Плацдарм. Их шесть. И он – живой.
Победа. Салют. Кровь по венам гнало.
И как поутру он вернулся в село.
И как увидел он первый раз террикон.
Вагонетки толкал с антрацитом-углем.
Только ныло пробитое пулей плечо,
А страна все просила: «Еще и еще!»
Вспомнился старый зеленый роддом.
Он сына забрал там. Так стал он отцом.
И как нес жену в свой дом на руках.
И младшей дочки неуверенный шаг.
Он, вспоминая весь пройденный путь,
Сел у ограды на солнце вздремнуть.
Чуток отдохну. Даже мысли устали.
Пусть он ветеран. Но он не из стали.
Дядченко Игорь
Родился в 1953 г. в городе Ставрополе. В 1978 г. окончил художественно-графический факультет Дагестанского педагогического института им. Г. Цадасы. Выставляется с 1991 г. Участник 120 крупных выставок, в том числе более 50 – в Санкт-Петербургском Союзе художников России, 19 областных ежегодных выставок «Санкт-Петербург», 4 московских, 5 всероссийских, 10 международных. Автор 3 персональных выставок в Санкт-Петербурге и Петродворце. Участник XI региональной выставки «Российский Север» (Сыктывкар, 2014 г.) и Олимпийской выставки в г. Сочи (2014 г.).
Участник Всероссийской выставки «Лики России» (г. Архангельск). Член Союза художников России. В 2003 г. внесен в каталог «Художники Петербурга», выпущенный к 300-летию города. Внесен в Единый рейтинг художников России (Выпуск 7. Номинация 5 В – сложившийся профессиональный художник). Награжден 2 почетными грамотами и 10 дипломами ГУП «Водоканал Санкт-Петербурга» за участие в творческих выставках и дипломом за участие в конкурсе живописцев open air «RACHMANINOV». Награжден памятной медалью за участие в юбилейной выставке Санкт-Петербургского отделения Союза художников России.
Член Союза писателей России. Автор 237 публикаций (в том числе 173 рассказов и небольших повестей). Соавтор более 40 книг и сборников (рассказы о природе, охоте, спорте – о жизни). Награжден 2 почетными грамотами Союза писателей России, в 2012 г. награжден специальным дипломом Университета им. Герцена. Тренер 1-й категории по борьбе самбо и дзюдо. Награжден 23 похвальными грамотами за работу с молодежью и воспитание спортсменов. В 2009 г. в соавторстве с другим тренером выпустил 2 учебника по самообороне. Награжден 10 грамотами и дипломами различных вокальных конкурсов. Участник шести Всероссийских вокальных конкурсов «Голоса России» 2014-2019 гг. Лауреат литературной премии «Наследники Победы» (2015 г.) и Всероссийской премии им. А. К. Толстого (2018 г.)
Женат. Проживает в Петродворце.
В 2009 г. награжден памятной медалью.
Грустный охотник
Светлой памяти моего отца – ветерана 4-го гвардейского Кубанского кавалерийского ордена Ленина, Краснознаменного, орденов Суворова и Кутузова казачьего корпуса – В. Б. Дядченко посвящаю
Человек ить…
Наши охотники приметили его сразу, лишь только появился этот человек в городке. Да и трудно было такого не заметить. Был он, правда, уже очень немолод, сед и сутуловат, но высок и крепок не по возрасту. Фигура сильная, в прошлом, видимо, был неплохим спортсменом. Ноги были несколько плоскостопы, но ходил он быстро и помногу, несмотря на возраст. Лицо его крупной, грубоватой лепки, пожалуй, нельзя было назвать каким-то особенно запоминающимся, оно было как у большинства здоровых ещё стариков, но вот глаза… Тёмные от природы, они всегда смотрели из-под седых густых бровей прямо в глаза собеседнику, подолгу, не мигая. И этот долгий немигающий взгляд словно тяжелел с каждой минутой, давил тебя, и потому у глядевшего какое-то время ему в глаза появлялось желание отвести взгляд в сторону.
Мы знали, что он воевал в Отечественную: на каждом празднике Победы непременно стоял возле трибуны на площади, наблюдая парад, высокий, крепкий, с густым засевом орденов и медалей. Несмотря на возраст, стрелял он так, что и молодому впору: однажды при нас взял на спор семь бекасов подряд из десяти на длинной ржавой болотине Рыбхоза, разумеется, с подхода, без собаки.
Умение хорошо, метко стрелять всегда высоко ценится охотничьей братией, и поэтому с того спора его часто стали приглашать в наши разновозрастные и оттого всегда шумные и весёлые ружейные походы.
Правда, на привалах (а мне кажется, что привал на охоте – самое большое удовольствие) этот человек сперва как-то не шибко вписывался в нашу жизнелюбивую компанию. Выложив продукты из рюкзачка на общую скатёрку, он тихонько ложился в сторонке на бок, опираясь на локоть, медленно жевал кусочек хлеба и, почти не участвуя в общей болтовне, подолгу всматривался в горизонт тёмными, зоркими ещё глазами. Иногда, задумавшись, он доставал из внутреннего кармана пиджака маленькую плоскую металлическую фляжечку и делал несколько медленных глотков, не закусывая и не предлагая другим. Мы не знали, водка это или какое-то лекарство.
Впрочем, на охоте он всегда был трезв, хотя соседи говорили (в маленьких городках все знают друг о друге), что видали его и сильно хмельным по праздникам, особенно под День Победы. Наши любители давать всем прозвища прозвали его между собой Грустным Охотником.
