И квартирка заработала на всю мощь, какую могли развить половые отношения студентов механического факультета местного института. В ту пору иметь своё отдельное жильё, да ещё в таком молодом возрасте, мало кому могло даже пригрезиться. Квартирка работала как многоцилиндровый двигатель внутреннего сгорания. Каждому цилиндру своё время, как и его поршню. Студенты – народ не только весёлый, но и дюже изобретательный. В начале месяца время, которое Антонио мог выделить своим друзьям (самому тоже надо было жить), разыгрывалось в лотерею. Так что притирка поршня с цилиндром проходила строго по расписанию. Антонио Иванович спиртного не употреблял и того же требовал от своих гостей. От соседей нареканий никогда не было: ходят себе и пусть ходят, лишь бы не пьянствовали и не выступали. На последнем курсе настал и его черёд жениться. Очень не хотелось одной красавице ехать по распределению в Сибирь. Но это была второстепенная причина, а основная – они нравились друг другу, если не сказать большего.
Ребёнок у них родился с гривой льняных волос. Назвали единодушно и сразу – Лев, несмотря на имевшиеся уже интересные имена. Мама вспоминала потом, что, когда его принесли ей первый раз кормить, он рыкнул.
Счастливый папа приехал в роддом забирать потомство с цветами, на украшенной машине, в указанное ему время, а ребёнка нигде не могли найти: пропал. Начался такой переполох, что не описать обыкновенными словами, только папиными. Маму отпаивали и приводили в чувство. Мальчика искал весь персонал. Мелькнула у папы даже такая мысль: «Украли!» Роженицы все повскакивали со своих мест и кинулись помогать в поисках. Потом одна из мам решила проверить свою дочку: а вдруг и её нет?..
Эта мама увидела удивительную картину: в кроватке дочери напротив лежал незнакомый карапуз и улыбался ей во все свои будущие 32 зуба. Дочка улыбалась ему в ответ. От такого зрелища и от нахлынувших чувств мама девочки даже расплакалась. Весь роддом сбежался смотреть. Когда мальчика стали вынимать из кроватки, у девочки из глаз потекли слёзы.
Если у папы Антонио тяга к женщинам только проснулась, то у сына эта тяга заработала с самого рождения.
В роддоме прошли настоящие разборки, но никто ничего не видел. Как смог попасть грудной ребёнок в чужую кроватку, да ещё этажом выше… Нянечки, уборщицы и сестрички вечером собрались в кабинете старшей медсестры, достали припрятанный графинчик чистого медицинского и стали друг друга пытать: может, кто чего видел или знает. Но даже «под этим делом» никто не сознался. Выдвигались самые нелепые и необычные мысли. Чистый медицинский закончился, а у них осталась только одна хорошая версия: мальчик Лев (все уже знали его имя) – ангел с крылышками. Эта версия имела право жить. К тому же ангел в роддоме – добрый знак.
В детском саду тяга Льва к прекрасному полу переплелась с любовью к рисованию. Всё, что его трогало за его детское сердечко, переносилось на бумагу. Но трогало его далеко не всё. Однажды он показал папе свой рисунок. Бедный родитель просто ошалел: на фоне песочницы с грибком стояла маленькая кудрявая девочка в сандаликах, панамке набекрень и держала в руке горшок. Больше на ней ничего не было! «К… как… как называется эта картина?» – промямлил папа. «Мадонна с горшком!» – восторженно объяснил будущий Рафаэль.
Как-то в садике он нарисовал местного вундеркинда с зелёными соплями, текущими из красного носа. Многим ребятишкам портрет понравился: не все любят тех, кто больше их знает, даже в детстве. Вундеркинд в силу своей начитанности ответил почти сразу. Он обозвал Лёвку Иночленова «писькой марсианской», пояснив при этом всем желающим, как фамилия эта складывается. Это была первая обида на свою фамилию и последняя. Дома папа объяснил наследнику, что такой фамилией надо гордиться: таких больше нет. Только слабаки обзываются. К хорошим людям плохие слова не липнут. В дальнейшей жизни Лев Антониович никогда не обращал на это внимания. Только женщинам позволял пошутить над своей фамилией, да и то только в интимной обстановке, и близким друзьям.
В школе любимыми предметами Лёвы были рисование и физкультура. Он мечтал стать архитектором, как прадед, но имел разряд по единоборствам. Девчонкам он нравился. В старших классах у него был хороший друг, который по-дружески звал Лёву «хреном заморским», но без обид. За глаза, конечно, кто-то звал и по-другому…
Уже будучи старшеклассником, Иночленов-младший пережил развод родителей. Папа Антонио, оказывается, давненько смирно и тихо погуливал. Развелись без скандала. Мама переехала к своей подруге, оставив квартиру сыну с отцом. Сердобольная подружка с ходу познакомила её с богатым женихом. Они сразу поженились. У жениха оказался свой дом за городом. Скоро у Лёвы появился братик, но с другой фамилией.
