или гениальную скульптуру, картину, конструкцию, или никчемное изделие, место которому на свалке. Одни и те же элементы при определенных условиях образуют сложнейшую биологическую молекулу, а могут остаться в виде разлагающегося мертвого тела или рассеянных компонентов. Разница колоссальная, и зависит она от степени организованности систем. Богданов постарался выстроить разрозненные факты в стройную научную систему знаний, которую назвал тектологией (от греческого «тектос» строение, структура). В самом общем виде организованность — это свойство целого быть больше суммы его частей. Но в чем это проявляется, по каким законам создается? Богданов обосновал такие ныне общепринятые понятия, как обратная связь (бирегуляция — по его терминологии), подвижное равновесие, уровни организованности, создал теорию моделирования, разработал основные схемы взаимодействия элементов сложных систем. Теоретические изыскания А. А. Богданова заложили основы двух современных областей знаний: кибернетики и общей теории систем, а также отчасти информатики, Казалось бы, имя замечательного русского мыслителя должно быть прославлено наряду с величайшими учеными и философами XX века. Однако до сих пор основоположником кибернетики продолжают называть Н. Винера, а общей теории систем — Л. Берталанфи…
ОБЪЕКТИВНЫЕ И СУБЪЕКТИВНЫЕ ФАКТОРЫ
В нашей стране термин «богдановщина» с тяжелой руки деборинцев стал сугубо ругательным. По этой причине на его труды не осмеливались ссылаться даже честные исследователи. Например, В. И. Вернадский в 20-е годы стал писать об «организованности биосферы», не ссылаясь при этом на Богданова. Его можно понять: деборинцы и так обвиняли Вернадского в идеализме и антимарксизме. Казалось бы, все ясно: апологеты марксизма-ленинизма подбили на взлете замечательные идеи русского мыслителя и обрекли страну на отставание в кибернетике, информатике, общей теории систем. Принципиальные противники коммунистической идеологии Н. Винер и Л. Берталанфи не упомянули в числе своих предшественников А. А. Богданова и сделали все, чтобы выпятить свой приоритет и предать забвению «организационную науку» Богданова. В действительности все обстоит не так просто. Говорить всерьез о нашем отставании в технической кибернетике не приходится. Без нее наша страна не смогла бы создать управляемые ракеты и запустить искусственные спутники Земли. Иное дело — теоретическая кибернетика в ее приложениях к организации науки и общества, управлению научно-техническим прогрессом. В этих областях не только отечественная, но и мировая наука понесла значительный урон из-за долгого замалчивания достижений Богданова. На первый взгляд такое утверждение может показаться преувеличением. Велика ль беда, что сугубо теоретическая, умозрительная наука не получила своевременного развития, а некоторые разделы ее оказались забытыми? Однако следует помнить: научный приоритет — дело не только личное, но и национальное, государственное. Интеллектуальный престиж страны сказывается на международных отношениях, демонстрирует ее потенциальные возможности. А это, безусловно, отражается и на том месте, которое занимает она на мировой арене. Не случайно Винер и Берталанфи были озабочены утверждением и личного приоритета в новых информационных дисциплинах, и приоритета своих стран, «капиталистической науки» в острой конкуренции с советской наукой. Быть может, кому-то теперь покажутся нелепыми, надуманными подобные противопоставления: мол, наука интернациональна, истина вне политики и т. п. Но реальная ситуация была и остается иной. И если в СССР кампания против «низкопоклонства перед Западом» проводилась явно и гласно, то в буржуазных странах сторонников социалистических идей советского толка задавливали и замалчивали исподволь, тайно. А ведь Богданов до конца своих дней оставался закоренелым коллективистом, коммунистом не по партийной принадлежности, а по убеждению и образу жизни. Вот и получилось, что он оказался неугоден как советским, так и буржуазным идеологам.