— Думаешь, бульон из пальца Короля Чумы поможет тебе?
— Уверен.
Джек какое-то время молчит. Слышно как он мерно дышит, с глухим сипением втягивая и выпуская воздух.
— Я пришёл убить тебя, — наконец произносит он. Голос его не меняется, но что-то внутри подсказывает, что намерение это твердо. Может так оно и лучше? Лучше, чем мучительно умирать, пожираемым чумой?
— Я чем-то провинился? — спрашивает Сол.
— Нет, — чудовище издаёт довольный рык. — Не всё в нашем мире имеет причину. Я не имею.
— Ты можешь себе это позволить, — кивает Сол. — Но я могу дать тебе причину не убивать меня.
— Чума — не причина. Меня не волнует, когда ты собирался умереть — завтра или через сто лет. Моё появление всегда перечёркивает планы смертных.
— Нет. Причина в другом. Я стану твоим источником дохода.
Джек коротко взрыкивает — это, видимо, означает насмешку.
— Твой порох — плохой товар.
— Это так, — Сол закашливается, тяжело и надсадно. — Хватит кустарничать. Индустриальная эпоха… Другие масштабы. Я построю…химическую фабрику.
— В том случае, — назидательно произносит монстр, — если чума не заберёт тебя.
— Не заберёт, — Эд говорит с уверенностью, которой не ощущает. — У меня ещё есть здесь дела.
Он слышит, как стучат по полу когти Рипперджека. С трудом повернувшись, видит, как чудовище подходит к окну. Почувствовав взгляд Эда, Джек оборачивается.
— Я вернусь, через три дня. Если я увижу, что твой подарок ещё с тобой — ты умрёшь.
— Принеси с собой золото, — саркастически улыбается Сол. — Много золота. Оно нам понадобится.
Часть втораяИМПЕРСКИЙ ФАБРИКАНТ
Глава шестаяГолос чувств и доводы рассудка
— Мистер Эдвард Сол, — хозяин дома, средних лет мужчина в коротком черном парике и флотском мундире с золотыми эполетами, указывает кистью в сторону Эда. Тот вежливо кивает. Хозяин поворачивает голову направо, указав на невысокую, болезненно-худую девушку. — Мисс Анна Лоэтли.
Эдвард улыбается вежливо, но немного натянуто. В узком, неудобном камзоле и жестких туфлях, с гладко выбритым лицом и надетым на голову парике он до сих пор ощущает себя «не в своей тарелке». Олднонская светская мода ближе всего к европейской конца восемнадцатого — начала девятнадцатого столетия. Уже не в ходу расшитые золотом и кружевами камзолы и пышные платья, но все же удобство во многом становится жертвой внешней эффектности. Одно лишь немного утешает — женщинам, по традиции, приходится куда тяжелее мужчин.
— Замечательно выглядите, — комплимент, обязательный в этом случае, выходит как-то неуклюже. — Рубины замечательно подчеркивают белизну вашей кожи.
— Спасибо, — едва заметно кивает девушка, старательно избегая встречаться взглядом с партнёром на вечер. Едва ли ей много больше двадцати, но, похоже, что она перенесла долгую, изнуряющую болезнь. Слишком худая и слишком бледная, чтобы казаться симпатичной даже по меркам зацикленного на теме диет и похудания двадцать первого века. Для олднонцев же мисс Анна Лоэтли и вовсе должна казаться дурнушкой. Это вполне объясняет причины, по каким хозяйка дома свела её с Эдвардом Маллистером Солом.
Перед обедом хозяин дома подводит мужчину к той женщине, которая была уготована ему в партнерши на вечер, и знакомит их. Мужчина кланяется, не протягивая даме руки, и развлекает ее легкой беседой. Когда наступает время обеда, он сопровождает ее в столовую и садился рядом с ней. Как правило, чем ниже социальный статус мужчины, тем страшнее, дурнее и хуже доставалась ему партнерша. Званный обед — это не время чтобы рушить социальную стратификацию.
Званые обеды, устраиваемые богатым сословием Олднона, Алина описывала в своем дневнике часто и подробно, за что Эдвард был ей безмерно благодарен. Теперь, когда из трущоб Западного Края он начинает стремительное восхождение к особнякам Восточного, умение вести себя в приличном обществе ему требуется как воздух. И сегодняшний вечер — едва ли не самый важный в намеченном пути — прежде всего, потому что первый.
Приглашение на обед Эдвард Маллистер Сол получил три недели назад — и спустя два месяца после того, как на золото Рипперджека приобрел землю для будущей фабрики. Приглашение прислал сэр Сейджем Данбрелл, баронет, что для Эдварда, иностранца публично не назвавшего даже страны, откуда прибыл, было несомненной удачей.
— Я читала о вас в «Ежедневной газете», — неожиданно произносит Анна. — Вы собираетесь построить ахимическую фабрику в приории святого Эдвинда.
— Эм-м… да, — несколько смущенный словами девушки, Сол отвечает с запинкой. — Вы прекрасно осведомлены, мисс Лоэтли. Даже удивительно, что юная девушка интересуется подобными новостями.
— Мы живем в просвещенный век, мистер Сол, — кажется, слова Эдварда немного задели Анну. Смутившись, он попытался загладить вину:
— Я не хотел вас обидеть, мисс Лоэтли. Просто… Я хочу сказать, не часто встретишь девушку, которая интересуется строительством фабрик.
