Александр Беляев — страница 42 из 79

К какой-то цели всё неясной и высокой

Стремится он неопытной душой…

Сатана не успел еще договорить, а духи уже все поняли:

О Сатана, кого назвал ты нам!

Сей дон Жуан любимец есть природы,

Он призван к подвигам и благостным делам.

Пред ним преклонятся народы,

Он будет славен до конца,

Он стражей огражден небесной неприступно,

К нему ты не прострешь руки своей преступной —

Познай: сей дон Жуан избранник есть творца!

Сатана

Мой также. Я давно его заметил.

Я знаю, сколь удел его в грядущем светел,

И, юношу всем сердцем возлюбя,

Я сделаю его похожим на себя.

И, наслаждаясь переполохом небожителей, Сатана раскрывает детали своего, воистину дьявольского, плана:

Любую женщину возьмем как данный пункт;

Коль кверху продолжим ее мы очертанье,

То наша линия, как я уже сказал,

Прямехонько в ее упрется идеал,

<…>

Я этот прототип, не зримый никому,

Из дружбы покажу любимцу моему.

Пусть в каждом личике, хоть несколько годящем,

Какое бы себе он ни избрал,

Он вместо копии всё зрит оригинал,

<…>

Когда ж захочет он, моим огнем палим,

В объятиях любви найти себе блаженство,

Исчезнет для него виденье совершенства

И женщина, как есть, появится пред ним.

Так с волей пламенной, с упорством на челе,

С отчаяньем в груди, со страстию во взоре

Небесное Жуан пусть ищет на земле

И в каждом торжестве себе готовит горе!

Духи, со своей стороны, полны решимости отстоять бессмертную душу юноши от соблазна:

О братья, окружим незримою толпой

Младое сердце дон Жуана,

С врагом в упорный вступим бой,

Да не свершит над ним обмана!

Затем, после многочисленных и однообразных приключений, дон Жуан встречает донну Анну и понимает, что встретил, наконец, свою истинную любовь. А донна Анна узнает в дон Жуане убийцу своего отца — Командора — и принимает яд.

О ее смерти дон Жуана извещает статуя Командора, призывая подумать о душе. Но дон Жуан, восклицая:

К чему душа, когда любовь погибла! —

бросается со шпагой на статую. Шпага ломается, дон Жуан в отчаянии кричит:

Любил я! Горе, горе!

В нее поверив, я поверил в бога —

Но поздно! Все погибло с нею — все…

<…>

Кляну молитву, рай, блаженство, душу —

И как в безверье я не покорялся,

Так, верящий, теперь не покорюсь!

Командор рукой касается дон Жуана, и тот падает мертвым. Статуя исчезает.

Сатана посрамлен — дон Жуан поверил в Бога. Но и Богу он не достался…

В свой последний час Штирнер освобождает Эльзу от внушенной влюбленности и кончает с собой — убивает в себе Штирнера и превращается в Штерна. Затем Качинский, по просьбе Эльзы, вызывает из небытия дух Штирнера, и Эльза убеждается, что в смерти банкира Готлиба тот не повинен. А значит, труп Командора между двумя сердцами не стоит. И как только Штерн встретит Эльзу, любовь снова вспыхнет в его сердце, и все понявшая Эльза полюбит Штерна, уже отдавшего однажды жизнь за ее любовь. Вот оно — воскресение и райское блаженство! Царство Божие для людей, отказавшихся от всего страшного и опасного в себе. И уже не отличимых от покорных скотов.

Глава шестнадцатаяСЕМЬ ЦВЕТОВ РАДИО

«В фантастических романах главное это было радио. При нем ожидалось счастье человечества. Вот радио есть, а счастья нет».

Этот афоризм из «Записных книжек» Ильи Ильфа[247] широко известен. А известное вопросов не вызывает… Их никто и не задавал…

И правильно делали, что не спрашивали, потому что не была таких фантастических романов — во множественном числе. А был один-единственный. Назывался он «Борьба в эфире», и написал его Александр Беляев. Только здесь обитатели романа обязаны своей счастливой жизнью радиоволнам. Вначале герою показалось даже, что он попал в сумасшедший дом — ходят по аллеям одинокие люди и разговаривают сами с собой. А они всего лишь беседуют по радиотелефону. И в гости ходить не надо — захотел повидаться с приятелем, включи экран и общайся. И театров больше нет, то есть нет зрительных залов, одна сцена — сиди дома в кресле и смотри. И школьных зданий не нужно строить — один учитель вещает на сотни тысяч учеников. А свет и тепло тоже доставляют по радио… Да что там свет и тепло — теперь годами можно лицезреть любимого супруга на экране, не рискуя испортить семейных отношений физическим контактом! Короче, всеобщее счастье! Оттого и столица этой чудесной страны называется Радиополис. Таким вначале было и название романа.

