То пулемет – наш лучший друг.
Надеюсь, ты задачу знаешь?»
«Отбить деревню и стоять?»
«Любой ценой – ты понимаешь? —
Врага нам надо задержать.
А потому скажи курсантам:
Назад дороги просто нет,
Вперед идут пусть за десантом,
На отступление запрет!»
«Иван, пойми, мои мальчишки,
Недавно школьники еще,
Войну узнали только в книжках,
А тут фашистское зверье».
«Сейчас война, забудь про жалость,
Они теперь уже бойцы,
Не знаю, сколько жить осталось,
Но верю, смогут пацаны!
Минут пятнадцать – и начнем,
Не дрейфь, старлей, и фронт держи!
Когда деревню отобьем,
Ты закрепиться всем скажи».
Ночной атакой той бесстрашной
Они погнали немцев вспять.
И та победа была важной:
Они учились побеждать.
Но были первые потери,
И были мертвые друзья,
Свинец им пел такие трели —
Не испугаться там нельзя.
«Ну что, старлей, деревня наша!
Теперь вгрызаться и стоять!
Под утро, чую, будет каша,
С землей нас будут здесь мешать!»
«Иван, давай убитых соберем,
Их надо где-то уложить».
«Ты что, старлей? А ну идем!
Хлебни сто грамм!»
«Не буду пить!»
«А я сказал, давай-ка пей!
На сбор убитых время нет,
Живых ты лучше пожалей:
Им завтра видеть много бед!»
«Ох, обжигает сей напиток!»
«Чистейший спирт, как ни крути!»
Рассвета час уже так близок.
Как знать, что ждет их впереди».
Ильинский рубеж обороны
А на Ильинском рубеже
С тревогой встретили рассвет.
«Майор, ну что, готов уже?»
«Да вот смотрю – фашиста нет!
Сдается мне, наш лейтенант
Достойно выполнил задачу».
«Узнать бы, что у них да как».
«Так тяжко точно, не иначе,
Слышна такая канонада,
И целый день уже бомбят!»
«Держаться там ребяткам надо,
Пусть за приказ меня простят.
А нам – поглубже рыть окопы
И доты лучше укрепить!
Плевать на море их пехоты,
Броню бы нам остановить!»
д. Стрекалово
Стрельба затихла, только треск
Домов горящих и дворов,
Огня безудержного блеск
Сожрать постройки все готов.
Картина боя ужасала.
Закат вступал в свои права.
Шесть танков в поле догорало.
Какие могут быть слова!
Он на краю воронки молча
Картину эту оглядел,
Тела, разорванные в клочья.
Кричать хотелось, но стерпел.
Увидел одного курсанта,
Тот шел и слезы вытирал.
«Пацан, не видел лейтенанта?»
Тот головой лишь покачал.
«Иди туда, к тому сараю!
Все, кто остались, будут там».
«Где командир, я и не знаю,
Я не пойму, как выжил сам».
«Иди, сынок, иди, родной,
Вы все герои, безусловно,
Ценой ужасно дорогой
На сутки задержали ровно!»
Он вдруг услышал: кто-то звал:
«Иван! Иван, иди ко мне!»
Он подошел, едва узнал:
«Ох, Леня! Ни черта себе!»
«Отвоевался я, Иван.
На ноги точно мне не встать».
«Да у тебя с десяток ран!
В тыл надо срочно отправлять!»
«Ты не смеши! Ты сам все знаешь:
До тыла мне не дотянуть,
Людей спаси – меня оставишь,
Их на себя хочу стянуть!»
«Ты подожди, перевяжу,
Носилки сделаем тебе».
«Ты брось, Иван, тебе скажу!
Останусь я на рубеже!
И обойдемся без сочувствий:
Мой выбор надо уважать,
И нет уже других предчувствий,
Тащи туда! Там буду ждать!»
У тела мертвого танкиста
Он простонал: «Оставь вот здесь,
Оценят пусть во мне артиста,
Я с них собью бравады спесь!
Снарядов пять возьми из танка,
Со мною рядом уложи,
Его чуть в сторону, обманка,
Его объедут – и кранты!
Своих давить они не будут,
А на меня поедут враз,
Ну а меня не позабудут,
Коль постараемся сейчас!
А мне оставишь ты гранату,
И тут нормально громыхнет,
Запомнят русского солдата,
Что не страшась на смерть идет!»
Иван укладывал снаряды,
На лейтенанта всё смотрел,
А у того в глазах бравада,
Он был действительно так смел.
«Все сделал, Леня! Ты держись!
Твой выбор очень непростой,
Но я клянусь: всю свою жизнь,
Я буду мстить за выбор твой,
За всех твоих юнцов курсантов.
Не будет жалости во мне,
Я буду бить этих поганцев,
Пока стою я на земле!
А коли выпадет погибнуть,
То буду помнить до конца,
Душе к такому не привыкнуть…
Наверно, всё же есть душа».
