Алешка опустил голову и, казалось, готов был заплакать от негодования.
— Ну? Чего же ты спрятался? — снова спросил Сергей, возвращаясь на место.
Алешка бросил на него затравленный взгляд и ничего не ответил.
— Нехорошо! — с укоризной сказал вдруг молчавший до сих пор Волков.
— А что особенного? Пошутить уж нельзя? — удивленно спросил Сергей.
— Нехорошо! — повторил Волков. — Девчонка может подумать, что Алешка вам невесть что болтает про нее.
— Подумаешь! — возмутился Женя. — От товарищей нечего скрываться. Вон Колька нам не такое рассказывал! — засмеялся он.
— Ну и свинство это! — звенящим голосом неожиданно сказал Алешка.
— Что-о? — протянул Николай и уставился на него недобрым взглядом.
— Самое последнее дело! — бесстрашно подтвердил Алешка. — Если женщина тебе доверилась — то умри, а не выдавай ее! Порядочные люди о таких делах не болтают.
— Так, значит, я непорядочный? — прищурился Николай и, схватив резиновый сапог, замахнулся на него.
Алешка испуганно прижался к стене.
— Стой! — спокойно остановил Волков руку Николая. — Алешка хоть и помоложе вас, а прав он. Порядочному человеку действительно не к чему болтать о своих успехах.
— А как же товарищество? — загорелся Женя. — Что это за друзья, если они секреты свои от меня имеют?
— А ты не будь бабой, — ухмыльнулся Волков. — Необязательно тебе про всякий секрет знать!
Ребята растерянно переглядывались.
Николай, бросив на Алешку сердитый взгляд, с сожалением отложил сапог…
…Машины сворачивают с большака на еле заметную колею, промытую в траве недавно проехавшей машиной.
…И через некоторое время подъезжают к небольшому искусственному водоему, тому самому, из которого брали воду Алешка с Аркашкой.
На той стороне пруда виднеются строения животноводческой фермы.
Машины останавливаются, все выходят, осматриваются.
— Эге! — радуется Женя и кивает на ферму. — Молоко будет!
— Вода рядом, проложим трубы, качай сколько надо, — замечает Волков.
— Купаться можно! — восклицает Аркашка.
— А вон и бабоньки! — ухмыляется Николай, завидев на той стороне несколько женщин. Они высыпали гурьбой на берег и разглядывают приезжих.
— Здорово, бабоньки! — гаркнул Николай во всю глотку и помахал им рукой.
Женщины зашушукались.
— Ну, что? Сходить на разведку, что ли? Насчет молока, — подмигнул Николай.
— Успеешь! Разгрузиться сначала надо, — остановил его Волков.
— Тогда давай побыстрее.
…И вот идет разгрузка. Николай, обнаженный до пояса, рисуясь и поглядывая на тот берег, где сидят рядочком несколько женщин, бегом стаскивает с машины тяжелые трубы.
— Берегись! — то и дело покрикивает он, и трубы с грохотом укладываются аккуратными рядами.
Остальные натягивают палатку, разбирают вещи с прицепа.
— Ишь, как торопится! И здоров же, дьявол! — восхищенно заметил Женя, поглядывая на Николая.
— Сила есть — ума не надо! — пожал плечами Аркашка.
Женя охотно засмеялся…
Крякая, у берега возились и ныряли утки; мальчишка прогнал через поляну стайку подсвинков.
У воды сидели девчата с фермы, разодетые по случаю выходного дня, и посмеивались, поглядывая на противоположный берег, где расположилась вся бригада.
Кто еще купался, кто просто лежал отдыхая, Лиза стирала. Не видно было только Алешки.
А он, уже искупавшись и переодевшись в чистое, сидел на кровати и разглядывал в маленькое зеркальце пушок над губой.
Вошел приодетый Аркашка, причесываясь на ходу, и протянул руку к зеркалу.
— Дай-ка!
И разглядывая себя в зеркало, задумчиво сказал:
— Пожалуй, надо бы побриться… Неудобно все-таки… Ты сколько раз уже брился?
— Я? Не помню уже. Много, — небрежно ответил Алешка.
— Вообще-то я тоже часто бреюсь, — поспешно сказал Аркашка. — Вот только сейчас подзапустил! — И с солидным видом провел ладонью по щекам, заросшим тонким нежным пухом.
Потом он увидел в открытом Алешкином чемодане несколько книг.
— Книг-то сколько! Дашь почитать?
— Возьми.
Аркашка взял наугад книгу.
— Хм! Пушкин! Ну, это, брат, мы в школе проходили.
Он небрежно отшвырнул томик в сторону и открыл другой.
— Опять стихи, — разочарованно сказал он и больше смотреть не стал, а обратив внимание на Алешкин наряд, оживился:
— А ты тоже с нами на ферму?
Алешка отрицательно покачал головой.
— А чего же вырядился так?
Алешка пожал плечами.
— Неужели обратно на переезд?
Алешка кивнул.
— Так ведь это же километров пятнадцать! А то и больше…
Алешка снова пожал плечами.
— Чудак! Охота тебе в такую даль тащиться. Ведь девчата и тут на ферме есть.
Алешка уничтожающе глянул на него и вышел из палатки. Не на шутку заинтересованный и чем-то смущенный, Аркашка вышел следом.
— Так-таки и пойдешь? Смотри, дождь собирается, и по радио обещали…
Алешка вернулся в палатку и вышел с плащом.
— Сапоги бы надел, — заметил Аркашка.
— Пожалуй, — согласился Алешка и, вернувшись в палатку, стал переобуваться.
