– А нас не меньше сотни! Если всем навалиться, они не успеют схватиться за оружие, – раздался чей-то голос из темноты.
Алладин с удивлением заметил, что вся камера занялась обсуждением плана побега. Люди, которые казались ему сломленными, безвольными, апатичными, вдруг ожили, подняли головы, расправили плечи. Предлагались самые безумные, фантастические, порой совершенно нереальные проекты, но ясно было одно – пленники не смирились со своей участью и готовы на всё, лишь бы вновь обрести свободу.
Звёзды померкли. Горизонт на востоке посветлел, а пленники всё продолжали обсуждать различные варианты побега. Каждое предложение подробно рассматривалось и с треском отвергалось. Собрание зашло в тупик.
– К чему все эти разговоры? – устало проворчал полинезиец, кожа которого была татуирована невообразимыми узорами. – Решетку словами не откроешь.
– Есть один способ, – сказал Алладин. – Только не знаю, получится ли у меня... Давно, знаете, не практиковался. Мубанга, одолжи на несколько минут свой золотой амулет.
– Надеешься подкупить стражника? – удивился чернокожий великан, снимая с шеи блестящий самородок. – Мысль, конечно, интересная. Но должен сказать, что твоя попытка обречена на провал. Тиссы очень горды и не берут взяток. Кроме того, каждый из них считает, что за ним наблюдает недремлющее око Верховного жреца Ухана. Сам понимаешь, никому не хочется попасть на жертвенный камень раньше времени...
– Я не собираюсь никого подкупать, – ответил Алладин. – Да и не в моих правилах торговать человеческими жизнями. Я собираюсь усыпить стражника.
– Предположим, ты усыпишь этого стражника, – недоверчиво сказал Клато, – но нам-то от этого какая польза? Ну пожелаем мы ему спокойной ночи, можем даже колыбельную спеть. А решётку нам кто откроет?
– Он и откроет.
– Спящий? – уточнил Клато.
– Спящий, – кивнул Алладин.
– Я думал, ты серьёзно... – разочарованно протянул ливиец.
– Есть такой фокус, – горячо зашептал юноша. – Я научился у бродячего индуса, когда зарабатывал чтением мыслей и глотанием меча. Индус называл это гипнозом. Говорил, что у меня хорошие задатки. Мне нужно побольше света. Расступитесь! – Алладин бесцеремонно растолкал собравшихся. – Мубанга, давай свою побрякушку и подставляй спину. Мне нужно быть поближе к решётке.
Одноглазому Му было смертельно скучно. Все его товарищи сладко спали на пальмовых подстилках и наверняка видели сны о далёких славных временах, когда в гавани было тесно от торговых судов.
Тогда повсюду звучала непонятная речь, босоногие носильщики разгружали трюмы с невиданными товарами и несли их на торговую площадь, где за самый мелкий сахарный орех можно было получить зеркальце в роговой оправе, изящное шёлковое одеяние или стальной наконечник для копья.
Му покосился на своё оружие. Древко копья треснуло, а остриё бронзового наконечника так истончилось, что гнулось от малейшего прикосновения. Ни о новом оружии, ни о шёлковых накидках не приходилось и мечтать. Хорошо ещё, что сестра научила его делать набедренные повязки из копры, а то и наготу нечем было бы прикрыть.
Му тяжело вздохнул, вспомнив о сестре. Где она сейчас? Выравнивает песок вокруг кладок скилосонов, выслушивает оскорбления высокомерных зеленокожих самок или купает вылупившихся головастиков? А вождю Карогу пришлось ещё хуже. Его братьев скилосоны утопили в океане. Те увлеклись рыбалкой и слишком близко подплыли к запретным песчаным отмелям...
Проклятые скилосоны! Унизительное рабство! Эх, жизнь... А пайку сахарных орехов вчера опять урезали. Но он-то на службе, в боевых, можно сказать, частях. А ребятам из Красной ветви, что ныряют за жемчугом и красным кораллом, вообще ничего не дают. Ухан говорит, что на то и рабство. А сам орехи горстями жуёт...
– Эй, одноглазый!
Голос донесся из ямы, где толпились пленные чужеземцы.
Вот уж кому не позавидуешь, так это им. Завтра Ухан начнёт их терзать. Наверное, как обычно, начнёт со сдирания кожи, а закончит расчленением на части.
Бритоголовые служители будут бить в ритуальные барабаны, заглушая вопли несчастных пленников. Потом наполнят глиняную чашу свежей кровью и выльют её на толпу. Мол, все должны быть причастны к церемонии... Какая гадость!
Верховный жрец говорит, что Великая Морская Мать-Игуана требует крови. Врёт, конечно. Мерзкий старикашка. Никогда Мать-Игуана не требовала человеческих жертв. Раньше ей приносили один сахарный орех в месяц. Судя по всему, она была вполне довольна. Жрец попросту выслуживается перед зелёными ящерицами, заискивает. Его власть держится на страхе перед скилосона- ми. А то давно бы уже...
– Подойди сюда, одноглазый! – настаивал чей-то голос. – Я открою тебе один секрет.
– Не называй меня одноглазым, – обиделся стражник. – Называй меня Му. И вообще, заткнись. Арестантам не положено разговаривать.