— Вы правы, мистер Сол.
Этот короткий ответ кажется Эду вуалью, под которой прячется целая буря сложных чувств и переживаний. От этого у него вдруг непривычно начинает тянуть в груди и пересыхает во рту. За месяцы, прожитые на Мэдчестер-стрит, он успел отвыкнуть от таких женщин — скромных, сдержанных, образованных. Грубость, кичливость и нахальство ценятся в Западном краю куда как больше, особенно если ты имеешь дело с подругами гангстеров.
— Вы можете сказать откровенно? — Анна впервые поднимает взгляд на Эдварда. У нее большие карие глаза, в свете свечей отблескивающие золотистыми искрами. — Почему вы выбрали Олднон? Сейчас, когда…
Она замолкает, не решаясь продолжить. Эд тоже молчит. Уже дважды за эту короткую беседу мисс Лоэтли застает его неподготовленным.
— Прошу, не думаете, что я хочу сделать состояние на бедах этого города, — Сол с трудом подбирает слова. Его английский, и без того не идеальный, сильно огрубел, пройдя гангстерскую школу. Полновесные предложения и вежливые обороты упрямо не желали сходить с его языка. — Я прибыл в Олднон не для того чтобы стать фабрикантом.
— Для чего же тогда?
— Я, — Эд вновь запинается, — не могу сказать вам. Простите.
— Не извиняйтесь, — впервые слабая улыбка проступает на губах мисс Лоэтли. — Я догадываюсь, что причины эти глубоко личные и оттого не смею винить вас в нежелании открывать их персоне, с которой едва успели познакомиться.
— Я надеюсь, наше знакомство не закончится вместе с этим обедом…
От слов этих на щеках Анны появляется легкий, почти незаметный румянец. Эду тоже становится немного неловко. Кажется, он слишком пристально на нее смотрит. Негромкие шепотки доносятся от стоящих рядом пар, подтверждая это.
Эд непроизвольно поводит плечами, словно на них сверху что-то давит. Это место, на его взгляд ничем не лучше притонов Западного Края, таких как «Дыра в стене» или «Крысиная яма». Нет, конечно, шелковые обои, дорогие ковры и картины в массивных позолоченных рамах — не чета растрескавшейся штукатурке и темным от плесени доскам. И все же, нечто неуловимое объединяет эти, такие разные места. Внимательный взгляд объясняет это чувство: упадок и разложение присутствуют и здесь, просто на фоне блистающей роскоши они не так заметны. Вот голова кабана, висящая над камином: моль выела в её шкуре проплешины а набивка просела, заставив чучело утратить форму. Коллекция сабель на пышном бордовом ковре — серебро оковки потемнело, кожа ремней сморщилась и потрескалась, ковёр же потускнел от пыли и копоти. Рассматривать эти детали неприятно, но кроме того — невежливо. Вынужденно Эд переводит взгляд на гостей.
Справа от него баронет — это ясно по висящему на шейной ленте знаку с изображением фамильного герба и обращению «сэр». Он общается с хозяйкой дома, нестарой еще женщиной, не очень красивой, но дорого одетой. Ее водянистые, бледно-голубые глаза преданно смотрят в рот собеседнику, на тонких, густо напомаженных губах — преданная улыбка. Этот человек выше её мужа — как иначе объяснить такую слащавую любезность? Гость слева щеголяет драгунским мундиром, но достаточно молод, чтобы быть даже полковником. Майор, может даже лейтенант. В партнерши ему досталась дочка хозяина — лет восемнадцати, совсем еще свежая, но внешностью, увы, сильно похожая на мать. Хотя, судя по оживленной беседе, отнюдь не противная драгуну. Без пары остался молодой еще юноша, одетый в строгий черный фрак. Он не носит парика, зато в левом ухе поблескивает крупным аметистом серьга.
— Прошу к столу! — объявляет сэр Данбрелл, подавая руку своей партнерше. Они входят в столовую первыми. За ними следует драгун с хозяйской дочкой. Третьей парой идут Сол и Анна, Баронет-гость под руку с леди Данбрелл замыкает процессию. Одинокий молодой человек входит позади всех, на некотором отдалении.
Алина, кажется, писала о таком. Напрягшись, Эд вспоминает:
«В столовую гости входили по очереди, причем была в этом строгая очередность. Процессию возглавлял хозяин, сопровождавший наиболее высокопоставленную даму, за ним выстраивались остальные пары, с социальным статусом в порядке убывания. Завершала процессию хозяйка дома под руку с наиболее высокопоставленным мужчиной. Если таковой присутствовал, за ними следовал одинокий мужчина, оставшийся без партнерши. Хозяин и хозяйка сидели на противоположных концах стола. Справа от хозяйки сидел наиболее высокопоставленный гость, справа от хозяина — самая знатная гостья. Ближе к центру стола обычно усаживали мелких сошек».
Под потолком столовой висит большая свечная люстра, окна закрыты тяжелыми гардинами, багровыми с золотой бахромой. Стол накрыт белой скатертью и на нем уже расставлены блюда. Гости неспешно рассаживаются. Эд бросает короткий взгляд на Анну, умолкшую и не поднимающую взгляда.
— Вы давно знакомы с почтенным семейством Данбрелов, мисс Лоэтли? — спрашивает он, чтобы прервать неловкую паузу.