– Стасик, ты как? – тихо позвала я, но он не отозвался.
Потерю крови не может восполнить никакой энергетик и, к сожалению, никакая сила воли тут не поможет. Вот так, зависнув на скале, между жизнью и смертью, я осознала всю полноту ответственности, лежащую на мне. Ответственность за две жизни: свою и Стаса… Резкая боль пронзила ногу, оттого что случайно раной натолкнулась на выступ скалы, но эта же боль привела меня в чувство, заставив начать двигаться. И снова вздох – рывок – спуск… Перед глазами все расплывалось, тело окоченело настолько, что клонило в сон, в какой-то момент, мне показалось что вспышки лучей больше не свистят и не разрезают пространство. Чудеса… Или мне это действительно показалось… И снова спуск, снова каменная стена, тяжесть друга за плечами, содранные до крови руки, боль в ноге… в теле… Холодно. Как же холодно.
Когда боты коснулись поверхности, слезы сами гладом полились из глаз. Я отстегнула, прикованного ко мне Стаса, скинув с нас шкуру. Сейчас мы находились в безопасной зоне и можно было передохнуть. Тяжело дыша, из последних сил усадила Погодина к скале.
– Стас! Стасик! – звала я, – Ты как?
Но ответом мне было лишь молчание. Бледное, почти серое лицо друга плохо просматривалось сквозь стекло покрытое изморозью. Сил сделать хоть какое-то движение у меня больше не было. Опустившись на заледенелый наст рядом с Погодиным, я устало привалилась к здоровому плечу друга.
– Знаешь, Стас, – тихо говорила я, отгоняя от себя сон и сосредотачиваясь на боли, терзающей ногу, – вот увидишь, мы обязательно дойдем… Только вот немножко отдохну… и дойдем… я только на секундочку закрою глаза и потом мы обязательно пойдем…
Мне снилось море. Синее, ласковое… Белые чайки что-то весело кричали, пролетая мимо. Все такое… земное, и в то же время неземное. Словно вокруг другой мир. А я брела по песчаному берегу с бабушкой Пелагеей и тихо разговаривала.
– Знаешь, ба, жизнь – сложная штука…
– Не простая, – улыбаясь, отвечала она, – но чертовски интересная.
– В ней так много страданий, – привела аргумент я.
– Много, – согласилась бабушка, – но и хорошего тоже много.
– На каждое хорошее слишком уж много порой плохого…
– Зато когда получаешь это хорошее, о плохом почти не вспоминаешь, – и она вновь одарила меня теплой ласкающей улыбкой.
– Не знаю… – протянула я.
– Аля, слишком много людей, которые тебя любят, это уже не мало. Значит, твоя жизнь не напрасна и еще не закончена. Возвращайся, детка, ты нужна там.
Я хотела сказать ей так много и про деда, про Академию, про кораблики, даже про тангира Элвэ, хотя почему это он должен в моем сне присутствовать!! В этот момент резкая боль пронзила все тело. Застонав, открыла глаза.
Сон продолжался. Я увидела обеспокоенное лицо «леденца», склонившееся надо мной. Теперь вокруг было очень холодно, как на планете Медрик. Тела почти не чувствовала…
– Аля, Алечка… – видимо, не первый раз звал эльф, – очнулась…
Он поднял меня, словно я ничего не весила, куда-то переложил. Поверхность подо мной дрогнула и поехала. Чужие звезды закрутились в хороводе, а надо мной вновь возник тангир Элвэ.
– Потерпи немного, – просто сказал он.
– Стас… – выдохнула я, – живой?
– Он жив, – ответили мне.
– Хорошо… – прошептала, погружаясь в беспамятье.
Глава 28
Ветер в ушах, сердце заходится, подо мной мощная черная спина, поросшая пушистой шерстью, а по бокам – два огромных крыла. От стремительного полета хочется визжать и кричать, восторг переполняет меня.
– Сумрак! Сумрак! – шепчу я, зарываясь пальцами в мягкий мех.
А он стремительно заходит на посадку и ложится, чтобы мне удобнее было спешиться. Горящие глаза на умной, клыкастой морде, словно все понимают, они заглядывают в самую душу, от этого становится теплее и светлее. Зверь легонько, лапой направляет меня туда, где все сияет и ничего не разобрать.
– Пора? – спрашиваю я, глядя на яркий, белый свет, и лайвелл кивает в ответ, – до свидания, Сумрак!!!
Целую пушистую макушку между ушами, увенчанными кисточками и иду… иду туда, где меня точно ждут, где во мне нуждаются, где я нуждаюсь в них…
Просыпаться совсем не хочется, веки, словно налились свинцовой тяжестью. Воде ничего не болит. Все еще не открывая глаз, пытаюсь пошевелить руками и ногами. Двигаются. Чувствую. Тепло. Смутно вспоминаю склоненное над собой встревоженное лицо тангира Элвэ… Или это был только сон… Где я? Но открыть глаза трудно. Трудно и страшно.
– Тангир Элвэ! Что вы опять здесь делаете? – раздается рядом строгий голос.
– Пришел проверить, как тут моя курсантка, тратор Тавилас, – ответил ему до боли знакомый, – и смею заметить, я старше вас по званию.
– А я смею заметить, – снова отвечает ему первый и очень сердитый голос, – что согласно статьи 256/258-25 Устава Коалиции, врач, находясь на своем рабочем месте, во время спасения жизни своих пациентов имеет права отдавать приказы даже самому артлегару!