– Завтра меня принесут в жертву, – шептал человек. – И тогда понапрасну сгниет весь запас сахарных орехов, которые я тайно закопал около утёса.
– Около какого утёса? – заинтересовался Му, вставая на ноги.
– Подойди поближе, доблестный Му. Я открою тайну только тебе. С первого взгляда я определил, что ты являешься настоящим кладезем всевозможных достоинств. Кому как не тебе по праву должны принадлежать мои сахарные орехи и золото?
– Там есть ещё и золото?
Му склонился над решёткой. Он разглядел в темнице невысокого мальчишку, который здорово огрел его по шее во время короткой стычки на побережье. В руках у пленника действительно блестело золото.
– Смотри, Му! – шептал юноша. – Вот маленькая крупинка клада, который тебе предстоит отрыть. Там много золота, целые горы... Ты поплывёшь по сияющему золотому течению в прекрасную страну...
– Сестру нужно взять, – сонно пробормотал Му.
Отблески света искрились на маленьком золотом амулете. Пленник вращал его по кругу, крепко держа за кожаный ремешок. Блики сливались в огненную окружность, которая ширилась, становилась всё ярче, насыщеннее. Му почувствовал лёгкое головокружение. Действительно, он словно плыл по тёплым, ласковым водам прочь от заражённого страхом и убийствами острова.
– А ведь здесь могилы моих предков! – еле слышно воскликнул одноглазый Му. – Здесь моя родина!
– У рабов нет ни предков, ни родины... Плыви прочь, изгнанник.
Это было последнее, что услышал Му, прежде чем погрузился в пучину беспамятства.
Глава шестаяВОССТАНИЕ
– Кажется, получилось! – удивлённо прошептал Алладин, глядя в единственный затуманившийся глаз загипнотизированного стражника. Юноша повысил голос:
– Отодвинь засов и открой решётку!
Стражник послушно выполнил приказание.
Пленники стремительно составили живую пирамиду. По мосту из тел начали взбираться опьянённые предстоящим сражением люди.
Мубанга и Алладин были в числе первых. Огромный негр сбил с ног заспанного стражника, вышедшего из казармы, чтобы сменить одноглазого Му, ударом кулака оглушил его, и тот мягко упал на землю.
Вокруг в темноте мятежники бесшумно отыскивали тиссов и расправлялись с ними. Однако пленники не были воинами. Большинство из них были купцами, матросами, гребцами. Сказывались отсутствие боевых навыков, долгое заточение и скудная пища. Один из тиссов сумел вырваться из захвата старика в парчовых лохмотьях. Раздался крик, и через минуту весь лагерь превратился в кипящий котёл.
Из казарм выбегали вооруженные стражники. Подчиняясь громким командам Карога, они начали выстраиваться в кольцо, чтобы окружить восставших рабов со всех сторон.
Однако численное превосходство было на стороне мятежников. С голыми руками они кидались на копья, стараясь вырвать их из рук тиссов. Сомкнутые ряды стражников были смяты, битва распространилась на весь лагерь.
Мятежники набрасывались на тиссов со всех сторон. Безоружные, они вонзали в них зубы, царапались, впивались пальцами в глаза. Те, кому удавалось завладеть оружием с яростным воплем кидались в гущу схватки.
Похоже, только Ямамото не нужно было никакого оружия. Мимоходом Алладин заметил, как маленького японца окружили пятеро тиссов. Ямамото ужом вился между наседавших на него врагов. Он ловко уклонялся от ударов бронзовых мечей и обыкновенной бамбуковой палкой парировал выпады копий. Стражники только мешали друг другу в своём стремлении поразить вёрткого противника. Ямамото уже пошёл в наступление.
Ударами пяток он разбросал стражников в разные стороны. Бамбуковый шест в его руках вращался с такой скоростью, что иногда просто исчезал из поля зрения. Вскоре все пятеро тиссов пребывали в глубоком беспамятстве, а японец с победным криком обрушился на новых врагов.
Алладин колол неприятеля направо и налево отнятым у раненого тисса копьём. Рядом с ним размахивал тяжёлой палицей Мубанга. Под его ударами черепа тиссов трещали, как скорлупа сахарных орехов, которыми так славился остров Цветных Игуан.
– Все назад! – Алладин узнал голос вождя Карога. – Отступайте к храму Матери- Игуаны!
Тиссы тут же метнули свои копья в ближайших противников и бросились бежать к ступенчатой пирамиде храма.
– Не давайте им уйти под защиту укреплений! – закричал Алладин. – Нападайте!
Но бывшие пленники уже разбежались по лагерю. Они схватили оружие, которое бросили стражники, жадно заглядывали в дымящиеся на кострах котлы с черепаховым супом, весело горланили у кожаных мешков с кислым вином. Пока Мубанга и Клато наводили порядок, поредевший отряд тиссов уже достиг стен храма.
Высокие ворота, украшенные рельефными изображениями прародительницы Игуаны, захлопнулись за замыкавшим отступление Карогом. Храм Матери-Игуаны превратился в неприступную крепость.
– Мы не можем уплыть, пока крепость не пала! – убеждал собравшихся товарищей Мубанга. – Единственная уцелевшая галера, принадлежащая Ухану, стоит на якоре под стенами. Нас засыплют стрелами, едва мы приблизимся к пристани.