Родился 24 сентября 1956 года. Проживает в рабочем поселке Нововаршавка Омской области. Образование высшее, стаж педагогической работы – 43 года.
В 2016 г. автор выпустил книгу рассказов «Далекое близкое» и две книги стихов: «От весны до весны», «О том, что движет на планете». В 2017 г. увидели свет сборник стихов «Мудрость, что приходит к нам с годами» и сборники прозы «Уральские зарисовки», «Микош». В 2018 г. – сборник прозы «У каждого есть край любимый». В 2019 г. – «Рассказы об охоте и рыбалке». В 2020 г. – «Ищите истину в любви». В 2021 г. – «Мир начинается с детства», «Александр», «Орлёнок в моей судьбе».
Стихи Александра Мильке напечатаны во многих сборниках. Произведения автора включены в антологию русской прозы, он награжден звездой «Наследие» III степени и медалью «160 лет А. П. Чехову» в 2019 г. В 2021 г. стал лауреатом Международной премии Мира, лауреатом конкурса «Лучший детский писатель».
Лето
Утренний рассвет. Восток алеет.
Перепелок нежный перезвон.
Красотою этой заболеешь
И приятно будешь удивлен.
Окунись в туманную прохладу,
Воздуха с настоем трав вдохни —
Ты поймешь, что лучшего не надо
И что лучше края не найти.
Как в лучах сверкает паутинка!
Как наполнен воздух тишиной!
И росой умытая травинка
Зеленью играет пред тобой.
Солнце по макушкам выше, выше,
Словно по ступенькам, вверх взошло.
Этой красотой с тобой мы дышим,
С солнцем счастье в каждый дом вошло.
Чувства осени
Я войду в желтеющий лес,
Чтобы осени запах вдохнуть.
Есть немало в мире чудес,
Но природу не обмануть.
И ни с чем на земле не сравнить
Той сибирской осенней красы.
Вы попробуйте побродить
По ковру из опавшей листвы,
А потом, замерев, постоять
И прислушаться к тишине,
Взглядом в воздухе листик догнать,
Что спустился в ладони ко мне.
Щебет юрких синиц разгадать
И прощальную песнь журавлей.
Никому никогда я отдать
Не смогу часть России моей.
Золотая Сибирь
А у нас, в Сибири, снова осень
Золото березкам раздала.
Подойдем давай и мы, попросим.
Может, выделит и нам она?
Осень удивленно посмотрела,
Все умыла утренним дождем,
А потом застенчиво, несмело
Прошептала тихо нам: «Пойдем».
Яркою палитрой огороды.
Кисточкой прошлась по всем цветам.
– Наслаждайтесь красотой природы,
Все богатство отдаю я вам.
Спелый колос золотой пшеницы,
Теплоту краснеющих рябин
И с полей большие вереницы
Увозящих урожай машин.
Красоту заката и восхода,
Крик прощальный серых журавлей,
В золоте стоящую березу —
Символ милой Родины моей.
«Наша жизнь – сплошные вокзалы…»
Наша жизнь – сплошные вокзалы.
Все куда-то зачем-то спешим.
Возвратимся, а завтра сначала —
Вслед за утренней зорькой летим.
Полустанки, как жизни страницы,
Всё мелькают, с собой унося
То, что в памяти нашей хранится,
Белый цвет на виски нанося.
Прозрение
Луч солнца на закате дня
Крестов коснулся золоченых.
И осенило вдруг меня:
Людей, на муки обреченных,
Не зря испытывал Господь,
Ведь сам свой крест нес за плечами.
Отдавший людям кровь и плоть,
Он все равно остался с нами,
Своею чистою душой
Все человечество спасая.
Да будет он всегда со мной
И в каждом сердце! Это зная,
Греховность нашу, бытия,
В молитвах просим мы прощенья.
От ада, пламени огня
Спасет нас мудрое решенье.
Память
Покосившихся изб ряд по улице ровной
Перед взором моим. Я стою и молчу.
Белый дом из земли
С покосившейся кровлей.
Тяжко стало на сердце —
Я в детство хочу.
Дом и улица наша, босоногое детство,
Где-то в тумане осталось оно.
Не получил я от деда наследство,
Да вроде бы и ни к чему мне оно.
Вот калитка и двор,
Тополь старый над крышей,
Здесь скамейка стояла
Когда-то под ним.
По дороге из этого дома я вышел.
В жизни всякое было – я вернулся седым.
Пролетели года, нам туда не вернуться,
Но останется памятью в каждом из нас
Дом и улица наша, самое лучшее,
Босоногое детство, первый бал,
первый класс.
Прощание с детством
Застыло море, застыли камни,
И воздух прозрачный,
качнувшись, повис.
Сижу, обхвативши колени руками,
А слезы все катятся, катятся вниз.
Даль голубая, биение сердца,
Все то, что было, уже не вернуть.
Мы расстаемся, счастливое детство.
Я ухожу, ты останешься тут.
Годы летят, и нельзя, невозможно
Ни удержать, ни замедлить их бег.
С детством расстались мы
неосторожно —
Было вчера, а сегодня уж нет.
Одинокая собака
Одинокая собака на дороге
Посреди степи. Откуда вдруг?
По измученной и исхудалой морде
Слезы унижения текут.
Видно, бросила тебя хозяйка,
Ты, наверно, больше не нужна.