Понятно, что перед нами утопия. Определение жанра можно даже сузить: ведомственная утопия — первоначально роман был напечатан в журнале «Жизнь и техника связи». И не просто напечатан — в «Предисловии» от редакции сказано:

«По просьбе редакции, литератор А. Р. Беляев, разделяющий литературный труд с работой в нашем ведомстве, написал специально для журнала „Жизнь и техника связи“ научно-фантастическую повесть „Радиополис“».

Иными словами, роман написан по заказу Наркомата почт и телеграфов, ведающего и радиосвязью. Захотелось ведомству раскрасить громадье своих планов кистью художника.

Пользовался ли Беляев еще чьей-нибудь подсказкой? Несомненно — Владимира Маяковского. Тот в 1925 году (и тоже по заказу) напечатал поэму «Летающий пролетарий», в которой было все, что надо: и будущее — на сто лет вперед, 2125 год; и война между буржуйской Америкой и Советской Евразией; и воздушные битвы; и описание банных радостей при коммунизме:

Прислуг — никаких!

                          Кнопкой званная,

сама

        под ним

                         расплескалась ванная.

Намылила

           вначале —

и пошла:

                   скребет и мочалит…

И самое главное — радио: у Маяковского оно стало самым могучим оружием пролетариата: отряд советских смельчаков захватил нью-йоркскую радиостанцию и —

Качаясь мерно,

громкоговорители

раздували голоса

лучших

ораторов Коминтерна.

Ничего!

Ни связать,

ни забрать его —

радио.

Стоило только подключить американских рабочих к советской радиоточке, как капитализм тут же зашатался и рухнул:

Видим,

у них —

сумятица.

Вышли рабочие,

полиция пятится.

<…>

Для нас

приготовленные мины

миллиардерам

кладут под домины.

Знаменами

себя

осеня,

атаковывают

арсенал.

Совсем как в Москве

столетья назад

Октябрьская

разрасталась гроза.

В 1928 году роман — уже под именем «Борьба в эфире» — был включен в одноименный авторский сборник. Книжная версия не во всем совпадаете журнальной. Относительно причин этих различий было высказано два мнения: в журнале роман подвергся сокращению, или, напротив, для книги роман был доработан и дополнен.

Действительно, книжный текст подвергся стилистической правке — многие неловкие выражения выправлены, некоторые слова заменены (например, вместо «стал» почти всюду поставлено слово «начал»)…

Что-то дополнено — например батальные сцены. С другой стороны, ряд батальных сцен, имевшихся в журнале, в книгу не вошел… А некоторые куски были переставлены — из одних глав в другие.

Какие-то перемены поддаются объяснению. Например, в журнале действиями вооруженных сил трудящихся руководил Военно-революционный совет. Но год спустя — в 1928-м — ни о чем таком в романе уже и речи нет. В чем дело? А в том, что орган с таким же почти названием — Революционный военный совет республики — существовал и в Советской России, и бессменным (до января 1925 года) председателем Реввоенсовета был Л. Д. Троцкий. Окончание романа появилось в сентябрьском номере журнала. Но не прошло и двух месяцев, как Троцкого исключили из партии и уже 17 января 1928-го отправили в ссылку в Алма-Ату. С тех пор все, что могло напомнить о Троцком, безжалостно вымарывалось из истории и, как мы видим, из революционных войн будущего…

А вот перестановку фрагментов — из одной главы в другую — политикой уже не объяснишь. Например, когда герою романа излагают принципы новой эстетики — про то, насколько лысая женщина без зубов и вторичных половых признаков соблазнительней своего старинного (из XX века) аналога… Если бы автор (или редактор) подобную ахинею просто вычеркнул, все было бы понятно… Но сменилось лишь расписание лекций: в журнале героя поучает инженер Ли в шестой главе, а в книге — историк Эль в главе пятой. Для чего понадобилось производить такую операцию?

Вчитаемся в журнальную версию:

«— Садитесь, — сказал Ли. И, осмотрев меня, продолжал: — Вам лучше снять волосы, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Представление о красоте изменилось в связи с тем, что физическая природа наша кое-что потеряла в новых условиях культуры. Мы все более теряем волосы. Вы уже знаете, что мы не едим твердой пиши. Нам не нужны зубы. Естественно, что без работы они должны атрофироваться.

— Но у вас есть зубы. Они искусственные? — спросил я. — Значит, ваша новая эстетика делает исключение для „звериных“ зубов?

— Не совсем так. Зубы отвратительны. Но они еще не исчезли у нас совершенно, хотя и очень слабо держатся. Через несколько поколений люди станут совершенно беззубыми, нижняя челюсть превратится в маленький придаток.