Родился 3 марта 1972 года в городе Кишинёве Молдавской ССР, учился и профессионально занимался спортом, выступал за молодёжную команду сборной Молдавской ССР по гандболу. С 1990 по 1992 гг. – служба в пограничных войсках. С 1994 года – служба в МВД России, в подразделении по борьбе с организованной преступностью, с 2009 года по настоящее время – служба в оперативном отделе УФСИН России по Ярославской области.
Сержантцикл «Непокорённые»
В архивах я нашёл дневник,
Немецкий, старого солдата,
Когда читал, вопрос возник,
В чём же Россия виновата.
А он поведал на страницах,
Как в сорок первом бил врага,
Как исказились немцев лица
При битве «Курская дуга».
Но эпизод с восстаньем пленных
Меня совсем ошеломил.
Страницы книги этой ценной
В душе я молча сохранил.
Рассказ он начал незаметно,
Со слов других своих друзей,
Но всё описывал предметно:
Природу, лагерь и людей.
Год сорок первый, август, зной,
Квадрат, очерченный колючкой.
Война давно уж за спиной,
А вдоль забора немец с сучкой.
И лагерь этот пересыльный
Уж полон пленных был солдат,
И смрад над ним стоял могильный,
И каждый смерти был бы рад.
Фашисты просто издевались:
Морили голодом, битьём
И всё унизить всех пытались.
Лежали пленные ничком.
Кидали им еды отбросы,
И жажда мучила всегда.
Бычок какой-то папиросы
Ценнее золота тогда.
Одни ломались на еде,
Другие просто умирали,
С ума сходили по воде,
В один из дней этап пригнали.
Их было сорок, среди них —
Сержант с бинтами на руках.
И как-то лагерь весь притих,
Здесь балом правил только страх.
Они в людское море влились.
Сержант остался в стороне.
Вопрос задал – все изумились.
«Здесь офицеры есть? И где?»
«Ты что, родной, с ума сошёл?
Зачем так громко вопрошаешь?
Ты сам откуда к нам пришёл,
Что гнев немецкий навлекаешь?»
«Эй вы, советские солдаты!
Чего на шёпот перешли?
Фашист сметает ваши хаты,
А вы тут гнётесь до земли!»
К сержанту люди потянулись,
В его словах звучала сталь,
Каких-то трое обернулись:
«Тебя убьют! Себя не жаль?»
«Себя жалеть мне не с руки,
Сюда попал я из-под Бреста,
А вы, навозные жуки!
Что превратились в это тесто?
Ко мне идите, вы, втроём,
Со страхом, вижу, породнились!»
«Да, мы боимся, но живём
И выделяться не стремились».
Он одного взял за грудки:
«Семья большая? Где твой дом?»
«Отец и мать и две сестры.
В селе под Минском мы живём».
«Так вот, представь, что их уж нет,
Сестёр-малюток и отца,
Готовит немцам мать обед
И верит в сына-подлеца!
Что он придёт и отомстит
И что не зря тебя растила,
И как душа её болит,
Она ведь дочек схоронила!
Не говорю уже о том,
Что гибнут тысячами люди!
А вы! «Боимся, но живём!»
Да как мы дальше жить-то будем?»
И спрятал взгляд аника-воин.
Сержант так грубо оттолкнул:
«Пусть смерти буду я достоин,
На грамм хоть если обманул!»
Тут подошёл к нему солдат,
Под сорок возраст, это точно:
«Прости, сынок, я виноват,
Майор я, это ненарочно,
Надел чужую гимнастёрку:
Жить захотелось очень мне.
Тут вспомнил сына я, мальчонку,
В глаза не глянуть и жене!
Ты говори, что надо делать,
Зубами их перегрызём,
За тех, кто там воюет смело,
Быть может, мы кого спасём!»
Сержант пожал майору руку:
«Мы примем свой последний бой!
Тебе, майор, скажу, как другу:
Мы поведём их за собой!
За всех ребят, что на заставе
Погибли в первый день войны!
За деток малых комсостава.
Их расстреляли! Как смогли?
Пускай свинца поймаем кучу,
Но он в других не полетит!
Над нашей Родиною тучи,
А здесь от страха так смердит!
Мне не найти уже покоя!
Пока дышу, их буду бить!
Пусть лучше я погибну стоя,
Чем на коленях буду жить!»
К сержанту руки потянулись:
«Рустам».
«Никола».
«Михаил».
Они как будто бы проснулись,
И дух солдатский в них ожил.
«Я Алексей из Ленинграда,
А Вася вот, он из Москвы!
Ты, пограничник, нам награда,
Чтоб честно встретить смерть могли!»
Он рассказал им, что задумал.
В мгновенье лагерь весь умолк,
Всех тишины туман окутал:
Видать, в войне он знает толк.
Фашисты только удивлялись:
Еду кидают – не берут,
Ещё недавно только дрались —
Сейчас сидят, чего-то ждут.
