– На нашем острове порт закрыт, а все корабли, кроме галеры Верховного жреца Ухана, сожжены, – криво улыбнулся Карог. – Но чужеземцам мы рады. По указанию Верховного жреца их приносят в жертву великой Матери-Игуане. – Вождь обернулся к воинам и скомандовал:
– Связать его! Бросить в яму!
– Тюрьма переполнена, вождь, – заметил воин с повязкой на левом глазу. – Может, отпустим чужеземца на все четыре стороны?
– Одноглазый Му, ты, кажется, хочешь лишить великую Мать-Игуану жертвы? – с неудовольствием сказал Карог. – Если Ухан узнает о твоём предложении, ты сам займёшь место чужестранца.
– Что ты, вождь! – попятился Му. – Я просто напомнил, что в яме почти не осталось свободного места...
– Это не важно. Верховный жрец Ухан приказал всех пленников отправить завтра на жертвенный камень богини. Так что чужестранцу не долго придётся мучиться в тесноте.
Му отложил копьё и снял с пояса моток верёвки. Второй воин, коренастый и приземистый, наклонился и схватил Алладина за руку. Юноша понял, что медлить нельзя – его свобода и жизнь под угрозой и зависят только от него самого...
Обученный различным приёмам, Алладин легко выскользнул из рук Коренастого и ребром ладони нанёс ему резкий удар по гортани. Воин захрипел и зарылся лицом в песок. Одноглазый Му в растерянности отскочил в сторону и поднял копьё.
Алладин метнулся в образовавшуюся брешь, но сказались усталость и напряжение последней ночи. Он споткнулся и растянулся во весь рост. Тут же на него набросились островитяне. От тяжести навалившихся тел потемнело в глазах.
Юноша с трудом встал на четвереньки, перебросил через себя какого-то воина, лягнул по коленной чашечке другого, укусил третьего... Но врагов было слишком много. Они напали разом и скрутили Алладину руки за спиной.
Вождь примирительно похлопал юношу по плечу и приказал идти вперёд. Тот отрицательно покачал головой. Карог поднял свой топор и многозначительно провёл пальцем по лезвию. Алладин посмотрел на море, затем перевёл взгляд на вождя.
– Олаф говорил: «Вера в победу может творить чудеса», – пробормотал он. – Надеюсь, Рыжебородый прав...
Склонив голову в знак покорности, Алладин побрёл за вождём. Он надеялся дождаться более благоприятного момента для бегства.
Глава пятаяЦВЕТНЫЕ ИГУАНЫ
Тяжёлая, окованная медью решётка со скрипом захлопнулась над головой. Алладин очутился в тесном прямоугольном помещении, битком набитом людьми. Одни тяжело стонали в забытьи, другие безучастно лежали на каменном полу, уставившись в одну точку, третьи с интересом рассматривали юношу.
Воздухом, отравленным тяжёлыми испарениями, было невозможно дышать. Дневной зной сочился через решётку, липким потом оседая на телах заключённых. Жар, казалось, исходил от самих стен. Алладин нашёл свободный пятачок, сел прямо на пол и стал разглядывать надписи на стенах.
Они были нацарапаны на разных языках. Здесь были египетские и китайские иероглифы, клинопись, латинские литеры, пиктограммы, скандинавские руны, замысловатая славянская вязь...
Алладин смог прочесть только надписи на арабском языке. Все они содержали многоэтажные ругательства в адрес островитян и крайне непочтительные замечания по поводу Матери-Игуаны и её кровожадных жрецов. Алладин несколько воспрянул духом. Ничто не поднимает настроение так, как «жизнерадостный» тюремный юмор.
Вечером стало несколько прохладнее. Пленники начали постепенно оживать. Послышались негромкие разговоры, возня, сдавленные ругательства. Темнота над головой сгустилась, на небе загорелись первые звёзды.
Сверху послышался какой-то шум. Решётка со скрежетом отодвинулась и в темницу в сопровождении пяти стражников с факелами в руках спустился Карог. Он задумчиво посмотрел на пленников и спокойно прошёлся по камере, осматривая стены и пол в поисках подкопа. Затем вождь хлопнул в ладоши и отдал какой-то приказ. В камеру вошли воины с дымящимися вёдрами. Они поставили их в центре помещения и скользнули обратно.
Заключённые бросились к вёдрам. Они толкались и злобно рычали, словно звери. Некоторые дрались, чтобы схватить лучший кусок. Карог смотрел на Алладина. Юноша отвернулся лицом к стене и закрыл руками уши, чтобы не слышать жадного чавканья. Вождь хмыкнул, что-то одобрительно пробормотал и неторопливо поднялся наверх. Тяжёлая решётка захлопнулась, послышался лязг задвигаемого засова.
– Из-за ежедневного осмотра совершенно невозможно сделать подкоп, – задумчиво произнёс сидящий рядом с Алладином чернокожий здоровяк с блестящим золотым амулетом на шее. – Что бы вы мне ни говорили, я всё равно считаю, что подкоп мог бы решить наши проблемы.
– Опять ты заладил своё, Мубанга, – возразил негру желтокожий ливиец. – Даже если бы и удалось вырыть подземный ход, мы оказались бы посреди укреплённого лагеря тиссов и сразу были бы замечены часовыми. Бежать из этой темницы можно только через решётку, но пока её выломаешь, весь лагерь встанет на ноги. Нас забросают копьями.
