Илья тем временем поднялся из-за стола и направился в кабинет императора, чтобы доложить о прибывших офицерах.
Кочубей ещё с минуту постоял, глядя на стол секретаря, а потом развернулся и вышел из приёмной, чтобы не подвергаться соблазну. Сегодня Толстые устраивают вечер, и вроде бы он слышал, что Скворцов хотел прийти. Вот там он и поинтересуется, кого именно в скором времени попросят освободить придворную должность.
Сегодняшнее утро началось для меня с небольшого происшествия. Не успел я позавтракать с семьёй и ловко примазавшимся к нашим завтракам Строгановым, как приехал Ростопчин. Московский генерал-губернатор смотрел на меня взглядом побитой собаки, и явно не решался высказаться.
— Что, Фёдор Васильевич? — спросил я его, поторапливая с ответом. — Да не молчи! Что случилось?
— Табличку с номером резиденции генерал-губернатора сорвал кто-то ночью, ваше величество. Это уже пятый раз за неполные три недели происходит, и есть у меня подозрение, что кто-то из своих руку прикладывает и пакостит исподтишка, — быстро ответил Ростопчин.
— Тьфу, — я на мгновение глаза прикрыл. — А я-то уже действительно подумал, что произошло что-то непоправимое. Вы меня, Фёдор Васильевич, больше так не пугайте.
— Я и не стремился вас напугать, ваше величество. Просто я должен своим примером демонстрировать выполнение указов о нумерации домов. И делать это неукоснительно, а здесь такое, — и он сложил руки в молитвенном жесте.
— Что там такого на той табличке, что от неё пытаются всеми силами избавиться? — спросил я, краем глаза отмечая, что из столовой начали выходить мои домочадцы. Ростопчин-то меня со своими табличками прямо на выходе из столовой поймал. А так как в Москве он мог ко мне заваливаться без доклада, то понятно, почему мы всё ещё торчали в коридоре.
— Дом под номером тринадцать, — поморщившись, ответил Ростопчин. — И Архаров отказывается своих сыщиков посылать, чтобы это преступление расследовать! И это после всего того, что я пытаюсь для него делать!
— И я его понимаю, — пробормотал я, начиная двигаться в направлении кабинета. Ростопчин вынужден был идти следом за мной. — Фёдор Васильевич, что вы от меня хотите? Чтобы я лично по ночам караулил вашу табличку? Или чтобы Скворцова с Раевским отправил? Я не понимаю.
— Я хочу просить ваше величество. Нет, я хочу умолять вас: прибейте эту чёртову табличку собственноручно. И тогда ни одна морда не осмелится её сорвать. А ежели сорвёт, то Николай Петрович будет вынужден искать гниду, посмевшую сотворить такое, — Ростопчин слегка обогнал меня и теперь бежал, пытаясь заглянуть в лицо.
— Фёдор Васильевич, — я чуть не запнулся о собственную ногу, когда его услышал. — Вы в своём уме?
— Конечно, — он смотрел вовсе не заискивающе. — И кому как не вам, ваше величество, стоять на защите закона? А закон гласит однозначно: каждому участку под домом должен быть присвоен номер, и этот номер должен отображаться на табличке, приколоченной к дому. Здесь же речь идёт о казённом доме, не просто о какой-то там хибаре. Кстати, на хибары мы тоже таблички приколотили. Деньги из городской казны выделили, чтобы полностью всё в соответствие привести. Не у всех есть возможность тратиться на таблички, когда на хлеб иной раз не хватает.
— О, ваше величество, я случайно услышала ваш разговор с Фёдором Васильевичем, — голос жены из-за спины прозвучал довольно неожиданно. Как оказалось, меня догнала Лиза. Я остановился, не дойдя до кабинета пятнадцати шагов. Вокруг меня начала образовываться небольшая толпа. — По-моему, мы вполне можем поехать на прогулку и приколотить табличку.
— Саша, мы едем табличку приколачивать? — мне под руку влез Николай. Его тёмные глаза блестели с любопытством.
— Эм, — протянул я, глядя на Ростопчина с плохо скрываемым раздражением. — Не думаю, что это хорошая…
— А по-моему, идея замечательная, — Лиза подхватила меня под руку, на мгновение прижавшись грудью.
— Ладно, хорошо, собирайтесь, поедем с Фёдором Васильевичем табличку к дому приколачивать, — я махнул рукой. — Юра! — Рядом со мной тут же материализовался Бобров. — Прикажи седлать Марса. И приготовьте сани для её величества и детей. Сопровождать меня будешь ты, и найди Филиппа Розина.
— Слушаюсь, ваше величество, — Бобров коротко поклонился и побежал выполнять распоряжение.
Я же повернулся к Новикову и графине Ливен, воспитателям моих младших братьев и сестёр.
— Полагаю, Мише и Анне тоже будет интересно посмотреть, как я прибиваю табличку. Так что собирайте ваших воспитанников на эту спонтанную прогулку, и собирайтесь сами. А то боюсь, ее величеству будет сложно уследить за таким количеством весьма активных детей, — распорядился я и пошёл одеваться.
День был солнечным и морозным. Когда я вышел на крыльцо, поправляя на голове двууголку, отороченную мехом, достаточно тёплую, чтобы уши не замёрзли, то увидел, как в массивные сани, где уже сидела Елизавета с самыми младшими детьми, взбирается Екатерина.