Ну а может, просто «пустолайка» —
Все равно к тебе пришла беда.
Подойди, не бойся, не обижу,
Накормлю, чем есть, что бог послал,
А в глазах сверкнуло: «Ненавижу,
Как же человек меня достал!»
Голос ласковый, а может, запах хлеба
Пересилил страх в ней. Не спеша,
Боязливо подошла, отведав,
Съела хлеб и крошки собрала.
Сколько вот таких дворняжек бродит,
Брошенных на произвол судьбы?
И никто им больше не поможет.
Если встретишь, прочь их не гони.
Обида
На траве зеленой – может, так положено —
Вдруг случайно встретились
два бездомных пса.
Поначалу сдержанно,
очень настороженно
Приветствуя собрата вилянием хвоста.
Нет места для веселья у такой собаки,
Ведь не так уж часто
встретишь доброту,
Чтобы без обиды, безо всякой драки,
Просто так побегать, попрыгать на лугу.
Кусая осторожно,
чтоб не сделать больно,
Весело резвились собаки на траве.
Каждая друг другом
вполне была довольна,
Но чем-то помешали собаки детворе.
Взяв большой булыжник,
тот, что был постарше,
Запустил, прицелясь, в маленького пса.
Кончилось веселье, и от боли страшной
Заскулила псина, в страхе вся дрожа.
От обиды горькой залаяла собака,
Ведь ничего дурного не сделала она.
Так за что ж вы, люди, наказали «брата»?
По собачьей морде поползла слеза.
Татьяна Альдури
Родилась 10 февраля 1968 года в поселке Черновское Сланцевского района Ленинградской области. В1986 году окончила Художественно-реставрационный лицей № 61 г. Ленинграда.
Имеет благодарности с занесением в трудовую книжку от Отдела культуры г. Сланцы за организацию и оформление праздников и проведение Дня города.
Получила образование медсестры по массажу при ЛОДКЕ и специализацию по мануальной терапии при ВИФКе. В профессии массажиста практиковала около тридцати лет. Училась, но не окончила по семейным обстоятельствам юридический факультет КГУ им Кирилла и Мефодия.
В настоящее время владеет маленьким агентством по дизайну, ремонту и продаже недвижимости «Оазис», где и трудится. В браке с гражданином Ирака Маджидом Хамидом Махмудом Альдури, дизайнером по текстилю.
Вырастила троих детей.
Читает с трех лет, иногда говорит стихами, со временем стала их записывать.
Номинант премий «Поэт года – 2022», «Наследие-2023». Включена в «Антологию русской поэзии – 2022». Участник VI Большого литературного фестиваля.
В мае 2022 года вышел первый сборник рассказов Татьяны Алъдури «Дебют», а первый сборник стихов был издан еще в 2000 году.
Острый угол
Часть 1
Вступление
Как важно в единении с самим собой вдруг понять цикличность происходящего. Ощутить напряжение, закручивающее по спирали не только тебя как единицу, а все-все сущее… Ощутить внутри себя этот органный звон Мироздания, понять, что Закон Творения незыблем… И есть в каждом Атоме, каждой Частице его скрипт… МОЛЧАНИЕ ЗАВОРАЖИВАЕТ.
Оно – то окно, через которое ты соединяешься нитью Высокой Мысли с Мирозданием… Проецируешь входящий ритм внутри себя… и чудо!.. Понимаешь, что все тебе знакомо до слез и понятно… Миг рождения творческой мысли или чувства Любви – он всегда оттуда… И всегда запрошен вами посредством своих устремлений. Квантовый информационный канал сопровождает вас во всех перерождениях, в его архиве вы – и начальная, и конечная версия. Крипта генома всегда на связи с источником. И только когда вы пройдете сорок кругов ада, вы поймете, что рай внутри вас. Там, где самые потаенные, любимые грезы и воспоминания. Что это и есть та сила, которая дает вам возможность сопротивления во внешнем мире.
Весь смысл Мироздания – в сохранении Энергии Творца, в бережном наполнении сосуда Миром и Любовью, в безусловной любви к этому Хранилищу в себе.
Да, не бывает коллективного Постижения, именно индивидуальное кли – основа подъема внешнего. Наполните себя до краев, чтобы плескало Светом на все вокруг вас. ВСЕЛЕННАЯ – БИНАРНЫЙ ФРАКТАЛ. Она саморегулирующаяся и самосовершенствующаяся, развивающаяся по единому непреложному закону система. Каждый – подобие центра. Каждый сам творит себя.
О чем я? ОСТРЫЙ УГОЛ – так принято называть исключительную ситуацию, где можно жить, руководствуясь только этой КВАНТОВОЙ ПУПОВИНОЙ.
На столе стояли две свечи, шаббатный мрак скрывал все второстепенное, и, раскачиваясь как маятник, дед читал вслух тексты на иврите. Данное помещение было под запретом для детей, вся семья ходила на цыпочках, чтобы не мешать единению каббалиста с Творцом. Рыже-красная девчушка тихо прошмыгнула в комнату и спряталась за бархатной портьерой. Любопытство было сильнее запретов. Комната потом будет закрыта на ключ, это был единственный шанс. Она задержала дыхание и сосредоточилась на звуковых волнах, идущих из комнаты деда. Шира умела не дышать, еще она умела хранить тайны, но была очень любопытным ребенком. Стул качнулся – и руки деда повисли вдоль кресла. Она ждала, когда он наконец встанет. Прошло немало времени, но дед не шевелился, девочка тихо подошла к столу. Она поняла по умиротворенному лицу, что дед будет спать долго, может, даже не проснется никогда. Она смотрела на него и пыталась увидеть себя на этом месте, в окружении книг и свитков.
