты касается моих губ.
— Не надо… пожалуйста… — шепчу я, закрывая глаза.
В ответ на этот жалобный плач мой лучший друг накрывает мои губы своими.
Глава 8
Его язык с жадным напором раскрывает мои губы и пробирается внутрь, а потом выманивает мой станцевать с ним пошлую сальсу. Я забываю о своём желании сопротивляться… Я вообще обо всём забываю! Даже дышать…
— М-м-м… — проходит сквозь меня стон Алекса, и я отвечаю собственным стоном, потому что не могу… не могу не ответить!
Мне всегда будет его мало… Где бы он ни был… Всегда будет мало…
Хочу его трогать…
Пытаюсь высвободить руки, но он не позволяет.
Его тело на моём тяжёлое, и это так потрясающе, что я поджимаю пальцы на ногах, пока его пальцы сильно, грубо и с варварской настойчивостью сжимают мои запястья. И вся эта неотëсанная мужланская попытка подчинить взрывается внутри восторгом! Таким, от которого я издаю протяжный жалобный стон. И этот пьяный неандерталец реагирует мгновенно — безумным напором своего языка.
Боже… его язык…
Он не джентльмен! Алекс Немцев не джентльмен! А я никакая не леди, поэтому выгибаюсь и дрожу с головы до ног, когда он вжимается своим твёрдым пахом между моих ног один — а потом второй и третий — раз… Выпустив мою руку, сжимает ладонью моё бедро, продолжая толкаться в меня своей твёрдостью опять и опять, пока под веками у меня не начинают плясать фейерверки и я не впиваюсь пальцами в его плечо.
Я никогда не трогала мужскую эрекцию, а если и трогала, то помню это чертовски смутно! Но то, что я чувствую, обжигает с головы до ног, а ещё пугает. Моё тело реагирует как предатель. На его запах, его голодный поцелуй, на этот каменный бугор в его штанах.
Выпустив мои губы, Алекс делает шумный вдох, прижавшись носом к моей щеке.
— Я освежил твою память? — шепчет, водя по ней носом и рвано дыша.
— Слезь с меня… — шепчу, силясь сделать собственный вдох. — Пьяный идиот.
— А ты меня заставь, — бормочет этот дурак, водя носом уже по шее.
Чтобы его сдвинуть, мне потребуется суперсила!
— Ты серьёзно? — возмущаюсь, саданув ему в плечо свободной рукой. — Это твоё примитивное мужское эго проснулось?! — ëрзаю под ним, пытаясь увернуться от настырных тёплых губ, но кажется, делаю только хуже, потому что у него эрекция и она прямо у меня между ног!
Чëрт!
Чëрт!
Чëрт!
— Твою ж… не вертись… — стонет, приподнимаясь на локте.
Его лицо искажено такой страдальческой гримасой, что я кусаю губу и выпаливаю:
— Убери от меня эту здоровенную штуку.
Он расплывается в нахальнейшей усмешке.
— Вчера ты ей очень обрадовалась. — Его рука снова сжимает моё бедро. — М-м-м… охереть как обрадовалась… рассказать как?
О нет…
Смотрю на него в панике, лепеча:
— Только попробуй…
— Ты так обрадовалась, что…
— Алекс! — Извиваюсь, прекрасно зная, что он собирается рассказать.
Обрывки моей памяти кружат в голове как цунами! Я помню… помню…
— Что, твою мать, каждый мой сантиметр языком пересчитала, — рычит, снова вколачивая в меня свои бёдра. — Ах да. Этого же не было. Ха-ха.
— Иди к своим… подружкам. Сколько их у тебя? Понедельник, вторник, среда… — ругаюсь, продолжая вырывать свои руки.
Алекс шумно дышит мне на ухо, и я вдруг слышу смешок!
Обессиленно выдыхаю, закрывая глаза.
— Очень смешно… — бросаю в сердцах. — Тебе бы только смеяться…
— А у нас что, конец грёбаного света? — злится, вскидывая голову и опаляя моё лицо взглядом зелёных глаз.
Увидев отчаяние на моём лице, он ругается сквозь зубы и, зло зыркнув, проговаривает:
— Ничего не было, Зануда, успокойся. Вообще ничего не было.
— Вот и отлично… — отвернувшись, смотрю в окно, за которым видна крыша дома напротив, а ещё снег, который валит и валит.
Уже сама не знаю, чего хочу. Того, чтобы ничего не было, или наоборот. Я путаюсь в своих установках, уже ничего не понимая. От этого хочется кричать, ведь, если сделать неправильный выбор, дороги назад уже не будет!
Он тоже это знает, но он свой выбор уже сделал, а я… я должна взвесить… всё взвесить…
— М-м-м… — По телу вдруг проходит электрический разряд, потому что Алекс скользит языком по моему уху, а язык у него очень умелый.
— Ничего не было… — бормочет, спускаясь поцелуями ниже и останавливаясь напротив моих губ. — Вот так тоже не было.
Он опять меня целует. Медленно, но так же жадно.
Выпустив мои запястья, накрывает ладонью грудь через тонкий свитер.
Я сдаюсь…
Со стоном и не открывая глаз, сдавливаю его голову руками, зарываясь пальцами в мягкие волосы.
