Состав преподавателей в училище был первоклассным, программа обучения обширная. Преподавали физику, органическую, неорганическую, частично аналитическую химию, алгебру, геометрию, для желающих тригонометрию, ботанику и зоологикЗ, русскую литературу, технологию (изучение различных производств с посещением заводов и Политехнического музея), товароведение (лекции с практическими занятиями в лаборатории), бухгалтерию, законоведение (теорию права), коммерческую корреспонденцию (на трех иностранных языках), географию, историю, рисование, пение, один раз в неделю гимнастику (для старших — фехтование) и даже бальные танцы (два раза в месяц).
В течение всех девяти лет обучения в училище преподавали три иностранных языка — французский, английский и немецкий. Кроме того, дежурившие по очереди воспитатели, в совершенстве владевшие одним из этих языков, должны были разговаривать с учениками только на соответствующем иностранном языке, исподволь практикуя их в разговорной речи.
Основой установленного в училище поистине железного режима являлось уважение к старшим. Учителя и воспитатели к младшим ученикам обращались на «ты». Начиная с 4-го класса все разговаривали с учениками только на «вы». Ученики шестых классов уже считались «старшими». Младшие ученики так и обращались к ним: «Старший, разрешите мне сделать то-то». Каждому старшему на весь учебный год прикрепляли десять младших мальчиков. Старший следил за порядком в столовой, за тем, чтобы во время завтраков, обедов и ужинов разносившие еду «дядьки» своевременно и поровну всех накормили. Он мог распорядиться дать желающим добавку гарнира. За вечерним чаем старший получал не одну кружку чая, а три, две с сахаром и одну без сахара. Эта третья кружка служила своего рода знаком отличия. Младшие часто обращались к старшему с просьбой: «Старший, разрешите горького?»
Если старший считал младшего достойным, он отдавал ему свою кружку «горького» чая. В училище обучалось около 600 учеников, из них 300 «приходящих» и столько же «живущих». Живущих будили в 6 час. утра. За полчаса они должны были вымыться до пояса холодной водой и одеться. С 6 час. 30 мин. до 8 следовало закончить начатую еще вечером подготовку заданных уроков. В 8 час. парами шли в свою церковь на молитву, потом в большую столовую училища завтракать. Первый завтрак состоял из кружки чая и половины так называемой французской булки. Потом в классах начинались три утренних урока, которые заканчивались в 12 час. После сытного второго завтрака и еще двух уроков- приходящие уходили домой, а живущих в училище учеников под присмотром воспитателя парами вели на двухчасовую прогулку по улицам Москвы. Все ученики носили одинаковую одежду и обувь. Их одевали по-спартански — ни зимних шапок, ни галош, ни теплых носков ни при какой погоде не полагалось. Летом в хорошую погоду живущих выпускали гулять во двор училища. Там им предоставлялась почти полная свобода: они могли бегать, играть, кричать и даже драться. Для приведения в порядок пострадавшей при этом одежды в гардеробной сидели два портных, которые тут же на месте пришивали оторванные полы и рукава мундирчиков.
Тихий и замкнутый Леня почти не принимал участия в шумных играх во дворе училища. Застенчивость мешала ему завести близких друзей среди шаловливых школьных товарищей.
В 18 час. 30 мин. начиналась подготовка уроков на следующий день. В это время в классах должна была соблюдаться полнейшая тишина. Один на весь коридор дежурный воспитатель садился под часами и читал книгу. Если раздавался шум в каком-нибудь из младших классов, например во втором, воспитатель шел в четвертый класс и посылал одного из учеников навести порядок. Облеченный властью четвероклассник мгновенно усмирял шалунов, применяя единственное наказание: «Встань к печке!» Воспитатель вмешивался только в исключительных случаях. Считалось, что в старших классах, где сидят взрослые люди, никакого беспорядка и шума вообще быть не может.
В 20 час. 30 мин. в столовой опять подавали чай с булкой, после которого ученики отправлялись по спальням.
За порядком в спальнях следили ученики шестого класса. Они были заинтересованы в том, чтобы как можно скорее угомонить младших и самим выкроить свободное время до отхода ко сну и успеть почитать. Поэтому порядок в спальнях наводился с необычайной быстротой. К 21 час. 30 мин. наступала полная тишина, все спали.
Чтобы избежать тесноты и толкотни при утреннем умывании Леня Шубников вставал на час раньше. В 5 час. утра, обычно еще в полной темноте, он умывался и отправлялся в гимнастический зал или в свой класс. В зале он бегал один на гигантских шагах, любовался восходом солнца. Ему нравилось, что из освещенной комнаты небо и дома казались синими. В классе он играл на гитаре, читал или готовил уроки, наслаждаясь, по его собственным словам, тишиной и одиночеством.
Учение давалось Лене легко. Больше других предметов он любил физику, химию и математику, особенно геометрию. Первыми двумя предметами Леня увлекался с раннего детства. Проделываемые им химические опыты доставляли домашним много беспокойства, так как часто приводили к взрывам и всегда отравляли воздух в комнате. Однако мамаша никогда не препятствовала «научным занятиям» сына. Она только просила не ставить опытов, опасных для жизни.
