«Бег». Третий сон Хлудова «Казнь генерала»
Остальные декорации (городской притон, тараканьи бега, квартиры домов и др.) отличались удобной планировкой, интересными фактурами и живописностью.
При таких масштабах работы была задействована моя система рассеивающих «экранов», однако основной рисунок все еще создавался направленным светом, который отчетливо выявлял объемы и пластику, подчеркивая фактуру актерских лиц и окружающих предметов. Я старался максимально приблизить освещение к естественному состоянию, не злоупотребляя живописными эффектами, хотя в тех условиях они так и напрашивались.
Самыми капризными «актерами» оказались тараканы. Эпопея подготовки к съемкам тараканьих бегов достойна отдельного рассказа. Алов и Наумов пригласили «дрессировщиков», которые брались заставить неорганизованные массы насекомых двигаться в полном соответствии с творческим замыслом Михаила Булгакова и авторов фильма. После «актерских» проб были отобраны лучшие экземпляры. Каждый получил имя или прозвище. «Дрессировщики» взяли их домой, стали кормить деликатесами и витаминами. Напряженные и, как утверждали «дрессировщики», успешные тренировки не давали повода сомневаться в успехе предприятия. Но во время съемки, стоило только включить свет, тараканы в панике разбегались кто куда. Придя в отчаяние, мы обратились к кибернетикам, которые объяснили, что создать механического таракана для них в принципе несложно, но стоить это будет очень дорого. На изготовление только одной «особи» не хватило бы никаких средств. Сегодня в Японии таких тараканов-роботов можно купить по вполне доступной цене.
Стали искать выход из положения. Кто-то предложил попробовать обвязать вокруг талии таракана тончайшую проволоку, а под бильярдным сукном по ходу пробега поместить магнитное устройство, которое и должно было «тащить» бегуна в нужном направлении. Казалось бы, все гениально и просто, но для тараканов магнитные поля не стали препятствием, и они продолжали разбегаться.
Ждать мы больше не могли, надо было как-то снимать сцену. Вдруг кто-то вспомнил, что домашние тараканы, как только зажигается свет, всегда убегают в темноту. На большом бильярдном столе с обеих сторон мы устроили крошечные ящички с заслонками, оклеенные внутри черным бархатом. В зависимости от того, открывалась или закрывалась заслонка спасительного убежища, менялось и поведение выпущенного на яркий свет таракана. После этого изобретения точность «работы» тараканов просто поражала.
В Париже, где мы снимали актерские сцены, никого не удивил проход генерала Чарноты в подштанниках по городским улицам. Париж видал и не такое…
Франция — особая страна: там другое небо, другой свет. Это в свое время отметил Марк Шагал: «Приехав в Париж, я был потрясен переливами света и нашел здесь то, к чему прежде шел как бы вслепую. Утонченность материи и „сумасшедший“ свет. Источники моего искусства остались прежними, я не превратился в парижанина, но свет на этот раз высветил все изнутри. Он стал конструирующим». Париж — один из самых снимаемых городов мира. Наша гостиница «Бонапарт» находилась рядом с церковью Сан-Сюльпис. Когда нам разрешили подняться по узкой винтовой лестнице на самый верх этой церкви, мы были поражены тем, насколько лестница оказалась захламлена. Не оставалось никаких сомнений: с тех пор как было изобретено кино, никто по ней не взбирался. Сверху нашему взору неожиданно открылась удивительная панорама Парижа, разными объективами нам удалось снять несколько непривычных ракурсных планов города.
«Бег». Наступление Красной армии
Из-за постоянных переездов по нашей стране и зарубежью даже смотреть отснятый материал доводилось редко, но все же нам удалось снять весь фильм без единого кадра пересъемок.
«Бег» стал для меня отличной школой освоения масштабного кинематографа (с массовыми сценами, сложнейшими комплексами декораций, с большим количеством искусственного освещения). Изображение получилось добротным. Да и сам я изменился. Алов и Наумов меня ни в чем не ограничивали, наоборот, создавали все условия для работы. Увлеченность, фантазия и юмор, царившие на съемке, способствовали дружескому общению в атмосфере творческой радости.
О мужестве(Михаил Ульянов)
Михаил Ульянов Середина 1970-х годов
Мне довелось сниматься в двух картинах Алова и Наумова: в «Беге» и в «Легенде о Тиле». После безвременного ухода Александра Александровича (ему было 59 лет!) я сыграл в фильме В. Наумова «Выбор».
Не скрою, предложение Алова и Наумова сыграть генерала Чарноту было для меня неожиданным. Булгаков, «Бег», роскошнейшая фантасмагорическая роль, какую только актер может представить себе. Кроме этого мне нравился кинематограф Алова и Наумова — реалистический и освященный высокой романтикой, мужественный и лирический, отмеченный тонким психологизмом, вниманием к духовному миру личности, масштабный по социальной проблематике, — кинематограф активный, действенный, страстно утверждающий гуманистические идеалы.