«Пск…»-упал ей под ноги свернутый пожелтевший свиток. Широчка подняла его, машинально сняла со стола листки, исписанные дедом, чтобы прочесть их ночью, а утром обязательно тихо вернуть. Вернуть она не успела, комнату закрыли на ключ, деда она больше не видела. Смышленый ребенок, конечно, все понял, но одно мучило Ширу: она не могла вернуть листки деду, а признаться матери было еще страшнее.
В этом году ее обязательно отдадут в пансион благородных девиц, и девочка спрятала свиток и листки среди подготовленного к пансиону белья. Свиток был на иврите, она не могла его прочесть, а вот листки были на русском, и мир «БРИЯ» казался девочке сказкой – конечно, дед писал это для нее.
Время неумолимо шло вперед, стирая память об ушедшем дедушке. Подошел срок обучения в пансионе. Накрахмаленные сорочки и кружевные воротнички, позолоченные чернильницы, великолепная бумага для каллиграфического письма, подружки со своими тайнами и мечтами – мир преобразился. А главное, это размеренный режим жизни, строго выверенный за годы педагогами и докторами.
1.1. Побег
Ночью за ней прислали. Быстро накинув плед девочке на плечи, слуга просил поспешить домой.
– А мой саквояж? Мои вещи брать?
– Да, но только самое ценное, мы не вернемся сюда, слышишь? Не вернемся – революция.
– Революция? Шарман, красивое слово, потрудитесь пояснить.
Он заткнул рот девчонке ладонью и тихо выскользнул через черный ход. Парадная была под обстрелом. Дома царила гробовая тишина, мама, с небольшим саквояжем в руке, была обута не по сезону.
– Девочка моя, слушай меня внимательно, ты поедешь с кормилицей к ней домой, ты будешь временно ее дочерью, помогай во всем и не отвечай никому ни на вопросы, ни на расспросы. Мы с папой вернемся – скоро, когда сможем забрать тебя в Европу*.
Рукою в кружевной перчатке Кафа передала кормилице мешочек с деньгами и украшениями:
– Корми ее, ты знаешь, сейчас много чахотки в Петербурге, молоко с медом и гоголь-моголь – ежедневно.
Антонина присела в реверансе и повела девочку к черному ходу. Кафа погасила свечи, вдохнула сырой невский бриз у распахнутого окна и, гордо подняв голову, вышла теми же дверями, что и слуги. «Кряк», – подол платья зацепился за острый угол торчащего стекла битой рамы, валяющейся на углу арки.
Ничто не могло остановить бегущую на уходящий пароход женщину, муж уже ждал ее у причала.
*Из «Википедии»: «Белая эмиграция (Русская белая эмиграция, также Русская эмиграция первой волны) – вынужденная красным террором массовая эмиграция из России, вызванная военным поражением Белых армий в почти шестилетней Гражданской вой не (1917–1923). Общее количество эмигрантов из России на 1 ноября 1920 года, по подсчетам американского Красного Креста, составило 1 млн 194 тыс. человек. По данным Лиги Наций, по состоянию на август 1921 года в мире было более 1,4 млн беженцев из России. А на 1 ноября 1921 года американский Красный Крест оценивал русскую эмиграцию уже в 2 млн человек. В то же время д. и. н. В. М. Кабузан оценивает общее число эмигрировавших из России в 1918–1924 годах величиной не менее 5 млн человек, включая сюда и около 2 млн жителей польских и прибалтийских губерний, входивших в состав Российской империи до Первой мировой войны, затем вошедших в состав новообразованных суверенных государств и отдавших предпочтение гражданству новых государств российскому. В подавляющем большинстве эмигрантами были военные, дворяне, предприниматели, интеллигенция, казаки, духовенство, государственные служащие, а также члены их семей».
1.2. Няня
Широчка окинула избу взглядом: люлька, печка, свечка – дыра, одним словом. Куча детей, бабка на завалинке. Но больше всего поразил курятник, вонь и пение петуха, коза за перегородкой. Теперь это ее дом.
Саквояжик стоял за сундуком, накрытый грудой подушек. Она следила боковым зрением за ним. Однажды Антонина собралась в город. Широчка просилась домой, хоть разок, Тося взяла ее с собой. Они вошли в квартиру. Двери были распахнуты, имущество и мебель вынесены, какой-то мужчина расселял людей в замызганных портках по комнатам. Сердце девочки сжалось. Она ворвалась в комнату деда и стала хватать разные мелочи по карманам, но больше всего ей хотелось забрать сказки, которые ей писал дед. Антонина взяла девочку за руку, заглянула в раскосые зеленые глаза и попросила:
– Пойдем, тут нельзя нам, мужчины пьяны, шевелись.
В последний раз Шира окинула взглядом дом – она понимала, что не вернется сюда уже никогда. Но это было не так, впереди ожидало много событий, которые невозможно предвидеть.
