Белое, красное и креплёное... Что там ещё-то?
Без закуски? Без закуски!
За искусство? За искусство!
Классный наставник — Нина Петровна
20 лет в училище — опыт огромный
Заглянула как-то раз
Навестить свой новый класс.
Дверь открыв остолбенела
Моментально побледнела
И попятилась назад
Гоморра и Содом!
Пьяный сумасшедший дом!
«Дорогой ты наш учитель!» — от восторга все визжали.
«А ты, Нинка, наша Нинка!
Наливай на брудершафт».
А под грязною простынкой 2 отличника лежат.
«Нинка! Закуси капустой!
За искусство? За искусство!»
«Ребята, художники всех стран!..»
Рука набита — разлив искусно
Максим влил в глотку четвёртый стакан.
Нинка рюмку пригубила, и еще, и еще
Осчастливил кто-то справа —
Робко сел ей на плечо.
«Нинка, что, в стакане пусто?»
«Ну-ка, Нинка, за искусство!»
«Нет ребятки выпьем нынче
За Леонарда да Винчи!»
Всем пятёрки она ставит,
Надышавши на стекле
А потом в одной рубашке
Пляшет танго на столе
Гуляй веселей! Вина-водки не жалей!
Удивляя совершенством принимающихся поз
Двое стоя в коридоре тренируются взасос
— Я люблю!
— И я люблю!
— Я тебя
— И я тебя
— Кто ты?
— Колька
— И я Колька. Это ж надо Колек сколько.
— Все сроднились, все слюбились
От любви к искусству спились
Общежитие — общепитие
Туалеты «Мэ» и «Жэ» пересмотрены уже
Лампочки перебиты...
И теперь в кромешной тьме
Куда хочешь заходи ты
Хочешь в «Жэ», а хочешь в «Мэ»
Здесь и там, там и тут
Стыд и срам: все блюют
Что украли, что пропили
Что продали, что разбили
Общага — наш дом, наливай — долбанём
Артур, давай за сюсюреализм,
За фрески Репина ей-богу выпить стоит
А этот, как его, по-моему, Ван-Гоголь
Вот гениальное и вместе с тем простое
А помнишь, Левитан, его «Девятый вал»...
Пора и нам прославить бы свой век
Ведь даже первобытный человек
И тот на стенах что-то рисовал
Ну, бухнем, как говорится
И за наш с тобой талант
На реку пошел топиться
Поседевший комендант.
Что нам ваша Донна Саммер, 33 и 1/3
Раз Артурка нынче сам нам
Нашу песню будет петь:
«Художник, художник, художник молодой!
Нарисуй нам женщину...» Все хором: «...с бородой!»
За иконопись Рублёва
Вермут наливай рублёвый
Да здравствует Врубель
Портвейн ценой в рубель.
Эх-ма!!! Гуляй веселей!
Каблуков не жалей!..
Вскоре уснули,
Сном тяжёлым забывшись
Летели снежинки из разбитого окна
А за окном хихикала
Глупая, пьяная в стельку
Луна.
1978
(Приводится по рукописи)
«Ты поутру взглянул в своё окно...»
Ты поутру взглянул в своё окно,
И небо было ласковым и ясным.
Тебе казалось — будет день прекрасным
И в нем чему-то сбыться суждено.
Тебе казалось — что-то впереди,
Такое, что не каждому дается.
Смеялся, как довольная смеется
Красавица, что в зеркало глядит.
Ты сознавал свой будущий удел.
И избранность, среди различных прочих.
Они казались до смешного проще,
И ты великодушно их жалел.
Казалось — много света и тепла
Тебе дано. И ты без сожаленья
Смотрел однажды, как по той аллее
Единственная женщина ушла.
Неслышно удалилась по аллее.
А то, что было где-то впереди,
То ни на шаг к тебе не приближалось.
Но торопиться некуда, казалось,
Ты это без конца себе твердил.
Чего ты ждал? Того ли ты достиг?
Плетёшься ты среди таких же ждущих.
И ненавидишь впереди идущих,
И презираешь всех, кто позади.
От солнца ты спешишь укрыться в тень.
И кутаешься, если дует ветер,
И вот уж вечер. Разве ты заметил,
Как он прошёл, единственный твой день?
1979
(Приводится по рукописи)
«Давно погашены огни...»
Давно погашены огни,
Но в зале старом
Тот музыкант не положил гитару...
Он просто не заметил,
Как они
Ушли, те двое-трое зрителей
Случайных...
Но ты, шагая сквозь свою пустыню,
Услышал, как к шагам твоим печальным
Вдруг примешался одинокий блюз...
