– Оооо, да он романтик! – восхитилась Хуня – подумай, Верник! Еще не поздно все изменить.
– Да иди ты… – огрызнулась я.
– Ладно-ладно… – примирительно замахала на меня руками подруга, – ну что? Начали?
Кивнув, отправила Стасу сообщение, о том, что наша операция началась. Хуня нажала на пластинку управления и в отсеке тентурийца раздалось тихое шипение.
– Я зелье рядом с Чарли поставила, вот и слышно, – пожала плечами Хунька, в ответ на мой вопросительный взгляд.
В этот момент, тентуриец на экране застыл с блаженной улыбкой на лице. Раздался вызов от Стаса, заставивший нас напрячься.
– Что случилось, Погодин? – прошипела Хунька.
– Я подумал, что вам будет интересно, – ответил он и приложил ладонь к входной панели отсека.
Дверь отворилась и в проеме возникла внушительная фигура всуня Куси-бао.
– Курсант? – удивился гигант, – что-то случилось?
– Уважаемый фаэр Куси-бао, – отрапортовал Стас, – тангир Стшарсси приказал вам срочно явиться к нему! Отсек номер 407!
– Что-то срочное? – спросил всунь.
– На сколько мне известно – дело не терпит отлагательств! – с серьезной миной уверил его Погодин.
– Ты молодец, курсант! – похвалил его Куси-бао и похлопал по плечу.
По комму пошла рябь и соединение сорвалось.
– Не устоял на ногах Погодин, – констатировала Хунька.
Прошло еще каких-то пять минут. К нам присоединился Стас, потирающий плечо и болезненно кривящийся. А еще через минуту в отсеке тангира раздался входной вызов.
– Уже иду… иду, моя сладенькая, – пропел тентуриец и направился открывать дверь.
Четыре пары глаз внимательно следили за происходящим на экране. Дверь с тихим шелестом отъехала в сторону и перед небрежно, по-домашнему одетым тангиром Стшарсси возник огромный, черный, словно вырезанный из куска самого дорогого оникса Куси-бао.
– По вашему приказанию прибыл… – всунь замер, глядя на фривольный прикид тентурийца. Челюсть гиганта медленно отвисла, глаза вылезли из орбит от удивления и весь он застыл в такой высокохудожественной позе, словно позировал известному скульптору.
– Я вас не… – рявкнул было тангир, но потом приворотное зелье, видимо, начало действовать, шаман с Лунгорода не подвел и на этот раз, – я вас не вызывал, – уже мягким, обволакивающим голосом продолжил тентуриец, – так… пригласил, посидеть по-дружески… А то все служба и служба…
Облаченный в просторный халат Казанова подхватил под руку опешившего гиганта и повел внутрь отсека. Куси-бао отмер, как-то рассеянно заозирался, ища пути отхода, но не посмел спорить с вышестоящим начальством.
– Жа-а-алко его, – протянул Жорик.
– А он бы тебя не пожалел, – припечатала Хунька, отбив у Селедкина всю жалость к влаппи.
– Да и потом, у него была возможность удрать, – усмехнулся Погодин, – значит, не так сильно хотел…
А в это время тангир Стшарсси усадил изрядно шокированного всуня на диван, нежно гладя по его черной огромной ручище.
– Мы так долго служим рядом… бок о бок… – с придыханием продолжил он ворковать, не выпуская огромную конечность влаппи из рук, – мы так близко и так далеко. Нам следует перейти на новый виток в наших отношениях. Я предлагаю выпить за дружбу! У меня есть чудесный ракшвар двадцатилетней выдержки с самого Кронса-13. Вы же не против дружбы?
– Ннет… – судорожно сглотнув выдавил из себя всунь.
– Чудесно! Просто чудесно! – мурлыкал тентуриец, набирая на комме команду.
Панель встроенного шкафа отъехала в сторону и вперед выдвинулась полка с затейливого вида бутылками и посудой.
– Где же это, где, – тангир, изучив ассортимент бара, разлил по бокалам темно – синюю жидкость, приподнял их к свету, – взгляните, друг мой, это же чистый сапфир, ни грамма примеси, все натуральное.
Коварный обольститель, двигаясь плавно, кидая загадочные взгляды на своего огромного гостя, подошел к дивану и сел рядом с влаппи, протянув один из бокалов.
– Выпьем за дружбу! – произнес он, не отводя глаз от напряженного гиганта.
Мужчины выпили – влаппи залпом и до дна, а тентуриец, сделав небольшой глоток, медленно облизал губы, чем вызвал панику у всуня. Гигант попятился, но властная рука тангира Стшарсси легла на его колено, заставляя замереть.
– Дружба – это прекрасно! – выдохнул новоявленный ловелас, погладив мощное колено гиганта. Всунь дернулся, пытаясь отодвинуться, но уперся в спинку дивана,
– а когда двух людей связывают искренние дружеские отношения, то они начинают и называть друг друга по-дружески. Тангир Стшарсси – слишком официально, ты не находишь? Зови меня просто – Шенг. Повтори!
– Шенг, – хрипло выдохнул влаппи.
– Отлично! Просто превосходно! – пропел тентуриец и его рука двинулась от колена выше, отчего и без того выпученные глаза всуня выпучились еще больше, – Шенг из твоих уст звучит так романтично, так интимно… А как зовут тебя, Куси-бао?
– Куси-бао, – пророкотал гигант, с испугом косясь на руку тангира, которая в данный момент спустилась к внутренней поверхности крепкого бедра влаппи.
