— Что?
— Так нет же никого. Глянь, пока они не пришли.
— Ты уверен?
— Заходите, не стесняйтесь. — Он галантно отступает в сторону, оставляя дверь открытой. В голове у меня шумит. Тревор протягивает мне какую-то белую тряпку. — На твоем месте я бы этим воспользовался. Не беспокойся, он чистый.
Я не знаю, имеет ли он в виду носовой платок или труп. Захожу внутрь и уже с порога чувствую запах. Инстинктивно прикрываю нос и рот платком. За всю жизнь мне довелось увидеть мертвое тело лишь однажды, и выглядело оно совсем по-другому. Девушка на кровати кажется скорее спящей, ее простыня натянута до самого подбородка.
— Может, она умерла естественным образом, — слышу я голос Тревора. — Сердечный приступ или что-то вроде того.
Рыжие волосы разметались по подушке. Голубые глаза открыты.
— Чур меня, — шепчу я. — Чур меня.
— Ну, что ты видишь? — вопрошает Тревор. — Ничего в глаза не бросается?
— Нет, — отвечаю я, отняв на мгновение платок ото рта и тут же приложив его обратно. Но приглядевшись поближе, замечаю красные пятна вокруг одного глаза, а на шее и под ушами — небольшие синяки размером с отпечатки пальцев.
— Ты не знаешь, как ее зовут? — спрашиваю я.
— Какая-то Тесса, — отвечает Тревор. — Она здесь на конференции учителей. Кажется, учительница математики.
Замечаю в кресле открытую сумочку Тессы и, хоть я и знаю, что не должна этого делать, надеваю свои перчатки, выуживаю оттуда кошелек и нахожу водительские права: Тесса Шарп, двадцать восемь лет, волосы рыжие, глаза голубые, из Бристоля.
В моей груди что-то обрывается.
Когда я выхожу из номера, Тревор стоит, прислонившись к стене и сложив на груди руки. Я закрываю за собой дверь и протягиваю ему носовой платок.
— Ванда однажды нашла одного, повесившегося прямо на двери. — Он снова втягивает носом воздух. — Правда, Ван?
Появляется Ванда на своих умопомрачительных каблуках, с рулоном туалетной бумаги в каждой руке и торчащей из кармашка фартука электронной сигаретой.
— Я думала, это пальто. Переусердствовал с сексом, — Ванда кривится. — В отелях вообще умерла целая куча людей. Уитни Хьюстон, Джимми Хендрикс, Коко Шанель. Наркотики в основном.
— Мне кажется, ее убили, — говорю я.
— Кого, Коко Шанель?
— Нет, Тессу Шарп. Я думаю, ее задушили.
Следует длинная пауза, а потом Тревор и Ванда переглядываются, и оба издают смешок, от которого я покрываюсь гусиной кожей. Точно такой же смешок я слышу каждое утро, заходя в нашу подсобку. А еще он все годы преследовал меня по коридорам моей школы.
— Опять ты витаешь в облаках, Женевьева, — говорит Ванда. — Так, по-твоему, у нас тут в отеле убийца? И что прикажешь теперь делать? Позвать Пуаро? Или, может быть, ту старую леди с пишущей машинкой? А может, Кендалл Дженнер[4]? Разве ты не сказала, что видела ее в городе? Интересно, знает ли она, как умерла эта из двадцать девятого номера?
— Не видела я никакой Кендалл Дженнер, — говорю я. — Это была женщина, похожая на нее.
— Нет, ты сказала, что это была она! — настаивает Ванда.
Тревор подмигивает с таким видом, будто ему все уже давно известно.
— Послушайте, давайте вернемся к нашим баранам. Я не вижу ничего подозрительного — дверь не взломана, окна были закрыты, она зарегистрировалась одна и должна была выписаться сегодня после окончания конференции. Некоторые люди знают, что должны умереть, и уходят в отель, чтобы избавить своих близких от неприятностей. Печально, но факт.
— Ее задушили, — повторяю я более настойчиво. — У нее на шее синяки.
— А ты кто вообще — горничная или патологоанатом? — смеется Тревор мне в лицо.
— И глаза у нее красные, — добавляю я, желая, чтобы лицо Ванды, наконец, смягчилось и она поверила тому, что я говорю. Они оба продолжают таращиться на меня. — Говорю вам, это убийство.
Ванда отворачивается к своей тележке и отсчитывает четыре пакетика с сахаром, чтобы отнести их в номер напротив. Пара в шлепках прениле-пывает мимо нас к лифту, и она приветствует их вежливым: «Доброе утро. Желаю хорошего дня». Не дождавшись ответа, она показывает им вслед средний палец. Раздается звонок, двери лифта закрываются, и Ванда снова поворачивается ко мне.
— Ты знаешь это, потому что прежде работала в больнице, а?
— Да.
— А что, ты там и задушенных видела, а?
— Да.
— А это было до или после того, как ты играла за сборную Англии?
— После. Я была в молодежной сборной.
Ванда издает неопределенное рычание и отворачивается, чтобы взять из тележки два свежих полотенца.
— Думаешь, я совсем дурочка, а? — Она кивает Тревору и исчезает в двадцать четвертом номере со стопкой постельного белья. Тревор продолжает охранять закрытую дверь Тессы Шарп, сложив руки на груди. Определенно, они оба считают, что я лгу.