Однажды на привале удалось-таки втянуть дядю Славу (так его звали на самом деле) в общий разговор, хотя и тему в тот раз народ наш обсуждал вовсе далекую от ружейной охоты. На охотничьих привалах ведь как: начнут, бывает, с обсуждения утренней стрельбы, а там, глядишь, забрались в такие дебри философские либо политические, что и не выберешься сразу, особенно, ежели спор начнётся. На привале, на природе, после рюмашки-другой вообще спорится здорово. Этак, знаете ли, солнышко светит, птички поют, вокруг тебя сытые и оттого очень мирные сочувствующие оппоненты и слушатели развалились в самых что ни на есть живописнейших позах. Как тут в спор не влезть? Тем более наша жизнь – сложная, ежедневно столько подкидывает для обсуждения вопросов, что в добродушной охотничьей компании, наверное, и немой стрелок не устоял бы, включился в горячее обсуждение, хоть и на пальцах, иного животрепещущего вопроса. Уверен, не устоял бы…
В тот раз, помнится, зашёл у нас отчего-то разговор о смертной казни. Сторонники и противники ее чуть только в азарте ногами друг на друга не топали. Доводы, ясные как день и простые как портянка, так и сыпались с обеих сторон. Один только дядя Слава лежал-полёживал на бочку, послушивая дискутирующих. Однако в спор не встревал, по обыкновению, знай поглядывал куда-то вдаль, на чуть видную на горизонте кромку синих Кавказских гор. Со временем сторонники казни почему-то все перекочевали по одну сторону нашего костра. Лидером у них был Миша по прозвищу Топтыгин. Молодой, здоровенный, грудь колесом, он то и дело махал на оппонентов через костёр своей ручищей, действительно чем-то напоминавшей медвежью лапу, и, войдя в азарт, кричал во весь голос:
– А идите вы все, умники! Знатоки! Любвеобильные! Всякую падаль жалеть! Да чтобы я ещё на разных сволочей свои налоги тратил! Хрен вам! Хрен! Вон во время войны, говорят, за любой проступок могли к стенке поставить. Оттого и выиграли войну – дисциплина была что надо! А сейчас что? Да вот, дядь Слав, ты ж, говорят, воевал, всю войну прошел, объясни этим бельбесам, что без дисциплины жить невозможно, а она только так и воспитывается. Одного расстреляешь – сотня задумается: надо нарушать закон или нет. Одного всего для острастки и нужно, какой похуже.
Грустный охотник окинул говорящего своим обычным тяжёлым взглядом:
– Ишь, какой хитрый… А определять – кто похуже, разумеется, ты сам будешь, да?
– Почему сам?! – вскинулся Топтыгин, – суд определит. На то он и суд, чтобы решать.
– Да суд-то определит… Работа ведь эта больно тяжёлая – приговор исполнять, а ведь в твоём случае кому-то же её делать придётся, не марсиан с Марса вызывать для такого…
– А чего там! – засмеялся Топтыгин. – Что сложного? Жми на курок, и всё. Как говорится, собаке собачья смерть. Вот вам, к примеру, дядь Слав, приходилось же на фронте врагов расстреливать? Или там предателей Родины, диверсантов разных, дезертиров? Чего их жалеть…
Дядя Слава всё так же изучающе смотрел на говорившего. Потом оглядел и остальных так, словно впервые их увидел:
– Дайте закурить, ребята, – неожиданно попросил он.
– Да ведь ты же не куришь, дядь Слав, – засмеялись в ответ и с той и с другой стороны костра.
– Так-то я не курю. Давно бросил. А вспомнишь войну – сразу сердце болит и во рту горько становится. Война – мерзкая штука…
К нему уже тянулось несколько рук с разными сигаретами и спичками. Дядя Слава, не выбирая, взял ближайшую, прикурил жадно.
– Да, – проговорил он, наконец, – не видели вы войны, орлы. Может, оттого вам издали всё таким лёгким кажется. На фронте ведь не до рассуждений. Тем более эта самая дисциплина… попробуй там боевой приказ не выполнить, сами знаете, что за это полагается. Однако бывают случаи, когда выполнить-то ты его выполнил, а всё равно жить спокойно после не будешь. Так-то…
Он снова замолчал, жадно затягиваясь истаивающей сигаретой.
– Расскажите, дядь Слав, – послышались голоса со всех сторон. – Воевавшему всегда есть чего рассказать, а мы послушаем.
– Да уж, – пробормотал Грустный Охотник. – Не думал, что придётся об этом когда-нибудь рассказывать, а вишь пришлось… Такая она, война… Вот ведь уж сколько десятков лет как окончилась, а те, кто воевал, так душой в ней и остались. Не вытравишь это… Вот ты за казнь ратуешь, – он мотнул головой на Топтыгина, – а напрасно… Был у меня такой случай. Форсировали мы на Украине речку одну. Захватили на немецком берегу плацдармик небольшой, окопались, как положено, держимся. Держимся, хотя немцы постоянно лупят по нашим окопам из пулемётов, и вообще из чего ни попадя. У нас народ к тому времени был стойкий, обстрелянный, многие с первых дней воевали. Патронов и гранат ночью нам привезли со своего берега довольно, держимся. Одно плохо – раненых (а они при таком обстреле обязательно будут), днём не переправишь к своим, ночи ждать надо, река с обеих сторон нашего плацдармика простреливалась немцами. Ну и, конечно, поесть тоже раньше ночи не привезут. Раненых мы стаскивали в одну землянку. Они маются, бедные, стонут, пить просят, потому как жара, летом дело было, а за водой тоже только в темноте к реке пройдёшь. Одним словом, сидим в окопах, греемся, постреливаем, а сами знай на солнышко поглядываем, торопим его, чтобы побыстрее садилось, ребятам пораненным чтоб меньше в душной землянке страдать. Переправили бы их по тёмному на ту сторону, а там и медсанбат, и госпиталь – наша территория, одно слово.