Наполеон и бонапартисты
«Если правда, что цари носят на челе отпечаток величия, – сказал Наполеон брату своему, королю вестфальскому, – то ты можешь спокойно ездить инкогнито: никто не узнает тебя».
Наполеон I терпеть не мог пьес, в которых проявлялась республиканская доблесть, и называл Корнеля невеждой, грубияном, не понимающим, о чем можно говорить с публикой. Зато драма Лансеваля «Гектор» очень нравилась ему, и он сказал, увидав ее первое представление: «Вот это хорошо, пьеса эта для Главной квартиры. Побольше бы таких драм!»
Во время битвы при Маренго, французская армия начинала отступать. Наполеон, подскакав к первым рядам, воскликнул: «Французы! вспомните, что я имею обыкновение спать на поле битвы!»
В исходе 1813 года, Наполеон ехал однажды верхом через сент-антуанское предместье в сопровождена двух адъютантов. Но его скоро узнали и окружило множество народа, так что он с трудом мог ехать дальше; иногда он должен был останавливаться. Глаза всех были устремлены на него с выражением вопроса, ибо в это время все умы были взволнованы большими несчастьями, постигшими французскую армию. Вдруг один смельчак спросил у императора: – «Правда ли, что дела идут худо?» – «Не могу сказать, – отвечал Наполеон, – чтоб они шли слишком хорошо». – «Чем же кончится все это?» – спросил другой. – «По правде сказать, это известно одному Богу!» – отвечал спокойно император. – «Неужели неприятели придут точно во Францию?» – «Очень может случиться, даже в Париж, если мне не помогут; у меня нет миллионной армии, и не могу же я делать все один». – «Мы вас поддержим, государь!» – закричали со всех сторон. – «Тогда я сумею поразить неприятеля и поддержать нашу славу». – «Что же нам делать?» – спросили многие. – «Делаться солдатами и сражаться». – «Мы согласны, – отвечал один голос, – но с условиями». – «А с какими именно? Послушаем!» – «Мы не хотим переходить через границу». – «Этого и не нужно!» – «Мы хотим принадлежать к гвардии. – «Пожалуй, к гвардии, так к гвардии». – Всеобщие крики радости и восторга огласили воздух. В тот же день были доставлены реестры и более трех тысяч граждан записались в них.
Однажды император Наполеон I приехал невзначай в театр. Это было между покорением Пруссии и покорением Австрии. Играли «Сида», и в этот вечер вход был по двойной цене. Старик Ноде гнусавил в роли дон Диeгo; старик Лакав распевал на церковный напев роль короли; девица Гро рассказывала роль Химены; плохой комик, по имени Варен, выкрикивал графа Гормаса; плохой дебютант коверкал роль Родриго. Император, прослушав два акта этой смешной пародии, вышел сердитый из своей ложи и, возвратясь в Тюильери, приказал позвать к себе г-н Резюме, своего камергера, на которого возложено было театральное управление, и сделал ему сильный выговор за непростительную небрежность, с которой образцовое произведение Корнеля отдавалось на посмешище публики. Г-н Резюме защищался, как только мог, и, между другими пустыми отговорками, имел несчастье сказать императору, что, при тогдашнем составе труппы, роли в «Сиде» не могли быть иначе розданы. Гнев императора дошел до крайности, и, с тем выражением власти, которое он умел принимать, когда хотел, чтобы воля его исполнялась, сказал господину Резюме: – «Садитесь, милостивый государь, за этот письменный стол и пишите распределение ролей, которое я сделаю: Родриго – Тальма; дон Диего – Монвель; граф Гомес – Сент-Иль, король – Лафон; дон Санчо – Дамо; Химен – ди Дюшенуа. Теперь только одиннадцать часов, поeзжайте в Comedie-Francaise, соберите комитет и передайте это распределение; вы к этому прибавите, что я хочу, чтоб «Сид» был игран так, как я распределил роли, и что в назначенный день ровно в семь часов я буду в моей ложе». – Эта воля, как и все повеления императора, была буквально исполнена. В назначенный день играли «Сида» в настоящем виде; зала была битком набита, император присутствовал при представлении, которое было одним из самых блестящих, о котором сохранилась намять, и пьеса была разыграна так, что могла удовлетворить императора, самого Корнеля, если б он мог присутствовать, и даже кардинала Ришелье, не смотря на его предубеждение против «Сида».
Наполеон I нередко позволял себе довольно резкие и неприличные выходки с окружающими его вельможами и один раз, в Тюльерийском дворце, в присутствии довольно многочисленного собрания, он позволил себе обратиться к Талейрану с неприличными сану и месту выражениями. Министр выслушал молча вспышку императора, но когда тот несколько удалился, хотя и мог отлично слышать его слова, он обернулся к особам, находящимся близ него, и сказал с небрежным сожалением: «Как жаль, господа, не правда ли, что такой умный человек, гений нашего времени, так дурно воспитан!»