— И так не было….
Сжимает моё бедро, приподнимая, чтобы точно впечататься в мой пульсирующий центр.
— Боже мой… — Выгибаюсь дугой, потому что хочу почувствовать это давление ещё раз.
И ещё раз… и ещё…
— И этого не было…
От ощущений меня прошибает горячей волной, которая устремляется вниз. Туда, куда он давит своим твёрдым пахом. Раскачивает бёдрами и ударяет опять, так, что я, запрокинув голову, шепчу без остановки его имя:
— Алекс…
— Ага… и этого… не… было…
Немцев находит мою ладонь и кладет себе между ног. На абсолютно каменную эрекцию, жар которой я чувствую даже через его джинсы!
— Сожми меня, Адель, — стонет мне на ухо. — Давай, блин… хватит думать…
Подчиняюсь, потому что нахожусь под долбаным гипнозом! С восторгом сжимаю каменную длину, отчего он урчит как кот!
— Вот так… м-м-м… — звуки его удовольствия сводят меня с ума.
Интимные. Возбуждающие до дрожи. В моём белье такой потоп, что его можно будет выжимать и вешать сушиться на батарею, если я сумею выбраться из под Немцева сегодня вечером. Но… отголоски разума и логики уже вовсю пакуют чемоданы.
Хнычу, ëрзая под ним и… о, ужас! Поднимаю вверх свои бёдра, безмолвно прося о добавке. О том, чтобы он тоже потрогал меня!
Вместо этого он вдруг замирает и бормочет, поцеловав мой висок:
— Захочешь ещё — придётся хорошенько попросить…
После чего скатывается с меня и, перевернувшись на живот, начинает громко сопеть.
Глава 9
Раздражающие лучи утреннего манхэттенского солнца бьют по глазам, когда хмуро провожаю взглядом жёлтые шашечки такси.
Злая, нервная, психованная… и неудовлетворенная.
Я никогда не бываю психованной. Это вообще не свойственное мне состояние! Мой инструктор по йоге говорил, что залог здорового духа — избавляться от отрицательной энергии через раскрытие чакр раньше, чем она тебя сожрёт. Я пыталась раскрыть их с самого рассвета, два часа промучившись на ковре в номере отеля, но моя аура по-прежнему настоящее дерьмо.
Меня не радует даже свежий круассан и стаканчик кофе, зажатые в руках. Меня вообще ничего не радует!
Бредя по какой-то стрит, номер которой не запомнила, достаю из кармана телефон и, немного подумав, фотографирую утренние сугробы и невысокие кирпичные дома. Залив фотографию в соцсети, проваливаюсь в сторис своей старшей сестры. На фото она лежит в кровати, обложенная своими детьми и мужем, который смотрит в камеру из-под густых тёмных бровей хмурым неприветливым взглядом.
Он тоже Немцев, и он совсем другой, не такой баламут, как Алекс! А вот Фёдору Немцеву я неоднократно советовала задуматься о своих чакрах, потому что они у него явно забиты.
«Дом, милый дом *смайлик крейзи*», — гласит комментарий.
Это странно, но моя сестра и её муж… они практически никогда не расстаются. Они будто приклеенные друг к другу. Разве это не опасно? Разве любви не нужна свобода? А чувства не остывают, когда вы вместе столько лет рука об руку?
Это то, что не даёт мне покоя и терзает. Кучи пар вокруг меня выглядели как намагниченные, а потом разбегались, швыряясь друг в друга упрёками и удаляя совместные фото из социальных сетей.
Перепрыгивая через кучу мусора, пишу в ответ на историю сестры:
«Вы спите? Позвонить хочу»
«В душе. Пять минут», — тут же отвечает она.
За это время я успеваю сфотографировать кучку рабочих в оранжевых спецовках и несколько бомжей, от которых стараюсь держаться как можно дальше. Они меня пугают, хотя в мире есть вещи и пострашнее манхэттенских бомжей. Например, знать, что после секса со мной Алекс Немцев на другой день примется смотреть на тот берег, где трава зеленее. Ну… может, и не после первого, а… тридцать первого…
Боже.
От отчаяния скулю, запрокинув голову. Вчерашний день забыть у меня уже точно никогда не получится! Потому что я, в отличие от своего лучшего друга, была трезва и при памяти!
Где он, чëрт его дери?
Я не звоню первой, потому что… я трусиха!
— Привет, мелкая! — Мокрая рыжая голова Тони появляется на экране моего мобильного. — Как там… м-м-м… музейная жизнь города?
— Мы были в баре, — насупившись, отвечаю. — Дважды.
Весь этот толстый троллинг моей семьи меня достал!
— О-о-о… это меняет дело, — посмеивается она, пристраивая телефон на на своём туалетном столике. — А где твой вундеркинд?
— Наверное, подыхает от похмелья, — говорю сердито, а потом напряжённо замечаю: — Ты сказала «твой».
— А? — переспрашивает непонимающе, точечно нанося на лицо крем, а потом кричит куда-то в сторону: — Немцев, я разговариваю с Аделькой!
— Ты… — безжалостно кусаю губы, пытаясь вернуть её внимание обратно. — Ты сказала… «твой вундеркинд». Почему ты так сказала?