Дома, в Гатчине, горел свет в окне, а на пороге их гурьбой встретили дети и какая-то исхудавшая женщина в лохмотьях.
– Мама?! Ты за мной, мама?
– Девочка моя… – Кафа, ныне просто Алёна, захлебывалась слезами. – Нет, не могу, извини. – Она покачнулась, и живот оказался вдруг огромным, беременность стала видна всем.
Девочка в слезах ушла доить козу: она поняла, что мать предала ее.
Дни шли. Иногда Тося привозила из города конфеты и тряпки для детей. Шира уже чувствовала себя Анной, русской девочкой в услужении у своих же слуг. Талантам Широчки можно было позавидовать: она учила детей письму и грамоте, пела, шила, вышивала, заплетала девочкам косы. Она и не знала, что мать живет в своем особняке, в верхнем этаже, в квартире слуг. Живет с красным командиром, большим человеком, в качестве супруги, создав новую семью. Она родила ему сына, а впоследствии – и дочь Дину. Счастливое семейство, влиятельное в правительственных кругах Смольного.
Девушка была хороша собой, и однажды ее заметил один скрипач. Скромный изящный еврейский юноша. Хупа была традиционной, в дом мужа она вошла со своим потертым саквояжем и золотыми ножницами, серебряным наперстком, свитком и множеством рукописных листов деда. Молодые были счастливы. Она потрясающе пела, он играл – чета была приглашена на службу в Мариинский театр, но 1937 год внес свои коррективы.
Его забрали прямо на выходе из театра – по навету, по глупой зависти, просто потому, что он был еврей. Они перерыли дома всё, но благодаря какой-то неведомой силе вещи деда обходили стороной. Шира собрала пожитки и убежала опять к Тосе. По дороге зашла взглянуть на свой дом. Мать стояла в тени и следила за кудрявым мальчиком – тот осваивал велосипед. Шира не подошла, не кинулась к ней – она поняла всю трагическую глубину ситуации и побрела, чтоб успеть на поезд.
Мало-помалу она вернулась в театр. Потрясающей работы наряды ожидали кружевной отделки. Широчку любили все – статная, напоминающая итальянку, с орлиным носом и изумрудными глазами. «Богиня», – целовали ей руку мужчины.
Однажды директор пригласил ее на разговор.
– Шира, Анна, вот тот мужчина очень любит тебя, он мой родственник. Я знаю, как тебе нелегко, но он партийный и сильный, тебе нужно создать семью.
Она молчала. Ей было за тридцать, муж арестован, ни кола ни двора…
– Я подумаю, – вздохнула она и направилась в грим-уборную.
Свадьба была скромной, но невесте надели на плечи чернобурку, да и самовар был подарен молодым, а также ключи от квартирки на Театральной.
Муж бывал груб, но в общем был хорошим человеком, сыновья росли в любви.
Июньская жара всех разморила. Семья собиралась навестить Тосю. Рано утром, приготовив детям омлет, Шира включила радио. «…Напали без предупреждения…» Кто? Что? Радио заглохло на самом интересном месте, она спустилась вниз, там уже шумела толпа.
Вам знакомо чувство, что вы слушаете и не можете понять смысл того, что слышите? Будто он уходит в параллельный мир, будто вот незнакомый доселе язык рвет ваш мозг, а вы не можете понять смысл. Шира села на край скамейки у подъезда, ноги отнялись, и дрожащие руки теребили кисти платка, наброшенного на плечи.
– ВОЙНА, Иван, ВОЙНА!!!
Он смотрел на нее из окна, на женщину, выточенную из мрамора, редкую удачу его жизни, а руки сами собирали документы, сигареты, кепку… Он простился скромно, просил беречь детей и ушел. Ушел, как все уходят из ее жизни – НАСОВСЕМ. Оставив мечту о встрече.
Похоронка пришла почти сразу, в первые дни войны люди гибли, не успевая взять в руки автомат.
1.3. Преодоление
«Блокада Ленинграда – военная блокада города Ленинграда немецкими, финскими и испанскими войсками с участием добровольцев из Северной Африки, Европы и военно-морских сил Италии во время Великой Отечественной войны. Длилась с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года – 872 дня» (из «Википедии»).
Ужасы блокады Ленинграда описаны подробно тысячи раз. Я лишь внесу штрихи в портрет адской жизни горожан.
В почтовом ящике лежала записка: «Шира, мы уехали в эвакуацию, следи за нашей квартирой». Она покормила детей и отправилась в обуховские дебри. Шлиссельбургский тракт, село Александровское, ныне пр. Обуховской Обороны.
Мать не уехала, она вернулась в квартиру, дважды в жизни она не смогла бежать из Петербурга, неведомый рок постоянно возвращал ее в дом. Они переглянулись, и видно было, что мосты сожжены, два упрямых характера отталкивали друг друга.
Шира вспомнила рассказ бабушки, что побег из Феодосии не принес покоя семье. Смена региона лишь усложнила жизнь, а дед без своей синагоги потерял смысл жизни. Вспомнила она вдруг и детство в этих стенах: Колчаков и других не менее важных гостей деда, баронов и баронесс… и мечты о доходных домах вокруг. Девять корпусов были заложены, достроены в 1925 году.