Алов и Наумов долго ходили вокруг меня, смотрели мои спектакли, являясь то по приглашению, то без предупреждения. Мы встречались, подолгу разговаривали. Колоритнейшая фигура белого генерала, который бродит по Парижу в одних кальсонах, а потом выигрывает целое состояние, требовала от меня совсем нового подхода и новых актерских приспособлений.
Как соединить в одной роли трагедию человека, дошедшего на чужбине до нищеты и потери человеческого достоинства, с гротесковыми и почти буффонными поступками неуемного картежного игрока и гусарского кутилы? Как передать фантастический реализм Булгакова, где свободно и логично соединяются, казалось бы, несоединимые сцены — тараканьи бега в Стамбуле и трагедия чуть не погибшей на панели женщины? Все сдвинулось в этом призрачном мире потерявших родную землю людей. Все возможно в этом тараканьем бредовом мире. Но играть-то нужно живых, реальных людей, а не призраки и символы.
Именно в этом поразительное своеобразие уникального таланта Булгакова. Он ставит своих персонажей в удивительные, фантастические условия, сохраняя при этом полнейшую «земность» и жизненность их. Вот и герои его «Бега» — живые, земные, житейски горькие и фантастически неожиданные люди. И среди них одна из самых грешных и трагических фигур — Григорий Лукьянович Чарнота, «запорожец» по происхождению.
Все это мы обсуждали с режиссерами, примериваясь к пышно-необъятной роли Чарноты. Не поднять бы мне Григорий Лукьяныча, не работай я под началом у таких талантливых, тонких и умеющих создать актеру чувство свободы и раскованности режиссеров, как Александр Александрович Алов и Владимир Наумович Наумов, и не имей таких партнеров, как Евгений Евстигнеев, Алексей Баталов.
Чарнота (Михаил Ульянов) — помещик, генерал, игрок, русский человек. (Слева направо) И. Ясулович, М. Ульянов, К. Воинов, Ч. Сушкевич
Много месяцев провел я в тесном общении с Аловым и Наумовым. Они прекрасно дополняли друг друга. Если Владимира Наумовича нередко во время съемок фантазия буквально захлестывала и он как бы переполнялся своими дерзкими идеями и предложениями, то Алов, понимая и призывая эту фантазию, вводил ее в берега, придавал ей окончательную форму. И я ни разу не видел, чтобы они спорили. Они поразительно понимали друг друга. Сейчас я думаю, что в этой необходимости слушать другого, признавать мнение другого, в умении настоять на своем, не обидев другого человека, и выработался характер Александра Александровича Алова, стиль его поведения. К тому же я считаю, что это было у него еще и природное дарование, о котором хочу сказать особо.
Александр Алов. На съемках «Легенды о Тиле»
Может быть, потому, что мы живем стремительно, у нас иногда не хватает терпения и времени выслушать и понять другого человека. Заметьте, как мы спорим: каждый торопится высказать свое мнение, не очень вникая в рассуждения оппонента. Александр Александрович Алов, который ушел из жизни непозволительно рано, относился к категории тех, кто умеет уважать чужую точку зрения. При всем своем большом опыте, при огромном профессиональном мастерстве, при таланте, при всеобщем признании он был всегда обращен душой и сердцем не к себе, а к человеку, который рядом. С ним было спокойно и увлекательно разговаривать. Ты знал, что тебя слушают. Ты знал, что тебя понимают. Ты знал, что тебе хотят помочь. И это была не просто красивая поза, а сама суть замечательного человека.
Есть люди, рядом с которыми быть — напряженно. Не знаешь, чего ждать. Такой человек может неизвестно на что обидеться, неизвестно от чего взвинтиться, непонятно почему вдруг загрустить… И ты все время как на вулкане. И подобных людей немало, особенно в искусстве.
А есть другие, с которыми чувствуешь себя легко и уверенно. Таким был Александр Александрович. Это не значит, что он был добреньким и уступчивым, лишь бы от него отстали и не мешали ему спокойно жить. Нет, у него всегда была своя твердая позиция в искусстве и в жизни. Но только в борьбе за свою позицию он не унижал оппонентов.
И конечно же, Александр Александрович был человеком великого мужества. Можно только предполагать, какие мучительные и страшные мысли терзали его, знавшего о своем недуге. Но на людях этот тяжело больной человек вел себя не то что ровно, а я бы сказал — подчеркнуто ровно. Он был спокоен. Остроумен. Чуть-чуть задирист, но всегда добродушен. Он никого не хотел обременять своим горем — это тоже редкая черта.
Этот человек жил не для себя, не ради себя. И вот — ушел он из жизни и завещал нам беречь ту прекрасную атмосферу добра и внимания к людям, которая всегда была вокруг него.
Говорят, незаменимых людей нет, а я бы заметил: нет незаменимых профессий и мест. Но нельзя заменить человеческую личность, которая создавала вокруг себя особый мир, живые взаимосвязи, неповторимую атмосферу общения. Придет другой человек — и будет другая атмосфера, другие отношения. Уверен