Нана оставила в еще теплой духовке завернутые в салфетку четыре плюшки с орехами и изюмом, оставшиеся от десерта. Мы взяли их и отправились к себе наверх, прихватив заодно бокалы и полбутылки вина.
Прошло два часа, а я все еще не мог уснуть, и в голове у меня царил самый настоящий хаос. Очевидно, Бри испытывала нечто подобное, поскольку вскоре приподнялась на локте, зажгла стоявшую на прикроватной тумбочке лампу и увидела, что я сижу на краю постели, спустив ноги на пол. Я ощутил ее прикосновение к своей спине и теплое дыхание у себя на шее.
—Ты поспал хоть немного?— спросила она.
Вряд ли, задавая вопрос, она имела в виду именно это.
—Я знал мать семейства, Бри. Мы вместе учились в Джорджтаунском университете. Такое не могло, не должно было с ней случиться.
Бри вздохнула:
—Мне очень жаль, Алекс. Почему ты не сказал об этом с самого начала?
Я пожал плечами.
—Не уверен, что в состоянии говорить на эту тему даже сейчас.
Бри обняла меня за плечи.
—Тогда не говори. А если все-таки захочешь, помни: я рядом и всегда готова выслушать тебя.
—Мы с ней очень дружили. Более того, по меньшей мере год считались парой. Конечно, с тех пор прошло много лет, но…— Я не закончил фразу. Собственно, что «но»? И почему я замолчал? В конце концов, мы с Бри уже взрослые люди.— Я любил ее, Бри. Поэтому никак не могу прийти в себя.
—Нет желания отказаться от этого дела?
—Нет.— Признаться, я уже задавал себе подобный вопрос. И дал на него такой ответ. И столь же быстро.
—У меня есть возможность подключить к расследованию Сэмпсона или кого-то еще из отдела тяжких преступлений, так что ты сможешь быть на вторых ролях…
—Бри, я не могу отказаться от этого дела.
—Это дело?— спросила она, ласково погладив меня по руке.— Почему оно так важно для тебя, Алекс?
Я глубоко вздохнул. Знал, к чему клонит Бри.
—Не из-за Марии, если ты намекаешь на это.— Мою жену Марию застрелили, когда наши дети были еще совсем маленькими, но я успешно завершил расследование совсем недавно, а в промежутке страдал, испытывая сильнейшее чувство вины. Но Мария была моей женой, и я очень любил ее. Ситуация же с Элли представляла собой нечто совсем иное. Так что я эти два дела не смешивал. По крайней мере так мне казалось.
—О’кей.— Бри продолжала нежно поглаживать меня.— Чем тебе помочь?
Я поцеловал ее в щеку.
—Просто побудь рядом. Ничего другого мне сейчас от тебя не нужно.
—Побуду.— Бри снова крепко обняла меня.
В объятиях Бри я довольно скоро уснул. И проспал целых два часа.
Глава пятая
—Я краем глаза видела «розовую» газету,— сказала Бри, намекая на некое женское издание.
—Она вон там.— Али почти сразу заметил ее.— Я тоже ее вижу. Она и вправду розовая. Какая-то странная газета, правда?
К удивлению и радости моих близких, на следующее утро после обнаружения трупов Элли и членов ее семьи я задержался дома, чтобы проводить детей в школу. Вообще-то я был не прочь провожать их туда хоть каждый день, но почти всегда что-то мешало: или работа, или какое-нибудь другое неотложное дело. Но сегодня я нуждался в положительных эмоциях. Хотелось внести в свою жизнь освежающую струю: глотнуть прохладного чистого воздуха, увидеть улыбки детей и услышать хихиканье Али.
Дженни, почти завершив неполное среднее образование, готовилась к переходу в школу высшей ступени. Али только начинал постигать школьную премудрость. В это утро, глядя на своих детей, я думал о бесконечном круговороте жизни. Элли и вся ее семья отправились к праотцам, тогда как мои ребятишки собирались в школу и отлично себя чувствовали.
Приняв вид строгого заботливого отца, не чуждающегося, впрочем, доброй шутки, я спросил:
—Кто следующий?
Вперед выступила Дженни и, одарив нас с Бри хищной улыбкой, произнесла:
—А я краем глаза видела РЛДОК!
—Что такое «рлдок»?— Али чуть из штанишек не выпрыгивал — до того это заинтересовало его — и словно марионетка вертел во все стороны головой, надеясь это самое «рлдок» увидеть.
Дженни торжествующе пропела:
—РЛДОК — это разнополые люди, делящие одну комнату.
Слово «разнополые» она произнесла, понизив голос и повернувшись к нам с Бри, словно считала его слишком «взрослым» для своего маленького братишки. Возможно, не для него одного, поскольку я вдруг почувствовал, что у меня вспыхнули щеки.
Бри стиснула плечо Дженни:
—От кого ты нахваталась подобных загадок?
—Черизи Джей сказала. Ее мама часто использует это сокращение, когда говорит о вас. А еще ее мама говорит, что вы живете во грехе — вот!
Мы с Бри обменялись взглядами поверх макушки Дженни. Я догадывался, что рано или поздно услышу нечто подобное. Мы с Бри были вместе уже больше года, и она проводила довольно много времени в доме на Пятой улице. В том числе и по той причине, что детям нравилось, когда Бри приходила к нам. Признаться, мне это тоже нравилось.
