— Денис Андреевич.
— Денис Андреевич. Я не думаю, что кто-то вам, так сказать, настучал.
Откуда у вас подобная информация?
— Этого я вам пока что сказать не могу, ведь вы еще не мой сотрудник.
Мы долго за вами наблюдали. Не следили, конечно, но старались не упускать из виду. Поверьте мне, есть способы реагировать на значительные события.
Вот только куда исчезли чертежи, мы не знаем.
— И что, все сотрудники вашего отдела в чем-то участвовали? — в лоб спросил Егоров.
— Не совсем понял. Вы имеете в виду перемещение во времени или пространстве?
— Да.
— Нет. Если я все-таки вас правильно понял. В нашем поле зрения есть еще люди, которые имели непосредственные контакты с инопланетными цивилизациями или существами иных миров, но, как с вами, с ними мы пока что не разговаривали.
Для нас они просто объекты наблюдения.
— То есть я первый? Почему такая честь?
— Мне кажется, вы более опытны, более хладнокровны, больше подходите для нашей работы складом ума. Вы единственный, кто не случайно попал в историю, как большинство объектов, а можно сказать, намеренно ввязался в нее. То есть вы активный участник. К тому же вы вернулись из прошлого. Как я помню, там не было готовой машины времени и вам пришлось потрудиться.
— А разве я сказал, что был в прошлом? — спросил Егоров, чуть подняв удивленно бровь.
— Это сказал я. А мое слово кое-что стоит.
— Содержание рекламы, как говорится, на совести производителя, — ответил профессор. — В данном случае на вашей совести. Так все же какую именно работу вы мне предлагаете?
— Вас интересует, чем конкретно вы будете заниматься?
— Да.
— Замечать. Изучать. Противостоять.
— Чему противостоять?
— Всему, что извне.
— Господи, почему вы все хотите чему-нибудь противостоять? — несколько измученным голосом спросил Егоров.
— Потому что нас заставляют это делать.
— Кто? — Стас чуть повысил голос.
— Станислав Валерьевич. Заявления, что вселенная наш общий дом и что все мыслящие субстанции, населяющие ее, братья, — это дешевый популизм либо очень глупых, либо очень хитрых людей. Я не говорю, что нам все угрожают.
Есть свидетельства, скажем так, миролюбивого посещения нашей планеты существами из далекого космоса. Опять-таки это наши субъективные оценки. Какие у них были цели, мы не можем знать.
Лютиков замолчал, как будто потерял мысль. Егоров ждал.
— Ну хорошо, — продолжил Лютиков. — Отбросим в сторону космических агрессоров, демонов, враждебно настроенные энергетические формы параллельных миров.
Я думаю, вы согласитесь со мной, что во вселенной наверняка есть еще формы жизни, кроме нашей.
— Я на это надеюсь.
— Так вот. Отношение одной формы жизни к существованию другой может быть каким угодно. Если оперировать привычными нам понятиями, скажем, одна планета может быть населена амебами, другая — муравьями, третья — людьми.
Очевидно, что люди имеют возможность, скажем так, уничтожить первые две формы жизни. Потенциально. И вот мы прилетаем к амебам, видим, что планета ничья, и начинаем делать там то, что сочтем нужным. Какая-то часть амеб, а может, и все, — ведь они могут быть опасны для людей, — гибнет от нашей руки. А муравьев, видя, что они могут организовать свою жизнь, то есть прослеживается логика в их поведении (доказано, что земные муравьи умеют считать до шестидесяти и передавать эту информацию), мы начинаем изучать.
При изучении какая-то часть муравьев тоже гибнет. Какая-то… допустим, забрали мы сотню муравьев для опытов или наблюдений. А у них есть семьи, дети. Нам кажется, что и амебы, и муравьи ничего не чувствуют. Но, может, это только в нашем представлении? Ведь есть же вещи, о существовании которых человек узнал сравнительно недавно? Например, то, что дельфины разговаривают между собой. Но мы приняли решение на чужой планете и вмешались в чужую жизнь.
— Да что там чужая планета, — сказал Стас, — мы и на своей везде свой нос суем.
— То, что мы до сих пор не видели ни одного муравья с кинокамерой, не значит, что у них ничего подобного кинематографу не существует. Возможно, у них существует что-то свое, что дает им похожие ощущения или совершенно другие. И не обязательно кино. Допустим, фигурное выделение запахов.
Егоров улыбнулся, Лютиков тоже. Они переглянулись, и полковник продолжил.
— На первый взгляд это кажется безумно смешным. Но попробуйте представить себя на месте муравья. Прилетает на нашу планету какая-нибудь… — полковник на секунду запнулся, — форма жизни, чуть не сказал зараза, со своими устоявшимися представлениями о разумной форме существования и начинает нас изучать.