– Я спрашиваю об имени, – нежно прошептал Шенг Стшарсси, глядя в ошалевшие глаза всуня, – ну как тебя мама звала в детстве?
– Неудобно… – пробасил гигант.
– Мы выпили за дружбу и теперь между нами нет секретов! – коварно улыбнулся тангир, – говори же, как тебя ласково называла мамочка?
– Мелкий засранец, – выдохнул влаппи и смущенно опустил глаза.
Мы переглянулись между собой и рассмеялись, зажимая ладонями рты.
Тентуриец, пытавшийся в этот момент сделать очередной глоток из бокала, подавился и закашлялся. Всунь, желая помочь своему командиру, слегка стукнул его по спине. Вот зря он это сделал! Зря! Потому что от поистине героической помощи Куси-бао, Шенг слетел с дивана и закашлялся еще больше. Он хрипел и хватался за горло, пытаясь вздохнуть. Бокал выпал, разбившись об пол. Лицо тангира покраснело, он судорожно хватал ртом воздух. Наконец, отдышавшись и откашлявшись, тентуриец сел на место, еще теснее придвинувшись к предмету своей страсти.
– Нет… – выдохнул обольститель, – так я, пожалуй, называть тебя не стану. Нужно что-то более ласковое, наше общее, я бы сказал, интимное. Как на счет, скажем, малыша? Я буду звать тебя – малыш, мой малыш Куси-бао. Это так символично. Ты такой большой и сильный, такой мужественный и неприступный для всех и только для меня… для твоего… дружка ты будешь ранимым и мягким.
– Учись! Вот как нужно женщин соблазнять! – Хунька пихнула локтем Погодина в бок.
– Но он там совсем не женщину соблазняет! – обиженно простонал Стас.
– Главное в этом деле не половая принадлежность, а подход! – грозно сказала подруга и вновь прилипла к экрану.
– Я Куси-бао! – заревел всунь. Кажется происходящее потихоньку начало доходить и до туповатого влаппи.
– Ладно! – как ни в чем не бывало согласился тентурийский ловелас, – в конце концов, что может быть интимнее собственного имени. Правда, малыш? Тут главное с какой интонацией его произносить, – тангир прикрыл глаза и нежным полушепотом выдохнул, – Куси-баааооо…
Влаппи скривился так, будто в его рот выдавили килограмм лимонов.
– Ну как? – чарующе улыбнулся Стшарсси, – пробирает до мурашек, не так ли? Ты чувствуешь, как горячая волна омывает твое огромное… черное тело… да?
– Погодин, ты записываешь? – лениво поинтересовалась Хунька.
– А то как же! – огрызнулся Стасик, – всю жизнь мечтал покувыркаться с огромным мужиком!
– Ты стратегию на ус мотай, – усмехнулась желтоглазая язва, – а какого рода войска
– в расчет на месте принимать будешь. Вон Верник, как заслушалась. Наверное жалеет сейчас, что такого сладкоголосого тентурийца бортанула.
– Хунь, – не отрываясь от экрана сказала я, – мне кажется, что брачные игры самцов как-то странно на тебя влияют.
– Вот вот, – подтвердила она, – эти милые картинки будят во мне заботу о ближнем и сострадание.
– Ну, заботишься ты, положим, о Стасике, а сострадаешь кому?
– Разумеется тангиру! – невозмутимо ответила она.
– По… пооочему это? – полюбопытствовал Жорка.
– А вы представьте, что будет с тентурийцем, когда до влаппи дойдет к чему его склоняют? – наш дружный смех говорил лишь о том, что каждый из нас представил картину в подробностях.
Тентуриец, тем временем, поднял руку и бережно коснулся щеки всуня костяшками пальцев.
– Такая нежная кожа у такого сурового воина, – мурлыкал он, положив вторую руку поверх халата себе на пах, где невооруженным взглядом просматривалась выпуклость, – и эти плотно сжатые губы, они такие манящие… созданные для поцелуев… Почему я заметил это лишь сейчас? Сколько времени упущено… сколько…
Куси-бао так и сидел, как статуя, выпрямив спину, по прежнему держа в руке пустой бокал. Как только тенруриец коснулся его, раздался звон и бокал осыпался на пол горкой стекла. Алая кровь всуня закапала на светлое покрытие отсека.
– Что же ты наделал, глупышка! – воскликнул тангир, срываясь с места. Через несколько секунд он уже вернулся с аптечкой и заботливо заклеивал порез на руке гиганта, – не могу видеть, как ты страдаешь!
Шенг Стшарсси не выпускал огромную черную конечность, на которой пятном выделялся свежий заживляющий пластырь. Тангир держал ее между своих ладоней бережно, как драгоценность, как сокровище. При этом выражение на его лице было непередаваемым, там смешались забота, беспокойство, нежность и восхищение. Набравшись смелости, тентуриец поднес гигантскую кисть к своим губам и коснулся ими толстых, как сардельки, пальцев.
– Тангир Стшарсси! – взревел влаппи, подскакивая с дивана, – что Вы себе позволяете?
– Сидеть! – опомнился Казанова, лишившись вожделенного объекта страсти, и… горемычный, но дисциплинированный Куси-бао не посмел ослушаться приказа своего командира, покорно опустившись на место, – твои действия озадачивают меня! Разве я был с тобой груб? Разве я слишком напорист? Нашу страсть не удержать в рамках, она бурлит, как проснувшийся вулкан на Такинаве и скоро прольется мощными потоками лавы! Твоя близость сводит меня с ума!