И как бы итог: «Горе немцам, всколыхнувшим глубокие чувства русского народа».
«Русский характер» как отражение глубинных чувств народа
Вернувшись в Россию, Алексей Толстой, как уже упоминалось выше, провозгласил: «Нам нужен герой нашего времени. Героический роман. …Русское искусство должно быть ясно и прозрачно, как стихи Пушкина. Оно должно пахнуть плотью и быть более вещественным, чем обыденная жизнь».
Война дала сильные образы, высветила сильные характеры. Толстой был в постоянном поиске. Он писал о героях Великой Отечественной в очерках, он создавал о них рассказы. Он показывал «глубокие чувства» во многих военных произведениях. Особенно сильно выражены они в «Рассказах Ивана Сударева», среди которых вершина военной прозы писателя времен Великой Отечественной войны – небольшой, но потрясающий каждого читателя рассказ «Русский характер».
Алексей Толстой, прежде чем начать рассказ, посвятил несколько строк именно этому определению…
«Русский характер! – для небольшого рассказа название слишком многозначительное. Что поделаешь, – мне именно и хочется поговорить с вами о русском характере.
Русский характер! Поди-ка опиши его… Рассказывать ли о героических подвигах? Но их столько, что растеряешься, – который предпочесть. Вот меня и выручил один мой приятель небольшой историей из личной жизни. Как он бил немцев – я рассказывать не стану, хотя он и носит золотую звездочку и половина груди в орденах. Человек он простой, тихий, обыкновенный, – колхозник из приволжского села Саратовской области. Но среди других заметен сильным и соразмерным сложением и красотой. Бывало, заглядишься, когда он вылезает из башни танка, – бог войны! Спрыгивает с брони на землю, стаскивает шлем с влажных кудрей, вытирает ветошью чумазое лицо и непременно улыбнется от душевной приязни».
Обложка сборника рассказов А. Н. Толстого. 1947 г.
Русские характеры он находил везде – у летчиков и танкистов, у артиллеристов и воинов стрелковых подразделений.
Писатель сделал вывод: «На войне, вертясь постоянно около смерти, люди делаются лучше, всякая чепуха с них слезает, как нездоровая кожа после солнечного ожога, и остается в человеке – ядро. Разумеется – у одного оно покрепче, у другого послабже, но и те, у кого ядро с изъяном, тянутся, каждому хочется быть хорошим и верным товарищем».
И далее представляет читателю героя рассказа Егора Дремова, с которым произошла большая беда…
«Во время Курского побоища, когда немцы уже истекали кровью и дрогнули, его танк – на бугре, на пшеничном поле – был подбит снарядом, двое из экипажа тут же убиты, от второго снаряда танк загорелся. Водитель Чувилев, выскочивший через передний люк, опять взобрался на броню и успел вытащить лейтенанта, – он был без сознания, комбинезон на нем горел. Едва Чувилев оттащил лейтенанта, танк взорвался с такой силой, что башню отшвырнуло метров на пятьдесят. Чувилев кидал пригоршнями рыхлую землю на лицо лейтенанта, на голову, на одежду, чтобы сбить огонь. Потом пополз с ним от воронки к воронке на перевязочный пункт…»
И дальше суть случившегося…
«Егор Дремов выжил и даже не потерял зрение, хотя лицо его было так обуглено, что местами виднелись кости. Восемь месяцев он пролежал в госпитале, ему делали одну за другой пластические операции, восстановили и нос, и губы, и веки, и уши. Через восемь месяцев, когда были сняты повязки, он взглянул на свое и теперь не на свое лицо. Медсестра, подавшая ему маленькое зеркальце, отвернулась и заплакала. Он тотчас ей вернул зеркальце.
– Бывает хуже, – сказал он, – с этим жить можно. – Но больше он не просил зеркальце у медсестры, только часто ощупывал свое лицо, будто привыкал к нему».
Аккуратно, через встречу с генералом, показано, как теперь выглядел красавец в прошлом, богатырь, Егор Дремов.
«То, что генерал во время разговора старался не глядеть на него, Егор Дремов отметил и только усмехнулся лиловыми, прямыми, как щель, губами».
Он добился возвращения в строй и получил отпуск на пятнадцать суток, чтобы долечиться дома. Вот тут-то и началось главное. Как показаться родителям в таком виде, как предстать перед невестой… Он остановился возле дома и, «глядя в окошечко на мать, понял, что невозможно ее испугать, нельзя, чтобы у нее отчаянно задрожало старенькое лицо».
И вот тогда-то и решил назваться другом Егора Дремова. А там поглядеть, что будет…
Далее сильное описание. Егор Дремов дома, за столом с родителями, кругом все родное, памятное с детства, а он не решается открыться, да и родители не узнали сына в этом танкисте с изуродованным лицом.
Он сам стал заложником своего решения…
«Чем дольше лейтенант Дремов сидел неузнаваемый и рассказывал о себе и не о себе, тем невозможнее было ему открыться, – встать, сказать: да признайте же вы меня, урода, мать, отец!.. Ему было и хорошо за родительским столом и обидно».
Но мать есть мать…
«…за ужином старший лейтенант Дремов заметил, что мать особенно пристально следит за его рукой с ложкой. Он усмехнулся, мать подняла глаза, лицо ее болезненно задрожало».
А наутро ожидало еще одно испытание…
«– Скажите, у вас в селе проживает Катя Малышева, Андрея Степановича Малышева дочь?