«Тебе спасибо, друг Иван,
Ты сохрани тех, кто остался,
Так получилось, много ран,
Но там скажи, как я сражался,
Как погибали пацаны,
Совсем безусые мальчишки.
Все это важно для страны,
Пускай о них напишут книжки!
Пускай запомнят их навечно
И память свято берегут,
Мы не апостолы, конечно,
Но, может, их в раю-то ждут?»
И капитан встал на колено,
Пожали руки: «Ну, прощай!»
«Я задержу их непременно!
Ты, Ваня, нас не забывай!»
Поднявшись, быстро капитан
Стал растворяться в темноте,
И предрассветный лег туман.
Так тихо стало на войне.
Он подошел – там у сарая
Бойцы сидели в тишине
И, грустный траур нарушая:
«Горушин!»
«Я».
«Иди ко мне!
Что, это все?»
«Все, кто остался.
Серьезно, больше не собрать,
Я, капитан, и так старался,
Но больше некого искать».
«И сколько их?»
«Курсантов? Восемь!
Десанта семеро со мной!»
«Да, за потери с нас не спросят,
А скажут: выжили – так в бой!
Отряд! Построиться и слушать!
Мы здесь держались, как могли.
Противник мощью своей душит,
Москву на сутки сберегли!
Теперь отходим через лес,
Идем к Ильинским рубежам!
Надеюсь, силы еще есть?
Вперед, Горушин, сзади сам!»
Он, замыкая, оглянулся,
Рассвет картину открывал,
И кто б увидел, ужаснулся б.
«Какой ценой!» – он прошептал.
Фашисты начали движенье,
Пехота сразу за броней,
Отряд в лесу исчез, в мгновенье
Рубеж оставив за спиной.
В лесу догнало эхо взрыва,
Иван поправил автомат,
Душа болит невыносимо:
«Прощай, родной мой лейтенант».
Фашисты бегали, кричали,
Танк искореженный пылал,
Убитых, раненых таскали,
Майор, контуженный, орал:
«O meine Güte! Они же психи!
Воюют мертвые уже!»
И та истерика и крики
Слышны на взятом рубеже.
Ильинский рубеж обороны
Рубеж Ильинский весь в тревоге:
Уж третьи сутки ждут атак.
И офицеры не так строги,
Курсантов учат что да как.
«Ну что, майор, готовы к бою?
Фашисту спуску не дадим?»
«Василь Андреевич, не скрою,
Всё размышляю, хватит ль сил!»
«Бодрей, майор, бодрей держитесь!
Курсанты смотрят все на нас:
И офицеров соберите,
Я доведу до вас приказ!»
Он понимал, что должен словом
Всех офицеров поддержать,
Им предстоит в бою суровом
Курсантам духа придавать,
Своим примером заставляя
Достойно смерть встречать в бою,
Любой ценой, не отступая,
Стоять у жизни на краю.
«Мои соратники! Друзья!
Объехав с Жуковым рубеж,
Просил сказать: назад нельзя,
Собой закроем эту брешь!
Просил дней пять нас продержаться,
Любой ценой их задержать,
А значит, будем здесь сражаться
И, если надо, умирать!
Наш фронт растянут, это плохо,
Но на позициях стоять!
Пять дней – ну разве это много? —
Бойцов от паники держать!
А вас, майор, прошу особо:
Савиново деревня есть,
Чуть впереди, домов немного,
Отсюда километров шесть,
Возьмите взвод, там закрепитесь,
Вы первым встретите врага,
И, сколько будет сил, держитесь,
Пусть хоть до смерти два шага,
Вы боем их должны сковать,
Стянуть к себе, не дать прохода
И танки, танки выбивать.
Приказ дам ночью для отхода».
Сержант примчался из разведки,
Клочок бумаги передал,
И генерал слегка заметно
Кивнул и дальше продолжал:
«Там у Стрекалова-деревни,
Курсанты наши бой ведут,
Но враг прорвался и, поверьте,
К утру, конечно, будет тут!
Майор, быстрее выдвигайтесь!
Все остальные, по местам!
И фронт держать всегда старайтесь,
Я на командном буду сам».
И наступила тишина.
В окопах просто все молчали.
Все понимали, что война,
Но в тот момент ее не знали.
Ее познать лишь предстоит,
Пока же страх внутри сжигает
И каждый думает, молчит,
Что будет с ним, еще не знает.
А ветер, в сумерках играя,
Дарил последнее тепло,
Взвод уходил, судьбы не зная,
В деревню, что недалеко.
д. Савиново
«Быстрей, ребятки! Шевелись!
Уже вон первые дома!
Кто там последний? Подтянись!
Так не успеем ни черта!
Взвод, всем построиться! Приказ!
Занять в деревне оборону!
Окопы рыть уже сейчас,
Атака может быть и сходу!»
Закат уже сменился ночью,
Окопы роются во тьме,
Савиново деревня точно
Преградой станет на земле.
«Ну, старшина, что мыслишь, Палыч?»