Враги императора Наполеона, между прочими насмешками, говорили, что он учился у Тальма[21] хорошим манерам и что без него он не умел бы ни ходить, ни садиться, ни держаться как следует. Узнав это, император сказал однажды Тальма в присутствии некоторых приближенных: «Благодарю вас, любезный учитель, что вы научили меня так твердо сидеть на троне и так крепко держать скипетр».
Проговорив однажды на острове Св. Елены долгое время о Людовике XVIII, Наполеон сел играть в шахматы. Во время игры шашка «король» нечаянно упала нa пол. – «Бедный король! – воскликнул улыбаясь Наполеон, – вот ты и на полу». Короля подняли, но на нем сломалось что-то. – «Боже мой, да это ужасно! – продолжал император, – я не хочу верить дурным предзнаменованиям, даже не желаю ничего дурного Людовику XVIII, но помяните мое слово». – Записали число этого дня, и оказалось, что в этот день в Париже совершено было гнусное убийство несчастного герцога Беррийского.[22]
Наполеон, на другой день после одной стычки, не такой удачной, как ему хотелось, делал смотр одному из тех полков, которые не участвовали в этом деле. – «Кто командует этой ротой?» – спросил он вдруг, остановившись перед фронтом вольтижеров[23]. – «Я, ваше величество», – отвечал один офицер, выходя из рядов, – «Разве вы капитан?» – «Нет, ваше величество, но я из того дерева, из которого их делают». – «Хорошо, когда я буду делать деревянных капитанов, так вспомню и об вас», – ответил Наполеон, бывший не в духе и недовольный самохвальным выражением офицера.
Во время египетской кампании французов, генерал Клебер[24] командовал частью войск под начальством главнокомандующего генерала Наполеона Бонапарта; но Клебер любил иногда собственную инициативу, и повеления главнокомандующего не всегда исполнял с надлежащею точностью. Раз, когда был оказан им новый знак ослушания, Бонапарт пригласил его к себе. Всём предвещало ужасную сцену, тем более, что генерал Клебер, мужичище хорошего роста, дородства, силы непомерной, был страшная горячка и потому составлял совершенный контраст с маленьким, хиленьким, всегда невозмутимо хладнокровным Бонапартом. Как только вошел огромный Клебер, Бонапарт обратился к нему с вопросом: – «Скажите пожалуйста, кто из нас выше? Кажется вы, генерал Клебер, на одну голову выше меня; но предваряю вас, генерал, еще одно такое ослушание, как сегодняшнее, и эта разница исчезнет. Можете идти. Прощайте». – Генерал Клебер безмолвно вышел и с тех пор был несравненно исполнительнее и точнее.
У генерала Ривароля пушечное ядро оторвало ногу в сражении при Нервиндене другое ядро оторвало ему же ногу, но уже деревянную. – «Дураки, – заметил спокойно генерал, – они, видно, не знают, что у меня уже есть целая полдюжина таких ног».
На бале одна дама, из зависти, рассказала генералу Д. про интриги его жены с Мюратом. Взбешенный генерал отправился жаловаться Наполеону I. – «Любезный мой, – отвечал ему император, – у меня не хватит времени для занятой делами Европы, если я возьму на себя обязанность хлопотать за всех рогоносцев».
Континентальная блокада была в полном действии и, по приказу Наполеона, в приморских портах сжигали все колониальные товары. Император, проезжая через одно село, почувствовал запах жарившегося кофе. Подъехав к дому священника, он увидел его спокойно жарящего кофе на жаровне, – «А, а, я вас поймал на месте преступления, господин священник! – сказал император: – что вы делаете здесь, не угодно ли вам мне сказать?» – «Вы изволите видеть, государь, – отвечал невозмутимо священник, продолжая помешивать жарящийся кофе, – я делаю то же, что и вы, – жгу колониальные товары».
– «Сколько солдат в гвардии вашего величества?» – спросил однажды Наполеона I прусский король Фридрих Вильгельм. – «Всего один», – отвечал император, желая дать почувствовать, что один дух, одна мысль, одна преданность одушевляли это грозное войско.
Когда Наполеон и Mapия-Луизa, вскоре после их брака, посещали города Камбрэй, Валансьен и другие, мэр одного голландского местечка построил триумфальную арку и сделал на ней следующую надпись:
«Il n'а раs fait une sottise,
Еn ѐpousant Marie Louise».
[Дурака он не свалял, когда Мари-Луизу в жены взял]
Наполеон, прочитав эти строка, приказал позвать к себе мэра. – «Вы занимаетесь французской поэзией?» – спросил его Наполеон. – «Иногда, ваше величество, сочиняю стихи». – «Вероятно эта надпись вашего сочинения?» – «Точно так, государь!» – «А нюхаете ли вы табак?» – спросил его император, подавая ему богатую табакерку, осыпанную бриллиантами, – «Употребляю, ваше величество; но я не смею и думать…» – «Возьмите ее и оставьте у себя». – и тут же выдал: