И я продолжила рассказ о заикающемся Жорке, о влаппи, который наметил себе жертву… о случайно- оказавшемся в багаже приворотном зелье и…
Рассказывая, внимание сфокусировала лишь на рассказе, рассматривая картины на стенах отсека легара. Отвлекли меня странные всхлипывающие звуки. Я перевела взгляд на деда. Он смеялся, утирая выступившие слезы рукавом форменном куртки.
– Ну земляне, – едва смог проговорить легар, когда отдышался, – чувствую хлебнем мы еще с вами горя. Это же надо… влаппи и Стшарсси…
И гостиную огласил громкий хохот. Смеялся эленмарец так заразительно, что и я не удержалась, присоединившись к веселью.
– И сколько мой тангир будет вздыхать по всуню? – спросил дед, потирая переносицу.
– Примерно неделю, – невинно отозвалась я, – но это было проделано во благо! Исключительно в воспитательных целях.
– Вообще, это дело офицеров воспитывать курсантов, а не наоборот, – возразил легар, лукаво посмотрев на меня.
– Ну ты что, хотел, чтобы я покорно приняла его непристойное предложение? – пришлось скорчить обиженную рожицу.
– Женщины рода Сорг неприкосновенны, – как-то торжественно произнес мой родственник, – любое действие, совершенное для твоей безопасности я считаю правомерным и оправданным. Но ваши методы… Они… Они…
Легар вновь рассмеялся. Сквозь приступы неудержимого хохота проскальзывало:
– Малыш… мелкий засранец… это не то, что вы подумали… ну земляне…
– То есть я могу рассчитывать, что ты меня поддержишь? – спросила напрямик, когда очередная волна веселья схлынула.
– Всегда, – утвердительно кивнул дед и тут же хитро прищурился, – скажи, Аля, а фокус с приклеиванием моего офицера к дивану кают-компании это тоже ваших рук дело?
– Не понимаю, о чем ты? – сделала честное лицо я, а он… он понимающе кивнул, ухмыльнулся и больше не стал задавать вопросов. Вот чувствую – наш человек этот эленмарец. Ему просто драйва в жизни не хватало, пока я не прилетела.
– Беги, птенчик, скоро сигнал отбоя, – напоследок сказал легар, – заходи ко мне почаще, даже просто так. Я всегда счастлив тебя видеть.
– Зайду, – усмехнулась в ответ и попыталась испугать, – еще просить будешь, чтобы перестала сюда таскаться.
– Не буду. Мой дом – это твой дом, птенчик.
Глава 17
Спалось на новом месте сладко, но как-то мало. Разбудил резкий пронзительный свист, заставивший подскочить на кровати. Это что, сигнал подъема такой? Да это же вой возмущенной тетки, плавно переходящий в ультразвук, смерть барабанным перепонкам. Всклокоченная, заспанная Хунька взирала на меня испуганными желтыми глазищами с соседней кровати.
– Верник! – хриплым спросонок голосом проскрипела она, – это что война и мы все умрем?
– Нет, подруга, – отозвалась я не менее жизнерадостным голосом, – это они нам так радоваться новому дню предлагают.
– Каждое такое доброе утро я не вынесу, – простонала Хуня, зарываясь в подушку, – нужно попросить Жорку отключить этот звук в отсеке.
– И как вставать будем? – поинтересовалась я.
– Феклушу заведем… – отозвалась она.
– Нет, уж. Сама заводи своего Феклушу. Я в твоем механическом разврате не участвую! Так и знай!
– Дура ты Алька, – обиделась подруга, – я тебе про будильник говорила а не…
– Вставай! – скинула одеяло с недовольной Хуньки, – до утренней тренировки пятнадцать минут.
– Сейчас кто-то в лоб схлопочет! – пыхтя, она медленно стала сползать с кровати.
– Догони сначала! – показав ей язык, заняла санблок.
– Верник, так не честно, – взывала к моей совести Хунька, – я так опоздаю!
– Кто рано встает у того и вишенка на торте, – сказала, освобождая ей проход к умывальнику.
Через десять минут, переодетые в спортивную форму, мы уже неслись к лифту, чтобы телепортироваться на крытый стадион, где должна была состояться утренняя тренировка. Переместившись в нужный нам сектор, отыскали своих. И тут со всех сторон послышалось восхищенное:
– Ооооооо! Ааааааа! Ничего себе!
Лично меня это чрезвычайно насторожило и я завертела головой в поисках объекта, вызвавшего такую реакцию. Оказалось, что таких объектов четыре – мы с Хунькой и две девушки-землянки с Европы. Надо сказать, что на Земле для удобства курсантов, спортивная форма состояла из эластичных шортов до колена и футболки. Девушки вместо футболки, как правило, носили короткие топы. И вот сейчас на то, что дома было нормальным и обыденным, взирал весь стадион восхищенно улюлюкая. Я перевела взгляд на других девушек, они были одеты в просторные синие штанишки и такие же курточки. Да, попали! Почувствовала, как от стыда начинают гореть щеки.
– Алька, не смей! Не смей краснеть! – прошипела Хунька, – во-первых, нам еще не выдали форму, а во-вторых пусть у них глаза от восхищения лопнут! Оглянись вокруг, на кого им еще смотреть, как не на нас.
– Зря ты, Хунь, – поборов смущение, отозвалась я, – есть вполне симпатичные девушки. Возьми хоть нашу соседку Анвен.
– Брат у нее симпатичный, – парировала подруга, – и она могла бы быть милашкой, но кривится все время, будто ей под носом совсем не Жоркиным медом намазали.
В этот момент вперед вышел наш многострадальный всунь, окинул нас грозным взглядом, остановился на черно-белой стайке землян и скомандовал.
– Мужчины восемь кругов вокруг стадиона, женщины – пять.
Надо отметить, выглядел он неплохо, бодро, по-армейски аккуратно и ничего в его внешности не выдавало вчерашнего конфуза. Мы сорвались с места и побежали вдоль стадионной полосы, наблюдая, как курсанты других факультетов выполняют упражнения под руководством своих всуней. Я уже знала, подслушав разговор деда, что наш экспериментальный курс состоял из восьмидесяти человек, двенадцать из которых были земляне. Стас и Жорка бежали рядом с нами, такие же, как мы, не выспавшиеся и недовольные. Остальные однокурсники также придерживались своих четверок. Я внимательно рассматривала тех, с кем нам предстояло обучаться три года. Большинство составляли тентурийцы, четыре эленмарца, несколько астерийцев, четверка мужчин-ксури, восемь варгов – вот, пожалуй, и все. Но была одна четверка, которая привлекла мое внимание, так как выбивалась из общей массы курсантов. Она была женской и состояла из представительниц разных рас. В нее входили две ксури, нежно посматривающие друг на друга, во лбу каждой сияла желтая звездочка с красной серединкой. Такого обозначения в бабушкином файле я не встречала. А еще в эту четверку входили наши с Хуней соседки – астерийка Айа Като и эленмарка Анвен Беллим. Братца эльфийки в наших рядах не было. Вообще, на нашем курсе девушек оказалось не очень много, но на стадионе занимались группы состоящие сплошь из одних женщин.
К концу четвертого круга дыхание начало потихонечку сбиваться. Мы с ребятами искренне возрадовались минимализму нашей формы, хотя мужчины держались лучше. На пятом круге легкие уже горели огнем, но я упорно заставляла себя двигаться вперед.
– Пристрелите меня, – выла рядом подруга.
– Нам ху… нам ху… – пыхтел рядом Жорка.
– Вот именно, – влез как всегда Стасик, – они то сейчас отбегаются а нам еще три круга.
– На-а-ам хуже, чем вам, – закончил свою мысль Селедкин.
А я… Я приосанилась, выровняла спину и побежала так грациозно, как только могла с дрожащими коленями и горевшими огнем легкими, потому что в этот момент к нашему всуню подошел никто иной, как упакованный уже в форму ВЗА «леденец». Куси-бао вытянулся по стойке «смирно» и что-то отрапортовал ему, тот лишь махнул рукой в ответ. Взгляд бирюзовых глаз был прикован… в общем, на меня смотрел этот гад! На меня! А я долго так не смогу, мне язык на плечо закинуть хочется, и плечи ссутулить и попу отклячить, а еще эта форма, оставляющая открытыми живот и ноги… А он глаз не сводит, смотрит… А я бегу… задыхаюсь, но бегу, как ни в чем не бывало. Ну и пусть себе смотрит! До финиша оставалось совсем немного и я, гордо задрав голову, резвой ланью устремилась к желанной черте, но… В самый неподходящий момент ноги заплелись и я рухнула на беговую дорожку, сильно поцарапав колено. От резкой боли на глазах навернулись слезы, но не колено меня беспокоило, хотя держалась я за него. Представляю, как сейчас смеется надо мной этот «сладенький леденец в форменной обертке», а я вся такая потная, несчастная, лохматая, с раскрасневшимися щеками лежу практически у его ног и встать не могу. Позор какой!
– Алька! – услышала я дружный вскрик Стаса и Хуньки но первым рядом оказался этот… тангир эленмарский.
– Продолжать упражнение! – скомандовал он ребятам, – Кадет Верник, вы в порядке? – его крупная ладонь уже осторожно ощупывает мое колено и голос, вроде, не насмешливый, а взволнованный.
Набравшись храбрости, поднимаю глаза и встречаюсь с его взглядом. Точно, смотрит внимательно, не скрывая беспокойства и тревоги, а на бирюзовой радужке вспыхивают золотые искорки. Ну, да. Ты же теперь начальство и отвечаешь за целостность личного состава. Каждая ссадина, каждая царапина – пятно на твоей репутации, «леденец».
– Все в порядке, – тихо говорю я, тщетно пытаясь подняться.
Подлетают Жорка и Стас, пытаясь мне помочь.
– Я тут сам справлюсь! Курсантом отдан приказ – продолжать движение! Что не ясно? – слышится громкий голос эленмарца, а меня подхватывают на руки и несут до скамеечек, стоящих неподалеку. Бережно опустив меня на лавку, тангир обратился к стоящему рядом влаппи, – всунь Куси-бао, принесите аптечку!
При употреблении звания всунь с его именем, после слов Стаса о двояком значении этой фразы на земном языке, Куси бао посмотрел на меня и смущенно потупился. Я едва сдержала улыбку, ущипнув себя за бедро.
– Мне еще долго ждать, всунь? – спросил «леденец» сидящий передо мной на корточках и внимательно осматривающий небольшую ранку, – мне нужен заживляющий пластырь, немедленно. Кажется, больше никаких серьезных повреждений нет.
Бедный всунь кивнул и поспешил исполнить приказ вышестоящего начальства.