Она вернулась домой и, собрав наспех детей, решила выбраться тайными тропами и отвезти их в Лугу, к тетке мужа. В первые недели блокады еще можно было вывезти детей на Юго-Запад, но из четырехсот тысяч уезжавших треть была возвращена по причине продвижения фашистов к городу.
После посещения тетки она вернулась в Петербург, где служила в войсках ПВО до самых последних дней снятия блокады.
Однажды, совсем обессиленная, она проходила мимо синагоги. На малом дворике лежал человек, он был избит и обезображен до неузнаваемости, и лишь длинные волосы напомнили ей что-то родное. Привычным жестом Широчка пощупала пульс: казалось, тело было мертво, но необъяснимое волнение вдруг охватило девушку. Она по снегу, на брезентовом плаще, потащила человека к дому. Подруги помогли ей внести его в зал с камином, где непрерывно горел огонь и на очереди всегда была мебель для сжигания. Это было их импровизированное жилище, где всегда можно передохнуть и согреться.
Едва уловимый стон послышался от тела, больше похожего на котлету.
– Пить… пить… – все яснее стонал мужчина.
1.4. Ангел
Сквозь пелену заплывших глаз, сквозь кровоизлияния в роговицу он вдруг увидел свет. Свет этот передвигался, скакал зайчиком. Свет этот имел серебряный голосочек и пах порохом.
«Откуда у ангелов порох?» – подумал он.
Вот ангел принес ведро теплой воды, запах талого снега разлился по комнате. Аврама омыли, переодели в чистое. Некоторым девушкам становилось плохо от вида гнойных лохмотьев, вросших в мясо. Человек был избит так, что здоровой кожи не было вообще. Шира ухаживала как могла. Вскоре он смог уже сидеть в подушках.
Человек был молчалив, но, конечно, он тоже узнал Широчку. Прошло немало лет, а она все краше, невидимый свет сопровождал ее облаком, как и раньше. Она тоже уже догадалась, но «без права переписки» и «умер» не вязались с этими тонкими пальцами и живым любящим взглядом.
Скрипка… она так и осталась в отобранной квартире, ей разрешили взять лишь личные вещи. Они молчали, немая любовь терпелива, она ждет триггер, и тогда нет ни вопросов, ни ответов… только сама ЛЮБОВЬ. Она сделала ему чай, сладкий морковно-травяной напиток, но с грустью вспомнила, что он любит кофе. Сегодня наступает ее дежурство на крышах, а завтра она поговорит с ним.
Ее не было пару дней, он очень обеспокоился, подруги молчали. Осколочное ранение, она в госпитале. На седьмой день он уже вопил, как может вопить только еврейский мужчина – «громкой тишиной», давящей волной, он смотрел им в глаза с немым вопросом. Ему рассказали правду. Превозмогая боли, он просил отвести его к ней. Его успокоили, что скоро она будет дома.
Нет, они так и не смогли объясниться, лишь впивались глазами друг в друга. Он уже мог помогать девушкам с камином, он старался. Они сами рассказали ему о Ширкиных бедах, о том, что она «черная вдова», о двух сыновьях, спрятанных в деревне. Он улыбался, он знал, как она мечтала о детях. Шира решила выходить из блокадного города, душа болела за детей. Она взяла Аврама с собой – Бог вернул ей мужа.
Аврам удивлялся, как она смогла в условиях блокады преодолеть двести километров практически пешком, будто ей открывался невидимый коридор. Она вела его туда, откуда он еле прорвался в Петербург. Ночевали они в полуразрушенной церкви, в дырявый купол светила луна. Рай среди руин в состоянии на волоске от смерти, незабываемая ночь единения…
1.5. А Ид
Вот и теткина изба. Мальчишки, забившись в угол, играют с оловянными солдатиками.
– Тетя Маша, это мой первый муж, он оказался жив.
Молчание резало слух.
– Проходите.
Аврам окинул взглядом избу и понял, что мужских дел тут непочатый край. Руки сами потянулись к молотку – прибить для начала половицы.
– Тебе, милок, надось в партизаны, завтра и сойдешь к ним, а сегодня помоги и дров нарубить.
Партизаны с недоверием отнеслись к жиденку. Рассказ о ГУЛАГе, освобождении и пленении, побеге из концлагеря* – все это казалось мифом. Но решили присмотреться.
*«Нацистский концлагерь для евреев в Эстонии во время Второй мировой войны «Вайвара». Подлагеря: Kulupe concentration camp, lenurme concentration camp, Lagedi concentration camp, Sonda concentration camp, Aseri concentration camp, Soski concentration camp, Hungerburg concentration camp, Narva concentration camp, Vivikonna Balt l concentration camp, Goldfi elds concentration camp, Kivioli concentration camp, Ereda concentration camp, Jhvi concentration camp, Port Kunda concentration camp, Клоога, Budki concentration camp, Pankewitza concentration camp, Kerstowa concentration camp, Putki concentration camp, Kurem; e concentration camp, Petseri concentration camp, Vivikonna OT concentration camp, Vaivara subcamp и Auvere concentration camp. Всего в оккупированной Эстонии, с целью уничтожения иностранных евреев и использования каторжного труда узников, для поддержания промышленного потенциала гитлеровской Германии в условиях военных действий, был создан двадцать один концентрационный и транзитный лагерь.