— Ты решила составить нам компанию, Катя? — я подошёл к саням, пристально глядя на младшую сестру, в которой подростковое бунтарство вышло на какой-то космический уровень. Подозреваю, что в этом виновата мать, с которой Екатерина была очень близка.
— Я тоже хочу посмотреть, Саша, как ты что-то приколачиваешь, — она ослепительно мне улыбнулась, а я лишь покачал головой.
В этот момент ко мне подвели Марса, и я вскочил в седло, дав отмашку трогаться.
В итоге табличку прибивали чуть ли не всем семейством. Она оказалась огромной, и я просто не мог одновременно и удерживать ее, и прибивать. Помогали мне Николай, Екатерина и Елизавета. В стороне прыгали и хлопали в ладоши Миша с Анной, а вокруг нас бегал Растопчин и больше мешал, чем помогал. Лиза с Катей смеялись и из-за этого табличка постоянно сдвигалась. И лишь один Коля отнесся к порученному делу ответственно.
— Так, хватит, — я прекратил этот балаган после того, как едва не саданул молотком себе по пальцам. — Филипп, Бобров, смените её высочество и её величество. Вы что, не видите, наши дамы устали, — процедил я и повернулся к Ростопчину. — Фёдор Васильевич, ты зачем такую огромную сделал? — после пятнадцати минут безуспешной работы я уже не мог заставить себя обращаться к нему на «вы».
— Ну как же, ваше величество… — и наш градоначальник развёл руками. — Чтобы выглядело солидно и красиво.
— Или чтобы воры замучились её отдирать? — я снова поднял молоток. — Только, по-моему, она ещё больше внимания привлекает.
До стандартизации было ещё очень далеко, сомневаюсь, что я при своей жизни смогу её ввести в обиход. Поэтому все изгалялись кто во что горазд, в том числе и с этими табличками. Только те, которые на хибары за казённый счёт пошли, были небольшими, скромными и мне нравились гораздо больше, чем вот такие огромные и вычурные.
С помощью Розина и Боброва дело пошло веселее. Николая я не отослал, и он гордо придерживал эту проклятую табличку за самый краешек. Когда я, наконец, вбил последний гвоздь и протянул молоток Ростопчину, то выдохнул с облегчением.
— Всё, Фёдор Васильевич, вот ваша табличка. Дальше, будьте так добры, сами разбирайтесь, — и я направился к Марсу, махнув рукой, чтобы уезжаем.
А вообще, поездка удалась. Мне было приятно видеть весёлые и довольные лица своих домочадцев. Лиза так вообще словно светилась изнутри, я даже залюбовался, когда скакал рядом с её санями. Она прикрыла лицо пушистой муфтой и стрельнула в меня томным взглядом. Ух ты, моя жена со мной флиртует? Что-то даже как-то жарковато стало. Всё-таки я правильно сделал, что согласился на эту нелепую поездку, пусть она Зимина чуть до инфаркта не довела. Не любил Василий Иванович таких вот спонтанных выездов. Но это уже его личные трудности.
Но весь день так хорошо продолжаться не мог. Как только я вошёл в кабинет, притащился Кочубей. Он всех ревизоров разослал по городам и весям нашей необъятной, и теперь откровенно скучал, ожидая, когда они начнут присылать донесения о первых результатах проверок.
— Что-то случилось, Витя? — спросил я у него, поднимая взгляд от бумаг с отчётом Васильева, снова назначенного на место казначея.
— До меня дошли слухи, что король Георг сильно болен. И что принц Уэльский недолго будет находиться под арестом, — сказал Кочубей, садясь напротив меня, когда я сделал разрешающий знак.
— Печальные слухи, — я откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. Вот же, проклятье. Мне проще было бы, если бы Георг, поддавшись своей шизоидной паранойе, втихаря удавил сыночка. Ну а там партии сцепились бы друг с другом за такой ценный приз, как королевский трон, точнее, за влияние на следующего принца Уэльского, и им стало бы резко не до России. Пока, во всяком случае.
— Возможно, следует подумать о том, чтобы заключить союз с Англией? — как бы невзначай добавил Кочубей. А, ну да, он же в известной мне истории топил за этот союз и даже разругался с Александром после заключения Тильзитского мира.
— Нет, — я отрицательно покачал головой. — Они нас предали, Витя. Ты же понимаешь, что король Георг, как бы сильно он ни был болен, не самостоятельно принимал это решение. Так что, нет. Что-то ещё?
— Да, я думал над отменой крепостного права, — немного меланхолично произнёс он. — Ведь в итоге мы хотим прийти именно к этой реформе?
— Это и не скрывалось, когда затевалась большая проверка, — я продолжал внимательно смотреть на него. — И что же ты придумал?
— Крестьян нельзя освобождать из крепости без земли, — начал он. — Я думаю, нужно проверить, как это работает в Эстляндии…
— Нет, — я покачал головой. — И нет на все твои предложения. Мы не будем ничего делить и создавать какие-то особые экономические зоны. Также мы не будем освобождать крестьян вместе с землёй. Земля земле рознь, и полностью сделать счастливыми абсолютно всех, ни у тебя, ни у меня не получится. Обязательно останутся недовольные.
— Это, неправильно…