– Как думаешь, Клато-сан, сколько времени жестокие тиссы будут держать нас в этой антисанитарии? – спросил ливийца низкорослый желтокожий. Я не мылся уже три недели!
– Карог сказал, что завтра утром нас отправят к храму Матери-Игуаны, – прошептал Алладин. – Похоже, нас собираются принести в жертву.
– Ты слышишь, Ямамото?! – усмехнулся ливиец Клато. – Не о чем беспокоиться. Завтра тебя умоют. На жертвенном камне, твоей собственной кровью.
– Глупый, бестолковый дикарь! – вскричал японец. – От страха перед скилосоном вы совсем потеряли башку. Но меня голыми руками не возьмёшь! Я сделаю харакири! Где мой меч? Нет меча.
Японец уныло поник головой.
– О чём он? – не понял Алладин.
– Раньше островитяне не были столь кровожадными, – пояснил Мубанга. – Семь племён или, как они называют себя, ветвей мирно жили на этом острове. Семь королей правили государством. Землепашцы пахали, охотники охотились, жрецы славили Мать-Игуану – каждый занимался своим делом.
– Да, помню, славное было времечко, – вздохнул Клато. – Раз в год я приплывал на этот остров, чтобы обменять слоновую кость на жемчуг и божественные, восхитительные сахарные орехи, которые произрастают только здесь. Я всегда встречал радушный приём. После торговли, бывало, пропускал кубок-другой со славными венценосными стариканами и плыл восвояси.
– В Поднебесной Империи сахарный орех был на вес золота, – мечтательно произнёс Ямамото. – Странные, однако, люди, эти китайцы...
– Ничего странного, – горячо возразил Клато. – Эфиопы за десять орехов давали слона, а в придачу ещё и кружевную попону, а также кожаную плётку!
– Что же случилось с островитянами? – нетерпеливо спросил Алладин.
– Несколько лет назад, когда проснулись Демоны Глубин, островитян обуял ужас. Их остров и соседние земли начали постепенно погружаться в море, – сказал Мубанга. – Короли Жёлтой, Оранжевой и Красной ветвей обратились к Верховному жрецу Матери- Игуаны Ухану и по его совету ополчились на скилосонов. Это, мол, они подмывают берега, чтобы их детёнышам было удобнее пастись на мелководье. А короли Синей, Голубой и Фиолетовой ветвей по совету того же Ухана обвинили во всём чужеземцев. Это, мол, из-за них скилосоны начали войну. Торговые караваны, видите ли, пугают их молодняк. А вот если избегнуть контактов с иноземцами, то скилосоны успокоятся и оставят остров в покое. Мнения разделились, потому что король Белой ветви никак не мог прийти к определённому мнению. Чтобы избежать ответственности, он скоропостижно скончался. Сразу после его похорон и началась гражданская война.
– Меня угораздило приплыть с товарами в самый разгар побоища, – печально вздохнул Клато. – Головы, скажу я вам, летели направо и налево, только уворачивайся. До сих пор удивляюсь, как мне тогда удалось уцелеть!
– Завтра утром ты перестанешь удивляться, – заметил Ямамото.
– Чего и вам желаю! – огрызнулся ливиец.
– Победили короли Синей, Голубой и Фиолетовой ветвей, – продолжал рассказ Мубанга. – Они казнили побеждённых королей, а их подданным объяснили, что отныне те являются их рабами. После этого они направились на переговоры к скилосонам. Но вождь скилосонов Каамон сказал, что будет разговаривать только с правителем. Короли вернулись к своим племенам и продолжили бойню.
– В этот злосчастный момент к острову причалила моя джонка, – горестно сказал Ямамото. – Я видел, как сёгун Синей ветки казнил Фиолетового сёгуна и провозгласил его самураев своими рабами. Не успел победитель отпраздновать славную победу, как сам был казнён сёгуном Голубой ветки. Я было подумал, что сеча закончилась. Но не тут-то было! Верховный жрец Мамки-Игуаны Ухан заставил Голубого сёгуна сделать себе харакири и объявил островитян своими рабами.
– Странное дело, – произнёс Клато. – Получается, что на острове только один свободный человек – Верховный жрец Ухан. Все остальные, в том числе и наши тюремщики, – рабы!
– Значит, Ухан договорился со скилосона- ми? – спросил Алладин.
– Да, – кивнул Мубанга. – Согласно условиям мирного договора, островитяне уничтожают всех чужестранцев, то есть нас, платят скилосонам дань в виде сахарных орехов, строят гнёзда для кладки и высиживают их яйца.
– Несчастные, обманутые глупцы! – воскликнул Клато. – Островитяне, как страусы, прячут голову в песок, надеясь спастись, когда весь мир погрузится в солёные морские воды. Неужели они не понимают, что у народов суши общая судьба? Им бы скинуть Ухана да перебить скилосонов... От их острова осталось меньше половины, а они по- прежнему надеются на милость морских ящеров!
– Как бы там ни было, а нам надеяться не на что, – мрачно произнёс Мубанга. – Если мы решим бежать, то делать это нужно прямо сейчас. Завтра будет поздно. Эх, был бы у меня топор... Завесы все проржавели, а наверху всего один стражник...
– Зато дальше находится казарма. Там около тридцати здоровенных стражников с длинными, остро заточенными копьями, – заметил старик в лохмотьях, которые были некогда богатым парчовым одеянием.