В трудовых лагерях системы «Вайвара» погибло примерно десять тысяч человек (в основном – иностранных евреев). В Эстонии после нацистской оккупации было сформировано марионеточное самоуправление во главе с Хялъмяром Мяэ. Непосредственное руководство генеральным комиссариатом «Эстония» в составе Остланда осуществлял обергруппенфю-рер СС Карл Литцман. Оба несли прямую ответственность за организацию преследования евреев и других групп мирного населения. В нацистской классификации и в более поздней историографии эстонские транзитные концлагеря получили название «лагерей системы “Вайвара”». Они были сосредоточены в основном в северной или северо-восточной части оккупированной Эстонии. Среднее количество одновременно содержащихся в этих лагерях узников составляло десять тысяч человек. «ХОЛОКОСТ-2» – это система лагерей Балтии».
Авраму удалось бежать, кто ему будет доверять? Но это потом, потом он будет отправлен в лагерь для побывавших в оккупации, а пока пусть партизанит.
Шира дежурила в госпитале, отпуск по ранению кончался, нужно было возвращаться в Ленинград. Аврам и тетка присмотрят за детьми.
Уже через пару недель Шира поняла, что беременна. В эти дни город оказался полностью отрезан от области, и домой попасть уже было невозможно. Их маленькая квартирка была разбомблена, ютились в пустом зале клуба. Она гладила живот и приговаривала:
– Ид, А Ид…
Она ждала этот плод с благоговением, она знала, что это будет дочь. «А Ид» означает «еврей» на идише. Ида – имя для дочери было выбрано.
1.6. Эвакуация
Блокада Ленинграда наконец была прорвана. Спешная эвакуация ослабленных жителей шла полным ходом. Дети, старики и женщины вывозились в другие области для реабилитации. В одном из вагонов, еле живая, на носилках лежала женщина. Видно было, что вот-вот начнутся роды. Обессиленный организм задержал беременность до сорока четырех недель. Никто не знал: быть может, ребенок уже и не был жив, судя по тому, что мать практически без чувств.
Позднее, в госпитале Смоленской области, на свет появится живая девчушка-истощенная, но живая.
До конца войны оставались считаные месяцы, ребенок набирался сил, и Широчка мечтала вернуться в Ленинград. Душа терзалась неизвестностью, она не знала, что с сыновьями. Она пела колыбельную дочери и заливалась горькими слезами. Она пыталась вспомнить, как она оказалась в этом мире боли и пороха, а на ум все время приходила та последняя шалость и висящая безжизненная рука деда.
Шира достала кожаный ридикюль, извлекла свиток и поднесла его ко лбу младенца, с верою в сердце просила защитить дитя и восстановить мир. Шира неистово молилась все дни блокады, от свитка веяло таким теплом и надеждой, что передать на словах невозможно. Этот пергамент и листки рукописного текста она привязывала к телу, когда под обстрелом на крыше тушила зажигалки. Ей казалось, что если ее убьют, то пусть с этими листками, тогда она сможет их вернуть деду. Светало, нужно было идти на работу, она передала дочь соседке по комнате и вышла. Они работали на оборонном заводе по очереди, чтобы иметь возможность следить за детьми.
1.7. Возвращение
Уже отгремел День Победы, колонны возвращенцев брели тут и там. Пешком, на попутном транспорте, на телегах и поездах люди возвращались к мирной жизни.
Родной дом был разрушен, и Шира решила проситься на ночлег к матери – потом она двинется дальше, сыновья ждали ее, тетка сберегла их даже в оккупации.
На пороге их дореволюционной квартиры стоял Евгений, красивый утонченный молодой человек, за его спиной был виден мольберт. Брат пустил ее и был рад видеть живой. Он рассказал о смерти матери, работавшей до 1942 года на заводе, погибшей под обвалом. Они обнялись, как самые близкие люди, к ним прижалась и Дина, сестренка, как две капли воды похожая на мать.
Через неделю Шира двинулась в путь. С ней был только чемоданчик и дитя – вечно насупленная немая девчушка. Она не умела улыбаться, она не понимала слов любви, иногда смотрела в точку, и ее передергивала судорога. Эти изумрудные глаза, слегка в поволоке грусти, казались неживыми, казались потусторонними, развивалась слепота от недостатка солнца и еды.
Встреча была бурной. Мальчишки щупали мать и, цокая языками, приговаривали о том, как она хороша собой, будто царевна. Тетка смеялась и радовалась: авось жизнь наладится.
Аврама по окончании войны отправили в лагерь для лиц, прошедших оккупацию, а Шире предстояло остаться как жене пособника на сто первом километре. Лесоповал встретил даму ширканьем пилы-двуручки и тюканьем топора. Строились избы и клуб, каждые руки были на вес золота.
Дети жили дружно, через год вернулся Аврам. «Реабилитирован» – стояла отметка в справке об освобождении.
– Слепуха! Твой батя пришел, – кричал Сева сестренке.
Они любили ее, но ласково поддразнивали.
Идочка вошла в дом. Она боялась подойти к отцу, но он ее заграбастал и неистово целовал в глазки, макушку, ручки… За возможность быть с этим комочком все, что он прошел, считал малым испытанием. Девочка скромно попятилась к братьям, они смотрели на Аврама широко раскрытыми глазами. Очередь поцелуев дошла и до мальчишек. Ах, как они были горды, что у них есть отец!