Им просто было невдомёк,
Что можно так, легко и просто
Вперёд пойти на пулемёт,
Оставив этой жизни остров…
А в книге немец возмущался,
Мол, так нельзя, да как же так!
Он вспоминать и то боялся:
Таких не видел он атак.
Семьсот солдат Страны Советов,
Как по команде, все вперёд,
Им не нужны уже ответы
О том, что их там дальше ждёт.
А немец: «В том бою погибли
Шестнадцать вермахта солдат.
Кресты посмертно им вручили,
Одна из чёрных наших дат!»
Так ты б ещё назвал сраженьем
Тот рукопашный «диалог»!
А я читал лишь с сожаленьем,
Что им помочь ничем не мог.
Ты б пленным дал по автомату —
Тогда бы боем я назвал,
Поклон Советскому солдату:
Он мир тогда собой спасал!
Их имена нам неизвестны,
Но подвиг свят и дорог нам.
Победу их нести нам честно:
Она от лжи святой бальзам!
Подольские курсантыцикл «Непокоренные»
Уважаемые читатели, в данном произведении я попытался отразить подвиг офицеров и курсантов двух военных училищ, которые в октябре 1941 года ценой своих жизней спасли Москву, задержав продвижение немецких войск на 12 дней. Из трех тысяч курсантов, вставших на защиту Москвы, к исходу двенадцатого дня обороны в живых осталось около 500 человек. Один из героев произведения (командир десанта НКВД Иван) – в действительности Старчак Иван Георгиевич, который прошел всю войну и участвовал в проведении 122 рейдов и 12 десантных операций в тылу врага. Умер он в 1981 году. На ходатайство общественных организаций о присвоении ему звания Героя Министерство обороны ответило, что ничего значительного как герой он не сделал. Ни один из курсантов за те бои не представлен был к наградам, даже посмертно.
Ставка А.Гитлера.
«Мой фюрер, разрешите доложить!
Передовые части на подходе!
Москве семь дней осталось жить,
Советов силы на исходе»
«Похвально, Гейнц! Тогда вперед!!!
И превратите Кремль в прах!!!
Крест золотой тебя уж ждет,
Посей в их душах смерти страх!!!»
Гудериан, бросая танки,
Кричал: «Быстрее на Москву!
Уносят пусть свои портянки
И знают – пленных не беру!»
г. Подольск, Московская обл.
Внезапно сыграна тревога,
Курсанты все как на подбор,
– «Равняйсь! – он начал речь с порога.
– Сынки, серьезный разговор.
Сегодня мной приказ получен
К утру нам выставить заслон.
Маршрут противника изучен,
Как жаль, что это был не сон.
А мы резерв последний ставки,
Москва надеется на нас,
Остановить должны мы танки,
Реальный бой нас ждет сейчас!»
Глаза мальчишек загорелись:
«Доверят нам Москву спасти!»
Они и верят, и не верят,
Но каждый в бой готов идти.
«Вы обратиться разрешите?
Они же дети все еще!»
«Майор, в руках себя держите!
Пришел приказ – и, значит, всё!»
«Неужто там настолько плохо,
Что поднимают даже нас?»
«Намного хуже: вся дорога
Без войск осталась тут сейчас!
И Юхнов пал сегодня ночью,
И до Москвы им пять часов!
Врага увидим мы воочью,
Москвы ворот лишь мы засов!»
Курсантов строй окинув взглядом,
Он на мгновение застыл:
«Сынки, я буду с вами рядом!
Мы их задержим!» – им твердил.
Стояли молча офицеры,
И каждый ясно понимал:
Настал предел последней меры,
Верховный даже их позвал.
«Раздать патроны не жалея!
Выходим ровно через час!
И где старлей? Ко мне, живее!
Послушай, Леня, мой приказ,
Сажаешь роту на машины
И выдвигаешься вперед,
И побыстрей, прошу, родимый:
Тебя отряд десанта ждет,
Вы вместе с ними этой ночью
В лоб атакуете врага,
Они не ждут атаки точно,
Атакой выиграем дня два!
Деревню если взять удастся,
То закрепляйтесь прямо там,
И я прошу, родной, держаться:
Ты нас спасаешь, знаешь сам,
А мы займем рубеж Ильинский
И подготовимся пока,
Как говорил стратег великий,
Укусим немцев за бока!»
Он по-отцовски его обнял:
«Надеюсь, Леня, на тебя».
«Я, командир, давно всё понял,
Считайте, есть у вас два дня!»
«Вперед!» команда прозвучала —
Машины двинулись во тьму.
Война уже юнцов встречала
Суровой битвой за Москву.
д. Стрекалово
«К машинам!» Прибыли на место.
«Старлей, ты сильно не шуми,
Рассредоточьтесь, а то тесно,
В атаке левый фланг держи.
Я командир десанта, Ваня,
А хочешь – просто капитан,
Мои слова пускай не ранят,
Троих отправь на тот курган,
Там пулемет мной установлен,
Прикроют спины, если вдруг
Враг контратакой подготовлен,