– Простите, не хотел вас обидеть. Просто волнение… стресс…
– Пройдите в соседний кабинет, я попрошу фаэру Перке вколоть вам успокоительное, – усмехнулся, как я поняла, доктор, подходя к моей кровати.
– В этом нет необходимости, – поспешно отозвался «леденец», – как она, Навир?
– Неужели вспомнил мое имя, Дарин? А я думал мы с тобой на официальный уровень общения перешли, – усмехнулся тот, который врач.
– Брось, просто сказываются волнения последних нескольких суток.
– Да, досталось курсантам. А вам хватило переживаний. Легара Сорга я даже в приказном порядке отправил в релаксационный сон.
– Буйствовал? – оживился Элвэ.
– Не то слово! Отказался покидать зал с медбоксами.
– Настолько серьезные повреждения? – голос тангира был наполнен беспокойством.
– Пареньку пришлось по частям собирать ногу и восстанавливать плечо, а девочке ногу и кисти рук фактически вырастили новые. Обморожение четвертой степени не шутки. Да-с. Досталось им.
– А сейчас? – голос эльфа дрогнул, – как они сейчас?
– С точки зрения анатомической целостности – отлично, но насморк и простуда – это единственные болезни, которые не лечатся, а проходят сами. Так что лежать твоим курсантам здесь еще недельку, принимать витамины и теплое питье.
– Спасибо, Навир, – выдохнул эльф.
– Эта моя работа, а ты тут не присаживайся, а то, как Сорга, прикажу тебя в сон отправить, лечебный! – строго сказал доктор.
– Но это мои курсанты! – воскликнул Элвэ.
– Да-да-да! То-то я смотрю, ты в соседнюю плату, где лежит курсант Погодин, кстати, пришедший в себя, ни разу не заходил! Все около курсанточки трешься. Понимаю… Красивая… – в голосе доктора послышались смешливые нотки, – Вооон! Вон, я сказал! Не вынуждайте меня, тангир Элвэ, принимать не приятные для вас решения. Завтра приходите, навестить ее. Очнется ваша Верник, никуда не денется.
Раздались шаги, звук отъезжающей двери, снова… Когда все стихло, рядом кто-то присел.
– Открывай глаза, героиня, – раздался веселый голос доктора Тавиласа, – приборы показывают, что ты давно уже не спишь. Подслушивать некрасиво, кадет Верник!
Мне стало стыдно, и я открыла глаза. Передо мной сидел эленмарец, облаченный в белоснежный комбинезон и его серые глаза лучились весельем.
– С возвращением на этот свет, принцесса, – улыбнулся мужчина.
– Спасибо, – сипло прошептала в ответ.
Горло словно натерли наждачной бумагой. Я покашляла, пытаясь его прочистить и уменьшить боль, но большого эффекта это не принесло.
– Болит? – спросил доктор.
Кивнула, показав на шею.
– Выпей вот это, – доктор поднес к моему рту небольшой стаканчик. Жидкость скатилась по горлу, унося за собой неприятные ощущения, – вылечить не вылечит, но беспокоить перестанет. Ну, как?
– Лучше, – улыбнулась мужчине, – боль прошла.
– Лежать, вставать только по крайней нужде, санблок стандартный, если что понадобиться – жми на зеленую кнопку, – подмигнул сероглазый эльф, – вопросы есть?
Доктор выглядел очень молодо, хотя в случае с эленмарцами, ему вполне могло перевалить за пятьдесят.
– А красная кнопка зачем? – спросила я, косясь на встроенный в кровать пульт.
– Тебе она не понадобиться, – усмехнулся тратор Тавилас, – это для тех, чье состояние не стабильно.
– Поняла, а Стас он где?
– За стенкой, но вставать не советую. Завтра. Все – завтра, и визиты, и посещения. Отдыхайте, кадет Верник.
– Спасибо, доктор, – сказала я, послушно закрывая глаза.
– Отдыхай, героиня, – с улыбкой повторил он.
За ним закрылись двери и в комнате погасло освещение. Не прошло и пяти минут, как снова дверь открылась, но свет не зажегся, и даже в проеме никто не возник.
– Алька… Аааалькааа! – громким шепотом позвала, ползущая на карачках Хунька, – к тебе пробраться сложнее, чем в музей с древними сокровищами ночью!
– Хунечка! – воскликнула, обрадовавшись визиту подруги.
– Тише ты! Говори шепотом, а то меня выставят в два счета. Даже легара его положение не спасло.
– Ты его видела? – уже тише спросила я.
– Все его видели! Вас со Стасом на Полкана и не заносили, сразу на санитарный крейсер транспортировали, а сюда доставили в походных медбоксах. Он, как это увидел, я думала реально коньки отбросит. Побелел весь. Сюда к тебе рвался, аж рычал…
– А ты откуда знаешь? – подозрительно взглянула на подругу.
– Обижаешь… – отозвалась она, удобно устраиваясь на полу перед кроватью, – мы с Жоркой люди маленькие, положения легара не имеем, поэтому в шкафу спрятались и все видели.
– В шкафу? – от удивления я даже приподнялась.
– Верник, тебе лежать велено, – зашипела на меня Хунька, – я чего явилась-то, посмотреть на тебя, рассказать о спасении и вообще…
– Посмотрела?
– А то как же! Краше в гроб кладут.
– Вот спасибо! – поблагодарила я подругу.
– Да не за что, – пожала плечами она, – Аль, а чего ты хочешь? Три дня в медбоксе никого не красят. Ничего, отойдешь и снова станешь знойной красоткой.