Мука рассыпалась по столу – мать готовила особый пирог «с рецептом», пирог своего детства. Счастливый шарлоточ-ный вкус наполнил каждый уголок, семья наконец воссоединилась.
1.8. Дети
Дети играли в саду, раскидистое вишневое дерево манило ароматом. Старший брат сидел с банкой на высоком суку и собирал вишенки для сестры и мамы.
Сегодня мама испечет вишневый пирог – это счастье есть мамины вкусности. Идочка ела вишенки, и загадочная улыбка Моны Лизы вдруг озарила ее. Девочка почувствовала свет и увидела небо, зрение начало возвращаться. Она боялась сказать матери о том, что увидела мир. Вдруг это совсем не хорошо, вдруг дети не должны видеть? Но брат заметил изменившийся взгляд и то, как она нашла упавшие вишни под деревом.
Он подошел к матери и прошептал:
– Мам, она, кажется, прозрела! Ма-а-ам, она поправляется!
Шира вытерла слезы и бросилась обнять дочь, в дом пришел праздник. Пирог оказался вкусным, вишни – божественны. В дверь постучали.
– Входите, – разрешил Аврам.
В дверном проеме встал… Шира упала в обморок. Вернулся погибший отец мальчишек, Иван, ее второй муж. Они били ее по щекам, обливали водой, глубокий обморок не кончался. Ей снился дед, подаривший книгу и большую кожаную тетрадь для дневника и загадывания желаний. Снилась бабушка в мягкой шали, из-под которой выглядывали кисти национального платка. От бабушки пахло корицей и кардамоном. Она вносила на шаббат халу и традиционную шарлотку для детей. «Широчка, ты рождена зажигать свечу! Деточка, помни об этом». Потом вдруг она побежала среди улиц Петрограда: разруха, догнивающая лошадь на неметеном дворе, пьяные толпы матросов и дамы в кожаных пиджаках. Вдруг полетели самолеты, и из их разверзнутых пузищ вылетают дети… вниз…
– Дети, где мои дети? – она истошно закричала и забилась в конвульсиях, но стала приходить в себя.
Оба мужчины стояли на коленях – они любили эту стойкую женщину, которой выпала непростая судьба. Позже, на крыльце, в клубах табачного дыма они решили ее судьбу без нее. Утром Аврам уехал, уехал навсегда, уступив место отцу мальчиков.
Шира обессиленно сидела у окна и ждала, когда он вернется, внутри нее звучал траурный плач скрипочки. Жить с человеком по обязанности непросто. Дочь звала отца и не любила этого грубого дядьку. Он прожил недолго: внезапно двинулся осколок, и сердце остановилось. Через несколько месяцев родилась еще одна дочь, так и не увидев своего отца.
Шира не звала Аврама, она твердо решила не иметь больше мужа. Иногда он приезжал, чтоб увидеть дочь со стороны, и снова исчезал в стенах старого Таллина. По вечерам город слушал его скрипку, и люди плакали от надрыва души музыканта.
Часть 2
2.1. Реинканация
Послевоенная жизнь налаживалась. В деревне было сытнее, чем в городе, – сад, огород, коза, куры, лес с грибами и ягодами, рыба в реке. Эти полезные продукты и чистый воздух были важнее городской суеты. Время бежало неумолимо. Обрастая невестками и внуками, Широчка жила не замечая лет. Суббота всегда была чистым днем, днем света и молитвы. Прошедшие через ад войны люди не делились на христиан, иудеев и мусульман – они уже поняли, что Творец один на всех и нет никого, кроме него.
Ходили в гости татары к евреям и христиане к мусульманам, без обиняков, чай и пироги объединяли всех в одну дружную семью. Только в тиши, наедине, каждый молился соответственно вере предков.
Шира волновалась: ее внучка, недавно рожденная дочерью, была странной. Ребенок спал, никогда не плакал, не желал есть. С виду здоровая, девочка смотрела куда-то в пустоту, морщила лобик, будто решала задачу. Не один раз Шира хотела показать ее раввину. Странная поза ребенка в люльке тоже не нравилась бабушке: перекрещенные руки и ноги по принципу, как укладывают покойника. Дитя не создавало проблем и росло само по себе, но отличалось от обычных младенцев.
Жизнь деревенской молодежи начиналась к ночи, то тут, то там играла гармонь и слышался смех – быть опять свадебке. Вечерние занятия взрослых дам – вязание, шитье и вышивка. Зачастую в одной избе собиралось по нескольку женщин-так экономили керосин, да и скуку разгоняли одинокие сердца. Замужних было мало, зачастую втихаря чей-то муженек прибивал гвозди не в одной избе… Но жизнь прожить-не поле перейти, все молчали… Подошло время доить козу, Шира поспешила в хлев с ведром теплой воды и бидоном.
Было морозно, февраль был особо злым на мороз и метели. В печи потрескивали дрова, внучка спала, и бабушка тихонько молилась на иврите. Вдруг она услышала четко произнесенное младенцем «тода раба». Шира подумала, что сходит с ума, и достала потертый свиток, чтобы благословить внучку.