Незадолго до выпускных экзаменов судьба экзаменовала молодого человека сама, причём очень жестоко: погиб отец. Какие-то люди в форме приехали к нему домой и привезли документы отца, его ключи от квартиры и портмоне, в котором находилась немалая сумма денег. Сказали, что он попал под грузовик недалеко от города. Завтра похороны. Приходить надо к полудню сразу на кладбище. Так как сын пока несовершеннолетний, то все заботы о захоронении берёт на себя государство. Назавтра он пришёл на кладбище один: матери не было в городе, а друзей он брать не захотел. Гроб открывать не стали, сказали, что при таких травмах это не делается. Кроме похоронной команды был только один ответственный за погребение от государства, но и тот сразу ушёл, как начали закапывать. Потом на оформленный могильный холмик Лёва прислонил к временному деревянному надгробию один-единственный венок – «От сына». Ещё не осознавая до конца, что случилось, Лёва, не отходя от могилы, дал себе зарок. Памятник здесь будет стоять лучше других, потому что он любил отца. Но всё равно какое-то непонятное чувство от всего произошедшего не давало закрыть эту страничку памяти отца в его сознании.
Сдав экзамены в школе, Лев Антониович Иночленов поступил на архитектурный факультет строительного института в соседнем городе. Квартиру его мама сдала знакомым, а деньги высылала ему каждый месяц. Студенческая жизнь так закрутила молодого человека, что о прошлом он почти не вспоминал.
Здесь быстро обзавелся друзьями. Многие из них хорошо рисовали, что их сближало духовно. Стали появляться и поклонницы. У Лёвы обнаружился интересный и уникальный художественный дар – изображать архитектурные памятники в виде знакомых представительниц прекрасного пола и так, чтобы их узнали. Легче всего это удавалось с Эйфелевой башней, под неё подходили почти все. А когда он нарисовал простую панельную пятиэтажку и все узнали в ней старосту соседней группы Элеонору, каждая будущая архитекторша посчитала своим долгом быть в этой галерее.
Проблем с учёбой не было. В рисовании тоже был прогресс: он стал писать с натуры. Один раз в комнату общежития, где он жил, пришли сразу три натурщицы. Какой-то студентик это зафиксировал, и у Лёвы появилось новое прозвище – Многочленов. Это только добавило ему гордости, а в институте – популярности.
В его группе кроме него была ещё одна неординарная личность – это Супрастин Аскорбинович Нехватило. Он не хотел стать архитектором, он мечтал стать художником. В институте оказался волею судьбы, не поступив в художественное училище. Мало того, что они быстро сдружились, они и думали одинаково и скоро стали не разлей вода. Студент Нехватило был из потомственного рода фармацевтов. Ходили слухи, что их предки втирали свои мази даже Петру Первому, почему Супрастина так и назвали – в честь медицинского препарата. Сам он разбирался в лекарствах не хуже отца, настолько, что мог приготовить то, о чём родитель не в силах был даже подумать.
Маленькому Супрастинчику тоже с детства доставалось от необычной фамилии. «Эй, Нехватило! Тебе не хватило? Давай мы тебе сейчас добавим! Гы-гы». Пацаны бегали за ним, он – от них, потом наоборот. Всем было весело! Рисовать он тоже пристрастился в детском саду. В школе его уже считали будущим художником. Любил рисовать девчонок в разных нарядах. Однажды школьный хулиган, с которым все боялись связываться, увидел эти картинки. Как только он не обзывал и не издевался над будущим художником. До слёз довёл. Но сила оказалась на стороне искусства. Три постоянные его модели были самыми здоровыми в классе. Их даже звали «три богатыря»: Лида, Света и Таня были выше всех на голову. Так вот, они поймали этого хулигана, взяли в круг и принялись за перевоспитание: просто не выпускали его из круга и щипали, как общипывают курицу. После такого ощипа перевоспитанный ученик стал даже предлагать Супрастинчику свой пончик во время обеда.
В институте все модницы хотели, чтобы Супер (так его стали звать студенты) поучаствовал в создании их неповторимого стиля одежды. Он, конечно, многим помогал в этом, но больше любил без одежды…
На третьем курсе Супрастин ушёл из института и стал свободным живописцем. От какого-то дальнего родственника он получил по завещанию старенькую художественную мастерскую, куда и заселился. Жил там, творил там, любил там…
Лёва окончил институт уже без друга. Пришло время и ему определяться в этой жизни. Здесь предлагали работу; в родном городке оставалась квартира; одна очень симпатичная девушка звала с собой в столицу. Выбор был, но сначала надо было, конечно, съездить к маме и маленькому брату – они жили там же, в его родном городе. Так он и сделал.
Мраморный памятник стоял неухоженный, но Антонио Иванович глядел с него как живой. Два года назад Лёва по своему рисунку заказал его местным мастерам и сейчас любовался им. Действительно, как он и пообещал сам себе в тот день, памятник смотрелся лучше других.
Заканчивая свои мытарства с оформлением квартиры, он шёл по коридору городской администрации, где находились все службы, какие были в городе, вплоть до прокуратуры и ОВД. Оставались две подписи – и квартиру ему можно продавать как законному владельцу. Его остановил приятный женский голос: