Родился в Тамбовской области, в которой было антоновское восстание крестьян, доведенных до отчаяния поборами продотрядов, и советская власть после подавления восстания еще долго продолжала свирепствовать.
В начале войны мой отец, раскулаченный крестьянин, был призван на фронт и погиб в мобилизационном эшелоне. Так как семьи кулаков были изгоями, мы с матерью постарались завербоваться и уехать из колхоза. Я окончил горный техникум и политехнический институт. В пору моей юности в народе не было такой распущенности, как в настоящее время.
«Какая там любовь? Напрасно…»
Какая там любовь? Напрасно
Не сочиняй красивой лжи.
Тебя в свои объятья властно
Влечет безудержная жизнь.
Не прикрывайся даром неба!
Бутылка горького вина,
Консервов банка, булка хлеба —
Твоя обычная цена.
Что так могло тебя сломать,
Что так бесстыдно доконало?
Ты – совесть нации и мать —
Так беспредельно низко пала!
Наверно, скорбная минута
Имела роковую власть,
Когда с любовью похоть спутав,
Ты воле случая сдалась.
А ведь бывало: на турнирах,
Любви высокий идеал,
Тебе, избранница от мира,
Свой подвиг рыцарь посвящал.
Бывало, а теперь, о небо!
Бутылка горького вина,
Консервов банка, булка хлеба —
Твоя обычная цена.
Мой ангел
В глазах написано страданье
Всему присущему назло,
А бурной ночи возлиянье
На кофту каплями легло.
Стоишь ли рядом с папироской,
Плюешь ли ты через губу,
Я красотой твоей неброской
Предвосхитил свою судьбу.
Мой ангел, где тебя носило?
Я долго ждал, и наконец,
Умилостивившись насилу,
Мне возвратил тебя творец.
Свои нечесаные пряди
Ко мне с головкой наклони
И, умоляю, бога ради
Покой утраченный верни.
Я жду, когда придет суббота,
Тебя я крепко обниму
И с перегаром запах пота
Вновь с вожделением вдохну.
В тихонях черти водятся
«В тихонях черти водятся», —
В народе говорят;
И их мужьям приходится
Смирять тех чертенят.
Еще и недотрогами
Они у нас слывут,
Бывают очень строгими
И спуску не дают.
Зато, когда сосватаешь,
Тогда уж не плошай.
Пойдет, как распечатаешь,
В них шалость через край.
Когда ж они отважатся
Не быть скромнее всех,
Короткой ночь покажется
Для бесовских утех.
Светской львице
Ты отдавалась не любя,
Вращаясь львицей в шумном свете.
А нынче предали тебя.
И предал кто? Твои же дети!
Они свершили приговор:
В них нет к тебе достойной веры.
Им ненавистен твой позор,
Твоя распущенность без меры!
«Не сожалея, не тужа…»
Не сожалея, не тужа,
Вы отдаете массам смело
На обозренье ваше тело,
Но есть ли в теле том душа?
Алкаш
Алкаш сначала колобродит,
Пьет водку и здоровье гробит:
Он занят, и ему тогда
Не до полезного труда.
Когда ж угробится серьезно,
Тогда уже работать поздно.
И сам собой готов ответ,
Что у него здоровья нет.
Бараныбасня
Язвительные искони,
Лжецы за длительные годы
Баранам вбили, что они
Не быдло, а цари природы.
А твердолобые слыхали,
Что господа, не зная бед,
Всегда на лаврах почивали
И ели, пили невпроед.
В таком сознании немало
Бараны гордо провели:
Пруд высох, пастбище тощало,
Скудел потенциал земли.
Пришла беда, но каждый овен
Уразуметь не мог никак,
Что в той разрухе был виновен
Он, как и избранный вожак.
Однако трудно господину
Признать вину наверняка.
Тогда они, как на скотину,
Набросились на вожака:
«Он стар и болен, слаб и хил,
Нетрезв и с каждой яркой дружен!
Долой его, он нам не нужен,
Он всю отару развалил!»
Вера Коломейцева
Поэт, автор также прозы, драматургии, философских произведений; автор музыки. Родилась в Москве в семье потомственной интеллигенции. Окончила с отличием факультет русского языка и литературы педагогического института. С отличием окончила Государственные курсы иностранных языков. Работала преподавателем, переводчиком, однако недолго и все последующие годы уже целиком отдала творческой деятельности.
Стихотворения и статьи публиковались в периодической печати. В 1998 г. вышла первая книга стихов «Праздник зимы», а в 2015 г. автором было осуществлено ее исправленное и уменьшенное переиздание. В 2017 г. была напечатана книга «Избранное. Поэзия. Философия. Критика».
Художественное творчество разворачивается в двух направлениях – литературном и музыкально-поэтическом.
Мечта о подвиге
Тележного скрипа боится.
Лежачей корове на хвост наступил. В пятницу.
Лежала на лугу усталая корова,
А я стоял поодаль в полный рост.
Была среда. И дал себе я слово,
Что в пятницу ей наступлю на хвост.
Пусть покажусь безумцем всяким трусам
И предан буду все же их суду,
Но в пятницу я с учащенным пульсом
К коровьему хвосту вплотную подойду.
Все может быть: рогатая протяжно
Издаст свое пугающее «му-у».
Но левую – иль правую, неважно —
Над кончиком хвоста я ногу подниму.
И опущу одну из двух ту ногу
На хвост ее! Затем уж обе их
Поспешно унесу я к дачному порогу
И к радости нахлынувших родных
На уик-энд. Им в красках сочных точно
Все опишу, взбежавши на крыльцо,
Чтоб прежде всех мои жена и дочка
Могли гордиться мужем и отцом,
И мой племянник мог гордиться дядей,
А дядя мой – племянником своим.