Снова раздается звонок лифта, и из него выходят двое мужчин в пиджаках. Они подходят к двери номера Тессы и демонстрируют Тревору свои удостоверения. В этот момент Ванда выныривает из соседнего номера и отправляет меня убирать верхний этаж. Мне хочется посмотреть, что будет происходить дальше, но Ванда непреклонна, а уж когда она такая, всем приходится ходить по струнке.
Из окна третьего этажа я вижу, как тело Тессы везут на каталке к фургону, припаркованному на служебной стоянке, и не могу оторвать взгляда от мешка. Невольно вспоминаю, как видела другой мешок с телом, который вот так же закатывали на тележке в фургон. Мне надо начинать уборку, но прежде, чем постучать в дверь номера тридцать девять, я соображаю, что это мой последний шанс, бегу по лестнице на второй этаж и успеваю заметить, как в лифт входит женщина в полицейской форме с полиэтиленовым пакетом, полным вещей Тессы.
— Простите, дорогуша, но вам придется подождать следующий.
— Я только хотела узнать. Эта женщина с рыжими волосами — ее ведь убили, да?
— Сомневаюсь, что она могла сама себя задушить.
На мгновение я испытываю удовлетворение от того, что оказалась права, но как только двери лифта захлопываются, меня снова охватывает паника.
Всю смену я не переставая думаю о Тессе Шарп. На что бы я ни посмотрела, везде вижу ее рыжие волосы, взгляд ее открытых глаз и вспоминаю фотографию из водительских прав. Такой тихий приморский городок. Я живу здесь уже пару месяцев и не сталкивалась ни с какой преступностью. Ну, украли старую газонокосилку из сарая в саду. Ну, случались магазинные кражи. Но ведь тут убийство! И разве это могло быть случайным совпадением: рыжие волосы, голубые глаза и почти точно мой возраст? И она тоже из Бристоля.
Забираю в подсобке свою сумку и уже собираюсь уходить, и тут слышу, как Ванда выкрикивает мое имя. Ну, конечно, не настоящее имя.
— Женевьева! — спрашиваю я, оборачиваясь к ней. — Я собралась уходить.
— Ты была права, — произносит Ванда. — Так ты видела подобное, когда работала в больнице?
— Я знала человека, которого задушили. Видела, как это бывает.
Ванда не отвечает, продолжая смотреть мне под ноги’; Спустя какое-то время она поднимает глаза и кивает, и я воспринимаю ее жест как разрешение уйти. Скорее всего, она продолжает думать, что я ее обманываю, но это, увы, правда.
Я вся пропиталась запахом моющих средств и хочу, наконец, вдохнуть свежего воздуха. Прохожу через парадную дверь, почти пересекаю лужайку перед входом и тут слышу знакомые детские голоса.
— Мам, вот эта горничная! — Две маленькие девочки, с которыми я познакомилась на прошлой неделе за завтраком, бегут по траве в мою сторону. — Привет, Женевьева!
— Привет, — отвечаю я, моментально забыв о своем состоянии. На девочках майки, надетые прямо поверх купальников, а волосы Кики еще влажны. Наверное, они провели все утро на пляже. — Наслаждаетесь бабьим летом?.Ходили купаться?
— Ага, — отвечает Лола. — Мы нашли краба.
— Нет, это я нашла краба, — поправляет ее Кики.
— Ух ты! Можно мне посмотреть?
— Мама сказала, что мы должны отпустить его обратно в море.
— Она права. Его же там ждет подружка Ариэль, разве не так? — Они обе хихикают. — Как твоя коленка, Кики?
— Гораздо лучше, — отвечает она, показывая мне пластырь, который я ей приклеила. — Крови уже нет.
— Хорошо, что он у меня был, правда?
— Ага. Мама не носит их с собой.
— Столько было крови, — застенчиво говорит Лола. — Просто ужас.
— Я была медсестрой, — гордо говорю я. — Привыкла.
— А еще мы нашли вот это, — Лола снимает с пальца серебряное колечко к красным камнем в виде сердечка. Оно совсем простенькое, но они смотрят на него так, будто это обручальное кольцо Меган Маркл.
— Какое красивое, — говорю я. Кики кладет кольцо на мою ладонь, я разглядываю его некоторое время и протягиваю обратно.
— Это вам, — говорит Лола.
— Я не могу взять его, — отвечаю я, возвращая кольцо.
— Мы бы хотели, чтобы оно было у вас, потому что ваш приятель еще не подарил вам кольцо. Пусть пока будет это.
— Просто не знаю, что сказать. Можно мне вас обнять?
Они бросаются ко мне, и я вдыхаю исходящий от Лолы запах — морская соль вперемешку с кремом от загара.
— Спасибо. Это так мило с вашей стороны. Интересно, как оно попало на берег? Может, случилось кораблекрушение?
— Ага! — загорается Кики. — А может, оно принадлежало принцессе, которая упала за борт…
— …когда ее пытались похитить кровожадные пираты.
— Точно! — подхватывает Лола. — А принцесса теперь пытается доплыть до берега.
— Но она еще не доплыла. Она устала, и ей пришлось остановиться на необитаемом острове, где ее захватил в плен дракон.
— А дракон…
— Привет, Женевьева. Извиняюсь за то, что они тебя задерживают. — Вырисовывается позади девочек силуэт их бодрой мамаши. — Тебя не было несколько дней?
— Это ничего, у меня всегда найдется для них время.
Девочки просто сияют от счастья, и я снова хочу обнять их так сильно, что на глазах у меня выступают слезы, и мне приходится делать вид, что это просто ветер с моря.