Танцуй, танцуй свой одинокий блюз,
Танцуй, пока не свалишься однажды,
Танцуй, танцуй свой одинокий блюз,
Танцуй, пока не свалишься однажды...
Тогда тот музыкант неслышно встанет,
Раскланяется грустно — и растает...
И всё ж, пока бредешь через пустыню
Танцуй, танцуй свой одинокий блюз,
Танцуй, танцуй, пока не свалишься однажды...
1980 (?)
(Приводится по авторской распечатке)
«Ах, до чего ж веселенькая дата!..»
Ах, до чего ж веселенькая дата!
В углу притих парящий на весу
Мой добрый Ангел. Словно виноватый
Смущенно ковыряется в носу.
Налью ему. Что на него сердиться?
У нас с ним, право, общая беда.
Совсем не там нам привелось родиться.
А если там — то, значит, не тогда.
Здесь тупиком кончается дорога.
Любого цвета флаг повесьте на сарай —
В нем все равно и пыльно, и убого.
Здесь скучно. Самого занюханного бога
Не привлечет наш неказистый рай.
Давным-давно здесь время захромало.
С тех пор любому в голову стреляй —
Увидишь сам — прольется слишком мало
Холодного, густого киселя.
Бездарный повар, принявшись варить
Его, не справился с упрямыми комками.
И вот уже давно погасло пламя.
И некому дровишек нарубить.
Здесь нет дождя. Бывает просто сыро.
Здесь неба нет, а только кислород.
Давным-давно — слыхали? — пятая часть мира
Превращена в бесплодный огород.
Здесь нет цветов, конечно, никаких.
Здесь, правда, вызревают помидоры,
Которым пятки чешут сорняки,
И по утрам слагают гимны хором.
...Кричать! Куда там... Не хватает голоса.
Нелепо и ужасно тяжело
Себя за коротко постриженные волосы
Тянуть из вязких и гнилых болот.
1980
(Приводится по рукописи)
Ничего не случилось[1]
Я сегодня устал. Стал сегодня послушным.
Но не нужно похвал равнодушных и скучных.
И не стоит труда ваша праздная милость
Что со мной? Ерунда... Ничего не случилось.
Цепи долгого сна неразрывны и прочны.
И в квадрате окна ночь сменяется ночью.
В этом медленном сне мне единой наградой
Всех лежачих камней пересохшая правда.
Мелко тлеет костер... Наконец, я спокоен.
Пыль надежд моих стер я холодной рукою
И заснул до утра. А наутро приснилось,
Все, что было вчера, да со мной
Не случилось.
1981
(Приводится по рукописи, 1981)
«Оковы тяжкие упали...»
Оковы тяжкие упали
Темницы рухнули — и вот
Открылись голубые дали
Всем, кто кривил в присягах рот.
Октябрьский ветер пел недолго,
Недолго ветер ликовал.
Церквям — пожар, поэтов — в Волгу
И новый царь к кормилу встал.
Он не в короне, а в фуражке
Во лбу не бриллиант — звезда
И в той метели новой, страшной
Волками выли поезда.
Россия, бедная Россия!
Как часто мы с тобой вдвоём
Ломаем руки от бессилья
И водку пьем...
1981
(Приводится по списку Анастасии Рохлиной)
Окоп
Всю ночь я рыл окоп. Рубил лопатой
Тела давно забытых мертвецов
Они мне зубы скалили в лицо
И я колол их черепа прикладом.
И падал снег. И звезды громко выли.
И никуда спешить не нужно было мне.
Улечься поудобнее в могиле
Ещё хватало времени вполне.
Ко мне уже слеталось воронье,
Голодные, безумные вороны...
Я медленно считал свои патроны,
Последнее сокровище свое
Рассвет лепил бездарнейшую плесень,
И долго полз ко мне безногий день.
Я молча ждал, когда же из-за леса
Появится привычная мишень...
Я твёрдо их решил не пропустить
Я честно ждал, доверенно и строго,
Но, вот беда, забыв меня спросить,
Они прошли совсем другой дорогой
И о колено разломив ружьё,
Я отряхнулся, с плеч сорвал погоны
Побрёл домой, разбрасывал патроны,
Последнее сокровище своё.
И — как смешно — я не нашёл оконца
Где хоть немного ждали бы меня.
А вороны уже клевали солнце
Слепое солнце завтрашнего дня.
1981
(Приводится по списку Анастасии Рохлиной)
«Светилась лампочка. И капала вода...» / Поэтам
Светилась лампочка. И капала вода...