Главным наступательным оружием гоплиту служило длинное копье (дори). Завоеванные территории считались «взятыми на копье». В пьесе «Персы» Эсхил живо изображает Греко-персидские войны как некое состязание между восточным луком и греческим копьем. Росписи ваз обычно показывают копье гоплита более коротким, чем в действительности, ибо так оно лучше смотрится, но попадаются и варианты, когда художники соблюдают пропорции — длина же оружия доходила порой почти до 3 м. Только ясень мог дать древко нужной длины, обеспечив при этом необходимую для применения в бою легкость. Хотя ясень произрастал в горных районах Греции, оружейники многих городов завозили необходимый материал из Македонии или других стран Балканского региона.
Изготовители раскалывали прямые и длинные зрелые стволы на заготовки, каковые обрабатывали, делали круглыми и гладкими, получая таким образом древки. Бронзовые или железные наконечники и подтоки производились в отдельных мастерских кузнецами, после чего металлические детали закрепляли, соответственно, на более узкой и широкой, или тыльной, части древка. Далее оставалось только снабдить копье рукоятью, расположенной по центру массы изделия. Помимо копья, гоплит времен Пелопоннесской войны вооружался наиболее распространенным в ту пору мечом (кейфом), снабженным прямой гардой, делавшей его похожим на распятие, и прямым обоюдоострым клинком, по форме напоминавшим лист с расширением в направлении острия. (Адам Хук © Издательский дом «Оспри».)
Эфебов редко отправляли воевать до окончания срока обучения, хотя такое и случалось, но, как правило, в случае вражеского вторжения и возникновения действительно очень большой опасности для государства. Кроме того, граждане не подлежали призыву на службу за границами государства после достижения ими определенного возраста. В Афинах максимальная планка мобилизации в зарубежный поход составляла 50 лет, тогда как дома от граждан ожидали готовности защищать отечество вплоть до 60. Все это означало, что в любой момент в рядах войска могли оказаться люди 42 возрастных ступеней.
Во всех греческих государствах с конституционной формой правления вопросы войны и мира обсуждались на ассамблеях, или на собраниях всех граждан мужского пола, закончивших военное обучение. Если принималось решение выступить с оружием, участники ассамблеи обращались к теме количества потребных им на сей раз воинов. Существовало несколько уровней — от полной мобилизации до призыва части возрастов всех племен и вплоть до лиц определенного возраста лишь от некоторых из них.
Битва гоплитов до известной степени представляла собой этакое ритуальное действо — целью сражения служило скорее одоление противника, а не его уничтожение. Греки развили военные приемы, названные позднее «западным способом войны», под каковым подразумевается лобовое столкновение бывалых солдат-фермеров во широком поле, где все сходились с целью демонстрации отваги, храбрости и физической ловкости. Поля таких битв обычно становились свидетелями яростных, но относительно коротких схваток, продолжавшихся, как правило, не более часа или двух. Все участники боя выкладывались в полном смысле до предела физически и психологически, когда же все заканчивалось, о новом сражении никто уже не думал — о разногласиях забывали на год, а то и более.
Тот факт, что гоплиты предпочитали выискивать наиболее ровные участки местности для боя, не укрылся, в частности, и от внимания Мардония, каковой отметил данное обстоятельство в речи перед царем Персии Ксерксом: «Так, объявив друг другу войну, они {эллины} ищут прекрасное и гладкое поле битвы и там сражаются» (Геродот, История, 7.9.1 [по пер. Г. А. Стратановского; взятый в фигурные скобки текст в цитатах здесь и далее мой. —А.К.]). Хотя Мардоний ошибочно полагал, что греки столь привержены избранному способу ведения боевых действий исключительно вследствие их невежества и глупости, приведенное выше утверждение неопровержимо. Любое неожиданное препятствие могло полностью остановить продвижение фаланги или расстроить порядки, а Аристотель сообщает нам о возможности разрушения строя даже в том случае, если воинам приходилось переходить через узенький ручеек. Вот почему полководцы старались выбирать ровные пространства для сражений.
Когда военачальник, или «генерал» (стратег), вводил в бой гоплитов, он уже мало что мог изменить, поскольку войско почти или вовсе не поддавалось командованию. При столь ограниченной способности к маневру полководцы обычно занимали место в передних рядах фаланги и бились там с врагом плечом к плечу со своими воинами на протяжении всего сражения. Данная тенденция приводила к частой гибели военачальников. В большинстве случаев самым важным для полководца бывало не продемонстрировать стратегические или тактические таланты, а показать храбрость в бою.
Поскольку греческие гоплиты состояли по большей части из фермеров, или крестьян-земледельцев, они, по вполне понятным причинам, неохотно покидали собственные хозяйства на длительные периоды. Государства же со своей стороны обычно не располагали достаточным количеством наличности для закупки провианта и компенсации гоплитам их материальных потерь за время отсутствия на фермах. Следовательно, вряд ли стоило ожидать от гоплитов готовности выступить в продолжительный поход. Поэтому греческим полководцам приходилось прибегать к военной стратегии, способной принести плоды на политическом поле за возможно более короткое время. В результате до представления эффективной осадной «артиллерии» в середине 4-го века большинство греческих государств не располагало средствами и ресурсами для ведения осад городов противника в течение долгих месяцев, а если потребуется, и лет. Кроме того, этика военного дела гоплитов и практические ограничения, связанные с тяжелым снаряжением, приводили к тому, что гоплиты оказывались весьма скверно подготовленными к преодолению трудностей, возникавших при необходимости подавлять неприятельскую оборону на укрепленных позициях.