И с внуками тогда смогу поладить,
Оставив подвиг свой в наследство им, —
Никто из них чтоб предка не стеснялся
И заявил потомков в час суда:
«Да, скрипа дед тележного боялся,
Коровы же лежачей – никогда!» —
«Гм, никогда! – завистника-соседа
Их оскорбит свидетельская речь. —
По пятницам – возможно, но по средам…»
Я эту клевету им помогу пресечь:
До октября я с дачи не уеду,
Скотину буду зорко сторожить:
Как только на лугу возляжет в среду,
Попробую на хвост ей наступить.
…День минул, два – и в пятницу я снова
В решимости свершить безумный подвиг мой
На выгон подошел. Пардон, а где корова?
С полдня сегодня, что ль, ушла домой?
И больше я ее не видел между
Коз, куцехвостых коз… она ушла навек,
На память об обманутых надеждах
Оставив пять лепешек на траве.
И где теперь лежит? Да и на свете есть ли?
Наш лабрадор не взял ее простывший след.
Откуда в жизни взяться счастью, если
Элементарного везенья нет?
Анастасия Коралова
Родом из Москвы. Окончила Московский государственный университет. Всю свою московскую трудовую жизнь проработала в Московском лингвистическом университете (бывшем инязе) на кафедре перевода, где и защитилась. Преподавала, писала статьи и книги по теории перевода.
В последнее время преподаю русский язык и перевод американским и русским студентам в США, в университете штата Северная Каролина (UNCC). Стараюсь сделать так, чтобы они полюбили русский язык и русскую культуру, и, кажется, это удается.
Из «Вирусной серии»
Вдруг стали верными мужья,
и дома, под семейной кроной,
легко их держит без ружья
малютка-вирус, что с короной.
А вирус вырос прямо на глазах,
глаза от страха вырастают тоже.
Нужна нам осторожность, а не страх:
мыть руки, а затем руками рожу.
Трампу посвящается…
Все слышали, кричал один кретин:
«Зачем он нужен, этот карантин?
Пусть вымрут все, останусь я один,
никто не будет знать, что я кретин!»
Из-за карантина
сбилась вся рутина,
новая рутина – домоседом стать,
там ведь все знакомо:
холодильник дома,
телевизор, кресло… и еще кровать.
Зеркальце
«Свет мой, зеркальце, скажи,
да прибавь полпуда лжи:
что юна я и красива,
ну, морально поддержи!»
Только зеркальце в ответ:
«Ты страшила – хуже нет,
и ваще, чего пристала,
шла б лечила свой привет!»
Со стекляшкой что за спор?
Вот и кончен разговор.
Ода будильнику
В тот день я встань немного позже,
немного раньше – все равно,
он по-другому был бы прожит,
а с ним и жизнь заодно.
Пришла б другая электричка,
людскими лицами рябя,
я б встал у двери по привычке,
но там бы не было тебя.
Друг друга мы б не повстречали,
две разных жизни шли бы врозь,
другие радости, печали
нам пережить бы довелось.
Как мы зависим от минуты!
Как важен в жизни каждый миг!
Хоть эта мысль и пресловута,
я лишь тогда ее постиг.
Я понимаю, что отчасти
все предначертано судьбой.
Но все-таки какое счастье —
иметь будильник под рукой!
Кричала неизвестность:
«Хочу известной быть!»
И крика неуместность,
тщеславие и прыть
ничуть ей не мешали,
а помогли в пути:
от крика все устали
и дали ей пройти.
А. С. Пушкину
Один поэт прекрасный жил и грезил,
что будет долго людям он любезен.
То были очень скромные мечты —
немыслимой достиг он высоты:
он в русском мире просто стал кумиром
и безраздельно правит этим миром.
Словесные игры
Слепил Господь Адама,
а тот спросил: «А дама?
Жену мне подавай!
Иначе рай – не рай!»
Вот так с плеча, без правил,
хоть это не игра,
вопрос ребром поставил —
остался без ребра.
Я, помню, подумал: «Кажись, я в раю»,
когда посмотрел я на Раю мою.
Раевская Рая, цветы собирая,
нагнулась к ромашке у края сарая.
Тогда еще Рая моей не была,
работала, драя коровок села.
И я ей сказал, от любви замирая:
«Пойдешь за меня?» Улыбнулась мне Рая
и мне протянула веселый букет.
С тех пор пролетело… забыл, сколько лет.
Я берегу на берегу
твою одежду.
Уйти я просто не могу:
я жду с надеждой,
что, выйдя из воды нагой, —
прекрасней нету! —
напишешь на песке ногой
«Иван+Света».
Могла бы ходить я подолгу без жалоб,
когда бы в ботинке не терло, не жало б,
но я постоянно и хнычу, и ною:
могли б мастера делать обувь иною!
Какая-то малявка, невидимая глазу,
нас всех арестовала, не спрашивая, сразу,
и вы, большие дяди, и мы, большие тети,
сидим себе под крышей, скучая по работе.
Распотрошить богатеньких да и раздать все поровну —
Советы так задумали всех вывести из тьмы,
нет чтоб приставить к каждому Арину Родионовну,
тогда, быть может, Пушкиных имели б больше мы.
Ушел Евтушенко – поэт и проказник,
друживший с властями, им вызов бросал,
ушел он в шутливый и радостный праздник
и долго оставшимся жить приказал.
Воруют все. Не все, ну так почти.
Но тут есть разница, и ты ее учти:
на горстке честных держится мораль.
Но мне их почему-то очень жаль.