— Хорошо бы, чтоб с утра он не помнил этого разговора, — ворчит себе под нос Эд, потом поворачивается к Алине, осторожно потягивающей горячее пойло. — Надо уходить. И чем скорее тем лучше.
— Боишься черномундирников? — по-русски интересуется она. Сол качает головой:
— Филинов. Если Рипперджеку доложат обо мне…
— Рипперджек, — Алина делает еще глоток, удерживая чашку двумя руками. — Спелся с ним, а теперь не расхлебаться.
— Не то, чтобы это было мое решение, — пожимает плечами Сол. — Когда я вернулся и нанес визит Альбардишу Барнингу, я знал, что Джеку доложат обо мне. Но рассчитывал, что не стану появляться в Западном Краю и, соответственно, Джек меня не сможет найти. Теперь, когда мы здесь мило побеседовали с одним из Филинов…
— Я все поняла с первого раза, — обрывает его Алина. — Ты решил скормить меня мантикору. Круто!
— Я спас тебя от инквизиции.
— Да? А мне показалось, что я тебя спасла. Нашла потайной ход, вывела. Нет?
Эд не отвечает. Дождавшись, когда Алина допьет чай, он молча отправляется к выходу. Жена, помедлив, следует за ним, не пытаясь, впрочем, нагнать. Эду приходится подождать ее у выхода.
Светает. Густой туман окутывает улицы — такой, что не видно даже собственной вытянутой руки. Белесый сумрак оглашают протяжные фабричные гудки — начинается новая смена на фабриках. Эд с Алиной находят заброшенный дом, пробираются внутрь. Входной двери нет, кто-то снял ее с петель — возможно просто на дрова. Внутри много негодного хлама — обломки мебели, какое-то полусгнившее тряпье, кострища прямо на полу. Они находят комнату в глубине, кое-как очищают ее от мусора, Эд сооружает из досок какое-то подобие лежаков. Холод стоит невыносимый, от сквозняков ноют суставы.
— Долго здесь не останемся, — обещает Сол жене. — Переждем пару часов, пока пройдет основная волна рабочих.
— И куда потом? — интересуется Алина.
— В Блэкчеппел.
— Это из-за хромого парнишки, о котором болтал тот пьяница?
— Из-за него.
Алина подтягивает колени к подбородку, стараясь поплотнее закутаться в сюртук Эда. Подняв голову, она смотрит на мужа — внимательно, с каким-то странным интересом.
— И что потом? — спрашивает она негромко. — Что будешь с ним делать?
Сол усмехается.
— Что делать? Выкуплю из работного дома, для начала. С собой его заберем. Спичка — хороший парень. Он это заслужил.
— Что заслужил? Ты вообще о чем? — Алина всем видом старается выразить превосходство. — Ты уж определись: во сне ли мы или в реальности.
— Во сне, — уверенно заявляет Сол. — Но пока я не вижу способа разорвать его цепи. Его цепи…
Он задумчиво смотрит на жену. Та, словно смутившись чего-то, отворачивается, щекой опершись о колени. Снаружи доносятся голоса прохожих. Люди, много людей, проходят по улице единым потоком, практически все — в одну сторону. Может быть, это смена фабричных рабочих, а может среди покинутых домов и целых приорий — это единственный путь между двумя заселенными районами.
Когда они покидают свое убежище, на улицах снова тихо и пустынно. Туман понемногу рассеивается — теперь видно, что здесь большая часть домов пустует. Снег под сотнями ног перемешался в студенистую, жирную грязь, которая налипает на ноги, противно чавкая при каждом шаге.
— Ты знаешь дорогу? — спрашивает Алина, побледневшая и дрожащая.
— Приблизительно. По пути попробуем купить тебе одежду получше.
Они выходят на улицу более оживленную. Здесь им встречаются женщины, торопящиеся по своим, домашним делам. Остановив одну из них, Эд спрашивает, есть ли поблизости лавка готового платья. Потрепанного вида дама смотрит на него, как на умалишенного. Впрочем, ростом и фигурой она приблизительно совпадает с Алиной.
— А вы можете продать нам теплое платье и ботинки? — спрашивает Сол. Женщина недоверчиво щурится, но демонстрация пары купюр разгоняет ее сомнения. Спустя полчаса Алина, одетая уже более подобающим для этих мест и погоды образом, идет рядом с Эдом. Получив штопанную шерстяную шаль, она возвращает мужу сюртук. Настроение у обоих становится заметно лучше.
Работный дом приории святой Фаустины, в народе прозванной Блэкчеппел, возвышается темной, бессмысленной громадой. Высокий кирпичный забор, с чугунными пиками по верхней кромке, неприветливые, потемневшие блоки, не то жилые, не то рабочие, пронзительный лай собак. Пара останавливается у ворот. Сол стучит дверным молотком в потрескавшуюся деревянную колотушку.
Окошко в воротах приоткрывается, являя старушечье лицо, мерзкое и сморщенное. С выражением крайнего недовольства она оглядывает посетителей.
— Вам чего? — шамкает она.
— Старшего надзирателя, — Сол становится вперед, демонстрируя дорогую одежду и надеясь, что карга сослепу не разглядит пятен и разрывов. Окошко захлопывается, и некоторое время Сол и Алина проводят в ожидании. Проходит минут десять, прежде чем двери перед ними открываются. Двое высоких мужчин в застиранных, бесформенных сюртуках и натянутых до самых бровей котелках, провожают Сола и Алину внутрь. На рукавах у них — красные повязки с королевским орлом — знак надзирателей. Впрочем, эти повязки делают их чем-то похожими на чичестеров. Угрюмые, пропитые рожи только усиливают сходство.