2.2. Тания
Девчушка росла не по дням, а по часам. Имя девочки означало «закон» на иврите. Книга «Тания» всегда была в почете. Уж так повелось в русском еврействе, стало необходимостью прятать смысл поглубже. Ребенок любил одиночество. В три года девочка читала, ее любимыми были религиозные книги, хранящиеся у бабушки в сундуке, и научная литература. Она свободно читала на иврите. Будто родилась со знанием этого языка. По ночам, особенно при полной луне, девочка кричала, что нужно спасти мир, всегда спрашивала о том, где они прячут ее свиток.
Шира была очень расстроена – будто сам дед воплотился в этой девчушке. Иногда, глядя на нее, она мучилась от сознания, что украла у деда свиток, что судьба вот так напоминает ей о содеянном. Она показала девочку бабке-ведунье, бабка пошептала и вынесла вердикт: в девочку спрятался сам Сатана.
– Не врите, не врите! Я не Сатана! Я ребенок, а вот вы и есть Сатана! Я вижу вас насквозь! – кричал ребенок и перечислял грехи бабки.
Та вдруг потемнела и поняла, кто перед ней…
– Веди ее в храм, Шира, к Богу, она без него жизни не ведает.
Шира собралась в путь, договорившись с раввином о встрече.
Он осмотрел девочку и сказал, что Б-г благословил семью светоносным дитятей. Что дитя имеет такие-то мочки ушей и такие-то родинки, много чего она имеет в себе необычного. Он перечислял ее достоинства до бесконечности. Шира успокоилась. Но приступы каталепсии участились. Девочка теряла чувство жизни. И абсолютно недвижимо, в потустороннем состоянии говорила то, чего знать не могла, но оно действительно было.
– Бабушка, мне не нужно учить, я просто знаю, я подключена к небесному диску, там есть все и обо всем.
Но детство, даже столь тяжелое, есть детство. Тапия любила собак. Она часто гуляла по деревне с целыми карманами сахара, собаки сопровождали ребенка. Со сверстниками не получалось: она бросалась предупредить о беде, а они считали, что накаркала.
– Ведьма, – шипели подружки.
Так девочка полностью ушла в книги. Однажды, пока бабушка драила щелоком пол, девочка приоткрыла сундучок. Среди кружева, перламутровых пуговиц и шкурки чернобурой лисы она увидела свиток и листки Каббалы. Ей не нужно было читать – она знала, что это то, зачем она пришла в этот мир.
Каждый раз когда уходила Шира, она читала так любезно написанное рукой ее прадеда «благое писание». Она перестала падать и говорить – ее мир наполнился светом, а значит, и покоем.
Погружаясь в Тору с головой, девочка видела ангелов, те беззвучно помогали понять ей смысл и зачастую давали ключи к изучению.
Ангелы пояснили, что лет через пятьдесят мир будет стоять на грани и что лишь одного сердца достаточно, чтоб удержать его, что Тания должна, обязана верить в спасение и искать ключ, потерянный человечеством.
Много чего день и ночь открывали ангелы, и ребенок запоминал наказы. А сны стали другими, во снах старец беседовал с девочкой о мире и заповедях. Ребенок изменился, взросление опережало календарь.
– Ты рождена зажигать свечу, – говорила бабушка ей каждое утро так, что не оставалось и тени сомнений, – так некогда говорила Шире ее бабушка.
Наступило лето, и отец отвез Танию погостить в другую область, к своей матери. Сестры отца отвели девочку в храм, где тайно ее крестили, в ту пору любая религиозность была клеймом.
– Никому не говори, где ты была! – сказал батюшка и исчез за золотыми вратами.
Девочка умела хранить тайны, и за период жизни до совершеннолетия ее трижды крестила родня, но ни разу никто не узнал, что это уже случалось.
Шира даже не подозревала, что ее девочка крещена трижды.
Наступило время бат-мицвы, собрались женщины и провели некоторую церемонию посвящения, а отец вручил Танни толстую книгу по домоводству, чтобы дочь знала, как вести хозяйство.
– Бабушка, бабушка, смотри! Смотри, что мне подарил отец!
Ее слова вдруг застыли в гортани: величественная Шира лежала на кровати, красиво повязанный тихль придавал лицу загадочность, руки были скрещены на груди, тело покрыто одеялом. Такой красивой ее никто никогда не видел, внучка потянулась к руке бабушки и поняла, что та мертва.
Приехали многие из родных, друзья, раввин, все суетились и готовились к похоронам. Татка сидела в углу, она в окаменении смотрела на Ширу, ожидая, что вот-вот ноздри орлиного носа шевельнутся и бабушка станет дышать. Час, два, три, сутки, третьи сутки – бабушка не ожила. Похороны прошли, на поминках мать раздавала родным все, что они просили, раввин забрал свиток и листки… Татка вцепилась ему в край одежд:
– Нет! Свиток мой! Нет, не уносите!
– Девочка, это должно быть в синагоге, приходи всегда и будь достойна своей бабушки… – А на ухо вдруг прошептал: – Все случится, когда тебе будет пятьдесят, не подведи! Тогда Каббалу переведут на русский язык: то, что начал твой прадед, будет доделано и открыто.
Дом опустел, лишь свеча горела на подоконнике, отправляя свет далекой звезде, принявшей душу праведной Широчки, да освещая путь той, которая скорбела больше всех. Леилуй нишмат, ШИРА БАТ КАФА.
История является вымыслом, все совпадения случайны
27 января 2022 г.