Аркашка, последовавший за ним, с любопытством смотрел на него.
— Что же, — со странной для него робостью спросил он. — Выходит, и вправду у тебя… любовь?
Алешка, удивленный необычностью его тона, посмотрел на Аркашку и словно заколебался, не зная, как ему ответить, но недоверие, ставшее уже привычным, заставило его небрежно процедить:
— Тебе-то что?
— Нет, я по-хорошему, не для смеха, — смущенно сказал Аркашка.
— А, что вы понимаете! — вздохнул Алешка… И впервые он посмотрел на него, как старший смотрит на младшего, усмехнулся и вышел из палатки.
Аркашка опять вышел за ним и долго смотрел ему вслед.
Обернулись и Белогоров с Волковым, сидящие возле своей палатки, и тоже проводили его глазами.
— Кажется, это серьезней, чем мы предполагали, — заметил Белогоров.
— Что ж, дело молодое, — задумчиво ответил Волков.
Увидели его и на берегу пруда.
— Гляньте-ка! — привстал Женя. — Никак, он опять на переезд снарядился?
— Далеко — протянул Илья…
— Значит, любит! — глубоко вздохнула Лиза, и глаза ее затуманились…
— Любовь не картошка! — подмигнул ей Сергей, ухмыляясь. Но Лиза так посмотрела на него, что он смутился и пробормотал, трогая ус:
— Нет, а что? Я — ничего…
И только Николай поглядел вслед Алешке с недоброй усмешкой.
Чем дальше уходил Алешка, тем больше хмурилось небо. Он шел как раз в ту сторону, откуда, захватив полнеба, надвигалась черная зловещая туча.
Вскоре порыв ветра закрутил столбы пыли на дороге, понес сухие стебли. Откуда-то прикатилось, подпрыгивая, прошлогоднее перекати-поле…
Глухо прогремел вдалеке гром, потом еще раз, ближе и вдруг грянул прямо над головой. Алешка испуганно присел, опасливо глядя на небо, потом встал и словно заколебался, то ли идти дальше, то ли повернуть обратно…
Хлынул дождь. Алешка обернулся — буровой уже не было видно. Помедлив еще мгновение, он поднял воротник плаща, сунул руки глубоко в карманы и пошел вперед. Через несколько шагов он скрылся за струями крупного дождя.
Над переездом гроза уже прошла и громыхала где-то вдалеке. Но дождь не переставал идти и похоже было, что он зарядил надолго — все небо было обложено.
Донесся долгий и протяжный гудок паровоза, невидимого из-за дождя.
Тотчас же открылась дверь домика, и девушка поспешила закрыть шлагбаум. Подошел старик и, вглядываясь в серую мглу, заметил:
— Похоже, не придет нынче твой-то!
Девушка, которая тоже уже несколько раз всматривалась в даль, сердито ответила:
— Ну что вы заладили «не придет», «не придет»! И никакой он не мой. Не знаю, как его и зовут-то…
— Небось узнала бы, коль захотела, — усмехнулся старик.
— А зачем? Мне и свои вздыхатели во как надоели! — возразила девушка и провела рукой по горлу.
— Смотри, девка, — вздохнул старик, — с огнем играешься. Вот присушит тебя какой-нибудь…
— Ха! Не родился еще тот человек, чтоб присушить меня! — засмеялась девушка.
— Ну смотри, отольются кошке мышкины слезки!
Старик пошел в дом, девушка достала флажок.
Она напряженно смотрела сквозь пролетающие вагоны, словно хотела увидеть что-то на той стороне полотна.
Но поезд прошел, и дорога по-прежнему была пустынна.
Девушка медленно опустила флажок, но еще не трогалась с места. Потом пошла к дому.
Она шла, опустив голову, и, только взявшись за ручку двери, бросила рассеянный взгляд в ту сторону, и… замерла.
По дороге шел Алешка. Просто его ждали с другой стороны, откуда он всегда приходил раньше.
Алешка тоже увидел ее и остановился.
И так смотрели они друг на друга, не трогаясь с места.
Потом девушка медленно закрыла дверь. Она вошла в комнату с легкой улыбкой на губах и медленно прошлась по ней, склонив голову набок. Потом села, сложив руки на коленях, и снова улыбнулась каким-то своим тайным мыслям.
Старик, возившийся с самоваром, подозрительно посмотрел на нее.
— Ты чего? — спросил он, приглядываясь к ней.
— Ничего! — беспечно ответила девушка и снова заходила по комнате легкой танцующей походкой, бесцельно дотрагиваясь рукой до разных вещей.
Дед, присмотревшись к ней повнимательней, вдруг встал и направился к дверям.
…Алешка все еще стоял на прежнем месте. Дверь отворилась, и старик увидел Алешку. Улыбка мелькнула в его глазах, и он сказал:
— Ну, чего зря под дождем мокнуть? Заходи, коль пришел.
…Как только они вошли в комнату, девушка с любопытством посматривавшая до сих пор на двери, тотчас же напустила на себя самый неприступный вид.
— Ну? Как звать прикажешь? — спросил старик, обращаясь к Алешке.
— Алексеем, — смущенно улыбнулся Алешка и невольно бросил на девушку робкий взгляд.
Но она презрительно отвернулась.
— Доброе имя! — похвалил старик. — Значит, тезки будем, поскольку я тоже Алексей. Алексей Егорыч. А ее — Зинкой кличут, — кивнул он на девушку и тут же рассердился на нее. — А ты что, аршин проглотила? Прими плащик у человека, повесь посушить!