Пару проводят по начинающемуся прямо от ворот коридор с узкими зарешеченными окнами. Он тянется долго — метров десять не меньше. Потом окна сменяются дверями, из-за которых доносится шум и голоса людей. Тяжелые запахи псины, пота, дрянной еды и крысиных испражнений заполняют воздух. Сквозь тонкий слой побелки на стенах можно различить плохо затертые пятна — грязь или что-то похуже. Приглушенные стенами доносятся выкрики надзирателей, резкие, повелительные. Наконец, посеттители проходят в одну из дверей, охраняемую еще парой молодцов, и оказываются в месте более привлекательном — коридор становится шире, окна больше и без решеток. Провожатые подводят их к одной из дверей, один из них вежливо стучит, приоткрывает створку и засовывает в открывшуюся щель голову. Изнутри доносится чье-то ворчание. Увалень прикрывает дверь, оборачивается к гостям:
— Можете заходить.
Сол решительно открывает дверь, заходит. Кабинет старшего надзирателя встречает его блеклой краской стен, потемневшей побелкой потолка и старой, затертой мебелью в которой к тому же явный недостаток. Надзиратель восседает за письменным столом, крышка которого оббита потертой кожей и засыпана грудами бумаг. Это нестарый еще мужчина с пышными с проседью бакенбардами и огромной залысиной. Глубоко запавшие глаза окружены сеткой глубоких морщин.
— Чем обязан? — голос у него рыхлый, невнятный, как у больного или недавно переболевшего.
— Эдвард Маллистер Сол, промышленник, — представляется Эд. — А это моя спутница — Эйлин Чайльд.
— Дервад Айрс, старший надзиратель, — хозяин кабинета нехотя поднимается, демонстрируя объемистое брюхо, на котором с трудом сходятся пуговицы жилета. Эд пододвигает стул Алине, потом садится сам.
— Меня интересует один из ваших обитателей. Ребенок.
Айрс награждает его скептическим взглядом и старательно надувает щеки.
— В моем заведении сто восемьдесят пять детей, мистер Сол.
— Этот особенный. Ему восемь или десять лет и он серьезно хромает на левую ногу.
— У него есть имя, мистер Сол?
— К сожалению, мне известно только прозвище. Спичка. Он попал к вам недавно, меньше года назад.
Надзиратель задумывается, со скрипом потирая плохо выбритый подбородок.
— Год — это е мало. Для ребенка в Работном Доме год — что для детей Восточного края десять. Но мне кажется, я знаю, о ком вы говорите. С какой целью вам понадобился этот мальчик?
Во взгляде мистера Айрса явственно читается совсем другой вопрос: «Сколько ты готов отвалить за этот хромой кусок мяса?» И все же, Сол ощущает некоторое беспокойство: почти две сотни людей детей и еще Бог знает сколько взрослых, но надзиратель, не посмотрев бумаг, меньше чем за минуту опознает мальчика по краткому описанию. Похоже, пытается надуть покупателя, всучив первого попавшегося ребенка.
— Прежде чем разговор наш пойдет дальше, — Сол поправляет манжет, стараясь не обращать внимания на пятно грязи на рукаве сюртука, — я бы хотел увидеть мальчика.
— Я прикажу его позвать, — кивает Айрс. — Не желает чаю?
— Не откажусь, — опередив Сола, отвечает Алина.
— Признаюсь, вы прекрасно разбираетесь в военных кораблях. Не будь вы иностранцем, я бы предположил, что вы служили во Флоте Его Величества, — старший надзиратель Айрс отставляет опустевшую чашку и с чрезмерным тщанием вытирает губы платком. Сол позволяет себе осторожную улыбку.
— Флот Альбони — сильнейший в мире. Слава его гремит во всех частях света.
Затянувшаяся беседа о службе Айрса мидшипменом на парусном бриге уже порядком утомила Эдварда, хотя кроме себя винить ему было некого. Он сам начал этот разговор, приметив на стене у окна литографию с изображением военного парусника. Оказалось, надзиратель несказанно рад поводу вспомнить былые деньки. Впрочем, сравнительно недолгая беседа имела и свою положительную сторону — мистер Айрс подобрел и смотрел на гостей уже куда мене подозрительно, чем вначале.
Дверь за спиной Эдварда тихонько скрипит. Слышится стук костыля и чьи-то неуверенные шаги.
— Ну же, входи, — женский голос звучит сухо и строго. — Живо, живо.
Сол оборачивается. Спичка, слегка вытянувшийся и сильно похудевший, стоит в дверях, опираясь на грубый костыль. Он смотрит на Сола широко раскрыв глаза и слегка приоткрыв рот. Медленно поднявшись, Сол подходит к нему, садится на корточки, так что они смотрят друг другу прямо в глаза.
— Привет, Спичка, — говорит он хрипло. В горле собирается комок. — Я пришел забрать тебя.
На бесконечную секунду все замирает, но потом мальчик вдруг бросается вперед, крепко обхватив Эдварда. Костыль со стуком падает на пол. Спичка держится так крепко, что, кажется, вот-вот задушит. Сол осторожно разжимает его руки, поднимается.