С самого раннего детства Леня глубоко любил музыку. С восторгом слушал мальчик пение крестной, тихонько ей подпевая. Осторожно трогал струны отцовской гитары. Однако после смерти отца гитару скоро продали. Тогда семилетний Леня сам сделал себе музыкальный инструмент. На коробку из-под конфет он натянул старые тонкие резинки от подвязок и «настроил» их. Ложась спать, он укладывал коробку на ухо и, перебирая «струны», наигрывал несложные мотивы.
В училище, кроме пения, преподавали теорию музыки, сольфеджио и даже писали музыкальные диктанты. Обладавший абсолютным слухом, Леня Шубников всегда первым заканчивал и первым подавал преподавателю диктант, чем втайне очень гордился. Благодаря своему слуху он был принят «дишкантом» в церковный хор училища, пользовавшийся в Москве большой и заслуженной славой. У московских купцов и даже в кругах интеллигенции считалось «хорошим тоном» под праздники слушать «ангельское» пение мальчиков в церкви Коммерческого училища и посещать изредка устраиваемые в его актовом зале концерты светской оперной музыки, исполнявшиеся тем же церковным хором.
«Певчие» пользовались в училище некоторыми привилегиями. Их иногда водили в театр, обычно в драматический театр Корша. Изредка бывали они и в Большом театре на оперных спектаклях. Перед церковными службами и перед посещениями театра мальчики, надев парадные мундирчики, должны были предстать перед дежурным гардеробщиком для наведения чистоты и лоска. Гардеробщик надевал на руку большую жесткую щетку на ремне и набирал полный рот кваса. Поворачивая мальчика перед собой, он щедро обрызгивал его квасом с головы до ног, а затем тщательно чистил щеткой.
В училище Леня зачитывался популярными книжками, в которых были описаны опыты Фарадея и других физиков. Эти опыты он всегда старался повторить сам. «С самого раннего возраста я стал заниматься опытами по статическому электричеству. Отрезав подошву от старой галоши, я стал заряжать ее, натирая о горячую изразцовую печку. Потом сконструировал электрофор, с помощью которого заряжал лейденскую банку собственного изготовления. Зарядив ее, я пригласил своих многочисленных братьев и сестру образовать круг. Круг этот замыкал я, держа в руках лейденскую банку и пропуская искру через всех участников опыта. Как сейчас помню, сколько было при этом визга, крика и смеха» [350, с. 13].
Среди Лениных школьных товарищей был один мальчик, как и Леня, увлекавшийся геометрией. Вдвоем они забирались на школьный чердак, что строго запрещалось, и там, в уединении, тишине и спокойствии, отделенные от всего мира пыльными перегородками и старой мебелью, друзья с увлечением решали геометрические задачи.
В одном классе с Леней учился Коля Вавилов, будущий выдающийся ученый, генетик-селекционер, академик Николай Иванович Вавйшов. Мальчики мало общались друг с другом. Коля был приходящим учеником, Леня — живущим. Леню поражала лишь способность четырнадцатилетнего мальчика иметь и высказывать свое собственное твердое мнение о разбиравшихся в классе литературных произведениях. В одном из младших классов учился младший брат Коли Вавилова — Сережа, будущий прославленный физик, президент Академии наук СССР.
Уже в шестом классе Лене Шубникову с большим трудом и непосильными для него затратами удалось построить электрофорную машину. Труднее всего было изготовить без помощи алмаза необходимые для машины стеклянные диски. Леня додумался с обеих сторон стекла приклеить мокрую газету, а затем по шаблону откусывать от него плоскогубцами маленькие кусочки. В центре вращаемого диска клеем-синдетиконом он приклеил большую катушку от ниток, на которую надел старый ремешок от швейной машины. С помощью этого ремешка, самодельной рукоятки и деревянного блока диск приводился в движение, давая довольно большие искры.
Слух о том, что Шубников «делает электрические машины» дошел до маленького Сережи Вавилова. Вскоре Леня получил заказ изготовить такую машину для Сережи и «громадную сумму денег» — пять рублей на материалы и за труды. Через две недели будущий физик стал обладателем одного из первых в его жизни физических приборов. «Как знать, — вспоминал впоследствии Алексей Васильевич, — может быть, именно эта машина сыграла известную роль в выборе Сережей своей специальности» [350, с. 15].
Серьезное увлечение точными науками и живой интерес к литературе и искусству способствовали успешному усвоению Леней большинства предметов, преподававшихся в училище. Он был одним из лучших учеников своего класса.
В 1906 г. Алексей Шубников заканчивает полный курс Коммерческого училища и получает звание «кандидата коммерции». Полученная по окончании Коммерческого училища серебряная медаль и изученный самостоятельно латинский язык открыли перед юношей двери Московского университета.