—Полагаю, вам с Черизи Джей следует найти другую тему для разговоров,— заметил я.— Согласна?
—Да все нормально, папочка. Я сказала Черизи, что ее матери следует заниматься собственными делами и не совать нос в чужие. Даже Нана смотрит на это спокойно, а уж более старомодной особы в наши дни не сыскать. Ведет дневник, да еще и иллюстрирует его своими рисунками.
—Положим, ты представления не имеешь, что у нее в дневнике,— сказал я.— По крайней мере так должно быть.
В следующее мгновение нам с Бри надоело изображать докучливых взрослых, и мы расхохотались. В конце концов, у девочки переходный возраст, поэтому ей можно простить и двусмысленные загадки, и повышенное внимание к секретам других людей.
—Почему вы смеетесь?— спросил Али.— Узнали что-то смешное? Тогда и мне расскажите.
Поскольку я не мог передать малышу все то, о чем мы с Бри думали, мне, чтобы поднять ребенку настроение, оставалось одно: посадить его себе на плечи и в таком положении проделать весь оставшийся путь до школы.
—Через пять лет я тебе все расскажу,— пообещал я.
—А я и так все знаю,— ответил он, наклонившись к моему уху.— Вы с Бри любите друг друга. Подумаешь, тайна. Да об этом все говорят. Но лично я не вижу в этом ничего плохого.
—Вот и отлично.— Я, повернув голову, поцеловал его в щеку.
Мы провели мальчика на школьный двор через восточные ворота. В этой части школьной территории по двору носились такие же малыши, как и он сам. Дженни помахала брату сквозь металлические прутья ограды и крикнула:
—До скорого, недомерок! Помни, что я тебя люблю.
—До скорого, дылда,— последовал ответ.— Я тоже тебя люблю.
С тех пор как их старший брат Дэймиен уехал в Массачусетс, где учился в частной школе высшей ступени, готовясь к поступлению в колледж, Али и Дженни особенно сблизились и стали друзьями не разлей вода. По уик-эндам Али часто спал в комнате сестры на надувном матрасе, который именовался «гнездом».
Затем мы отвели Дженни к западному входу в противоположной части школьного участка, где прогуливались ученики постарше. На прощание она обняла нас и поцеловала. Я задержал дочь в своих объятиях чуть дольше, чем обычно.
—Я люблю тебя, дорогая. В этом мире для меня нет никого дороже, чем ты и твой брат.
Дженни огляделась, желая убедиться, что никто не слышит нас, и прошептала:
—Для меня тоже нет никого дороже, чем Али и ты, папочка.— Потом, почти мгновенно отвернувшись и даже не переведя дыхания, крикнула: — Черизи! Подожди меня!
Как только Дженни убежала, Бри взяла меня под руку.
—Так что тебе сказал малыш?— спросила она.— Будто все знают, что мы любим друг друга?
Я пожал плечами и улыбнулся.
—Ну, сказал. Так ведь слухи об этом давно циркулируют по соседству. В школе, разумеется, тоже.
С этими словами я наклонился и поцеловал ее.
А потом, поскольку поцелуй благотворно подействовал на Бри, поцеловал ее еще раз.
Глава шестая
К девяти утра, когда все мои близкие перецеловали меня, я почувствовал себя более или менее готовым к начинавшемуся в Дейли-билдинг брифингу и обещавшему быть весьма и весьма неприятным. Брифинг проводился в большом конференц-зале, который находился по диагонали от моего офиса. На брифинге должны были присутствовать все свободные от дежурства сотрудники полиции департаментов Д-1 и Д-2, а также Второго округа — то есть почти всех подразделений, отвечавших за поддержание закона и порядка в Джорджтауне.
Должен заметить: я все еще не мог осознать, что Элли стала жертвой этого ужасного преступления. Вернее, одной из жертв.
Офис главного судмедэксперта также прислал на совещание свою представительницу — доктора Полу Кук, вдумчивую исследовательницу с острым умом и обманчивой внешностью безвольной толстушки и рохли. Когда я пожимал Поле руку, уголки ее рта чуть заметно приподнялись. Я принял это за попытку улыбнуться и изобразил ответную улыбку.
—Спасибо, что пришли, Пола. Ваше присутствие на сегодняшнем брифинге трудно переоценить.
—Эта мясорубка — худшее, что я видела за последние четырнадцать лет,— сказала она.— Убитые и изуродованные дети, родители… Невозможно смотреть. Самое главное, что все это представляется совершенно лишенным смысла.
При входе мне вручили пачку фотографий с места преступления, и мы с Полой начали развешивать их на специальной доске, пришпиливая булавками. Я потребовал, чтобы снимки сделали покрупнее, примерно 11 на 14 дюймов. Собравшиеся в зале люди должны были проникнуться ощущением того, что произошло вчера в Джорджтауне, и испытать хотя бы подобие тех чувств, которые испытывал я.
—Вполне возможно, что это изолированный спонтанный акт насилия,— сказал я несколько минут спустя, стоя у доски с фотографиями и обращаясь к аудитории.— Однако на вашем месте я не стал бы рассчитывать на это. Чем глубже мы вникнем в данную ситуацию, тем лучше подготовимся к следующему подобному преступлению, а его вероятность нельзя сбрасывать со счетов.