Щит гоплита — вот что прежде всего делало жизнеспособным строй фаланги. Половина щита закрывала пространство далее за левой рукой гоплита. Если воин слева от него располагался в буквальном смысле плечом к плечу с товарищем, щит защищал половину его тела. Следовательно, гоплиты строились тесными порядками, образуя перед собой стену из щитов. Когда же строй оказывался разомкнутым, все преимущества щита утрачивались: как отмечал Плутарх («Нравственные сочинения»), доспехи гоплита годились для защиты его одного, тогда как щит прикрывал соседа. Отсюда и напутствие спартанской матери, говорившей сыну: «с ним или на нем» («Нравственные сочинения»). Суть фразы в том, чтобы он вернулся победителем со щитом в руке или же, если придется биться до конца, умер с честью и был вынесен мертвым на щите после того, как битва окончится.
Коль скоро сама по себе фаланга уже диктовала тактику, два построенных в фаланги войска направлялись прямо друг на друга, переходя на бег буквально за несколько метров до столкновения, а когда оно происходило, принимались колоть и давить одно другое. Фукидид отмечает тенденцию наступающей фаланги к заносу вправо («Пелопоннесская война», 5.71.1) — этакий загиб фаланги, каковое явление отмечалось также и в македонской армии. Воинов на правой крайней оконечности обычно сносило еще дальше вправо, то ли из инстинктивного страха бойцов подставить врагу не полностью прикрытую щитом сторону тела, то ли из стремления высвободить место для удобства действия копьем, или же, возможно, в силу обеих вышеназванных причин. Остальная часть фаланги, что вполне естественно, делала то же самое — каждый гоплит спешил прикрыться щитом товарища у себя справа, поддержать монолитность линии и не допустить образования «окон». Таким образом, правый фланг всегда выказывал склонность немного охватывать неприятельский левый.
Фаланга представляла собой глубокое построение, обычно по 8-12 рядов гоплитов. При такой плотности только первые две шеренги могли применять копья в рукопашной, целясь в уязвимые места противника, все прочие, начиная с третьей шеренги и далее, усиливали толкающее действие массы воинов. На практике такое давление, по всей вероятности, осуществлялось за счет приложения щита в спинной прогиб воина прямо впереди и упора левого плеча под кромку, далее оставалось только давить, как бы поднимая впереди стоящего, упираясь при этом изо всех сил ногами в землю. Фукидид («Пелопоннесская война») и Ксенофонт («Греческая история», 4.3.19, 6.4.14, с£, «Воспоминания о Сократе», 3.1.18) обычно говорят о «выдавливании» впереди стоящих в ближнем бою гоплитов. Однажды пережив такое, участник битвы в строю тяжелой пехоты не мог уже с легкостью забыть о приобретенном опыте, и Аристофан вкладывает в уста хора ветеранов-гоплитов такие слова: «Выступив с копьем и щитом, мы бились с ними... каждый муж против мужа... мы нажимали на них с помощью богов до вечера» {«Осы», 1 1.1081-85). Вот почему прозвучал при Левктрах тот знаменитый клич Эпаминонда, впервые построившего фалангу глубиной в 50 шеренг: «Еще один шажок вперед!» (Полиен, 2.3.2, cf. 3.9.27, 4.3.8).
На представленной здесь иллюстрации показан момент после битвы гоплитов в период 360-х, когда снаряжение тяжелой пехоты в Греции радикальным образом изменилось в результате едва ли не революционного новаторства в военном деле, неразрывно связанного с его первооткрывателем — фиванским полководцем Эпаминондом, методы которого позднее довели до совершенства цари Македонии. «Мускульный» панцирь спустился ниже и начал прикрывать пах, что, правда, неизбежно осложняло сидение или даже наклоны в таких доспехах. Начертанные на щитах монограммы есть символика Ахейской и Аркадийской лиг.
Победители ходят по полю, выискивая своих раненых, вынося убитых и сдирая с тел воинов противника доспехи, одежду и украшения. Добыча обычно складывалась в кучу. Полководцы нередко давали клятву посвятить десятую часть трофеев какому-то богу, если тот дарует им победу. Остальное могли передать «откупщикам», которые пускали добытое на торги с целью выручить деньги для государства, или же — разделить между воинами. Часть захваченных доспехов порой использовалась для памятного монумента под названием «трофей» («тропа-ион») в том самом месте, где удалось совершить «оборот» («тропе») противника — т.е. заставить его остановиться и обратиться в бегство. Обычно «трофеи» приколачивали к ближайшему дереву в качестве своего рода памятника в ознаменование произошедшей битвы. Кое-что оставляли как дары богам в местных святилищах, а то и в общих для всего эллинистического мира центрах.