– Она в прошлом году курсы окончила, у нас учительницей. А тебе ее повидать надо?
– Сынок ваш просил непременно ей передать поклон».
И Катя прибежала. И снова тяжелая сцена…
«Она подошла близко к нему. Взглянула, и будто ее слегка ударили в грудь, откинулась, испугалась. Тогда он твердо решил уйти, – сегодня же».
А вот в полку все иначе – «боевые товарищи встретили его такой искренней радостью, что у него отвалилось от души то, что не давало ни спать, ни есть, ни дышать. Решил так, – пускай мать подольше не знает о его несчастье. Что же касается Кати, – эту занозу он из сердца вырвет».
Вот, казалось бы, и все… Но где же русский характер? Да вот он. Характер не только самого Егора Дремова, но его матери и… Впрочем, читаем дальше.
Недели через две пришло от матери письмо:
«Здравствуй, сынок мой, ненаглядный. Боюсь тебе и писать, не знаю, что и думать. Был у нас один человек от тебя, – человек очень хороший, только лицом дурной. Хотел пожить, да сразу собрался и уехал. С тех пор, сынок, не сплю ночи, – кажется мне, что приезжал ты. Егор Егорович бранит меня за это, – совсем, говорит, ты, старуха, свихнулась с ума: был бы он наш сын – разве бы он не открылся… Чего ему скрываться, если это был бы он, – таким лицом, как у этого, кто к нам приезжал, гордиться нужно».
Вот ключевая фраза. Вот то, чего не понял Егор Дремов. Для родителей он герой, каким бы ни вернулся с войны. Но невеста… О невесте он старался не думать.
Алексей Толстой умело использует рассказ в рассказе. Рассказ ведется от лица Ивана Сударева. И тут он словами Ивана Сударева вразумляет своего главного героя:
«Егор Дремов показал это письмо мне, Ивану Судареву, и, рассказывая свою историю, вытер глаза рукавом. Я ему: “Вот, говорю, характеры столкнулись! Дурень ты, дурень, пиши скорее матери, проси у нее прощенья, не своди ее с ума… Очень ей нужен твой образ! Таким-то она тебя еще больше станет любить…”»
Характеры столкнулись! Какое точное определение! Добавим – столкнулись могучие русские характеры. Егор Дремов тут же написал письмо и повинился перед родителями.
То, что вскоре его отыскала мать, когда танковый полк стоял, как сказано в рассказе, на полигоне, понятно. Это же мать. Но… с ней приехала очень красивая, по словам Ивана Сударева, девушка…
«Он оторвал от себя мать, подходит к этой девушке, – а я уже поминал, что всем богатырским сложением это был бог войны. “Катя! – говорит он, – Катя, зачем вы приехали? Вы того обещали ждать, а не этого…”
Красивая Катя ему отвечает, – а я хотя ушел в сени, но слышу: «Егор, я с вами собралась жить навек. Я вас буду любить верно, очень буду любить… Не отсылайте меня…»
И, как бы подводя итог, Алексей Толстой завершил рассказ сильной и пронзительной фразой…
«Да, вот они, русские характеры! Кажется, прост человек, а придет суровая беда, в большом или в малом, и поднимается в нем великая сила – человеческая красота».
Русский характер! Алексей Толстой отмечал его силу во многих своих работах. Вот повествование о репетиции знаменитой симфонии Шостаковича: Гитлер вернул человека из храмов музыки, из величественной тишины библиотек и лабораторий – назад, на обглоданные кости.
«Но Шостаковича Гитлер не напугал. Шостакович – русский человек, значит – сердитый человек, и если его рассердить, как следует, то способен на поступки фантастические. На угрозу фашизма – обесчеловечить человека – он ответил симфонией о победном торжестве всего высокого и прекрасного, созданного гуманитарной культурой, – она устремила человеческий гений к заветным далям, где полно и безгранично раскрывается восторг.
Советский писатель А. Н. Толстой
Седьмая симфония возникла из совести русского народа, принявшего без колебания смертный бой с черными силами. Написанная в Ленинграде, она выросла до размеров большого мирового искусства, понятного на всех широтах и меридианах, потому что она рассказывает правду о человеке в небывалую годину его бедствий и испытаний. Симфония прозрачна в своей огромной сложности, она и сурова, и по-мужски лирична, и вся летит в будущее, раскрывающееся за рубежом победы человека над зверем».
И заканчивает статью с необыкновенным вдохновением:
«Гитлеру не удалось взять Ленинград и Москву. Проклятый крысолов, кривляясь, напрасно приплясывал со своими крысами по шею в крови, ему не удалось повернуть русский народ на обглоданные кости пещерного жития. Красная Армия создала грозную симфонию мировой победы. Шостакович прильнул ухом к сердцу родины и сыграл песнь торжества.
Такие чувства и такие мысли владели нами, когда мы слушали в Куйбышеве, в Большом театре СССР репетицию Седьмой симфонии».
В биографических материалах о жизни Алексея Толстого практически нет никаких данных о его любовных делах, тем паче о любовных приключениях в годы войны. То, что он говорил, будто третья его законная жена – четвертая, если считать сожительницу Софью Дымшиц, – стала его первой настоящей, сильной, неподражаемой любовью, можно не принимать во внимание полностью, ведь и Наталье Васильевне он посвящал пронзительные, искрометные строки.