Наши дома и заводы для них — ажурные кучки экскрементов, а вся наша жизнь, по их понятиям, всего лишь несколько мгновений. Они начинают нас препарировать, сокрушаясь, что период нашей жизни чрезвычайно мал. Им и невдомек, что у белковых организмов, населяющих третью планету от звезды в одном из созвездий галактики Млечный Путь, могут возникнуть чувства, из-за которых одни лишают себя жизни, а другие совершают необъяснимые даже для них самих, поступки. Они просто не подозревают, что потеря своего дитя для нас — огромное горе и удар для психики. Да у нас и психики, по их понятиям, нет. Может, у них вообще нет такого понятия, как психика. Для них мы просто живые организмы, которых они раньше не встречали. Им интересно. Я их прекрасно понимаю. Только я против получения кем-то знаний за счет жизни ребенка моего друга детства или просто соседа по городу. Мы должны как-то спасать свою жизнь, пытаться выжить, защищать ее, если она нам, конечно, дорога.
Посмотрите на ядовитых пауков. Человек если их не боится, то по, крайней мере, относится к ним с уважением. Или с опаской. Неважно. Важно, что благодаря такому к ним отношению, они живут своей жизнью, какой жили задолго до появления человека. Любой живой организм в природе имеет право защищать себя.
— Если мы будем представлять для пришельцев опасность, — сказал профессор, — они нас просто уничтожат.
— Это в том случае, если они агрессивны и глупы. Тогда они все равно нас уничтожат. Раньше или позже. Если же они способны к мышлению, то заметят, что мы сопротивляемся их действиям, и остановятся. Есть же люди, которые считают, что растениям и деревьям больно, если срезать или сломать ветку.
Я не собираюсь давать им оценку, но если бы дерево могло заявить, что оно против наших действий, я уверен, вырубка лесов быстро бы прекратилась.
— Здесь я с вами согласен, — сказал Стас. — На этой планете скоро животные будут иметь больше прав, чем люди.
— Вот видите, — полковник был доволен, что смысл его абстрактного рассказа понят. — Если есть люди, которые защищают права животных, то почему бы не появиться людям, защищающим права человека на жизнь во вселенной? Я привел вам слишком отвлеченные примеры. В действительности все гораздо проще. Те, кто посещают нашу планету или наш мир, прекрасно понимают нашу форму жизни и наше поведение. Они все делают не по недомыслию, а по расчету.
— Убедили, — сказал профессор. — Я готов взять в руки электромагнитную винтовку и заступить на охрану планеты.
— Вы напрасно иронизируете. Я знаю, что вы однажды уже сталкивались с агрессивной для человека формой жизни, и, возможно, столкнетесь с ней в будущем. Я уверен, вы меня совершенно правильно поняли. Я не прошу от вас сиюсекундного согласия или подтверждения ваших приключений и в Италии, и в шестнадцатом веке. Я прошу задуматься над моим предложением.
Полковник замолчал. Профессор задумался над услышанным. Он не имел права на ошибку.
— Скажите, Денис Андреевич, а что ваше руководство, правительство… как они относятся к вашим идеям?
— У нашего отдела есть кое-какие успехи, поэтому все, что я говорю, руководство, как и президент, принимают всерьез. Круг посвященных очень мал. Если сравнить тех, кто со мной работает, и тех, кто всего лишь знает о нашем существовании… последних гораздо меньше. В несколько раз.
— И сколько под вашим началом? — невинно поинтересовался профессор.
— Достаточно, чтобы контролировать ситуацию, насколько это возможно, — спокойно ответил полковник. — Поверьте, вы будете совсем не лишним. Мы на пороге грандиозных событий. Наша задача — сделать все, чтобы не случилось катастрофы, чтобы человек выжил как вид.
У сквера стояла черная «Волга». Профессор и полковник остановились. Стас думал. Он ждал от разговора чего-то, что должно было натолкнуть его на правильный ответ. Кто этот человек на самом деле? Откуда он? Зачем он пришел? В чем истинная причина? Он действительно много знает. Откуда?
— Вас подвезти? — спросил Лютиков.
— Спасибо, не надо. Я еще прогуляюсь.
Лютиков открыл дверь машины и обернулся.
— Станислав Валерьевич, подумайте. Я почему-то на вас надеюсь.
— Я подумаю, — пообещал профессор.
Попрощавшись, Лютиков сел в машину и закрыл дверь. В ту же секунду шофер надавил на педаль акселератора, машина рыкнула и плавно тронулась с места.
Егоров проводил черную «Волгу» взглядом и осмотрелся. Вокруг не было ни души. Стас глубоко вздохнул и, не заходя в университет за портфелем, побрел в сторону метро. В голове путались мысли.
«Если предположить, что Лютиков действительно из Службы безопасности, то что же получается… Они открыли карты? А почему бы и нет? Если не можешь предотвратить — возглавь. Глупо думать, что современное мощное государство не занимается проблемами переходов во времени и пространстве.
Говорят, еще Сахаров ставил опыты по «обратимости времени». А так называемые летающие тарелки? Американская компьютерная индустрия, по некоторой информации, берет начало именно с катастрофы летательного аппарата внеземного происхождения.
А их программа «Стелс»? И аэродинамические характеристики самолета, и его физические свойства (говорят, он невидим для радаров) стоят несколько в стороне от кривой развития земной науки. Правда, этого «невидимку» мы еще в Косово сбили. Значит, у нас тоже была подобная технология. Даже круче, если мы смогли придумать, как противостоять «невидимке».