будь рисует. У него есть замечательная булгаковская серия. После «Бега» они с Аловым мечтали снять «Мастера и Маргариту», но разве тогда можно было добиться разрешения! У Володи есть графика, фантастической красоты коллажи со странными ликами. Благодаря рисованию он обретает внутреннюю гармонию, восстанавливает силы.
В. Н. Наумов, 2010 год
Как-то вечером после трудного дня мы с Володей сидели, тихо говорили и неожиданно он нашел простое объяснение своей природной неуемности, своему жизненному бегу. Он сказал мне: «Знаешь, я как Тиль. Ему необходимо было все время двигаться, менять страны, города, совать нос во всякие истории. Такова его сущность. Он бродяга, вечный скиталец. И если его остановить, то он умрет. Я тоже не могу без движения, без работы. Я не могу находиться в статике. Покой — не для меня». И это правда. С одним лишь уточнением: у Володи, впрочем, как и у Тиля, всегда есть четкое направление движения, всегда есть цель — снимать кино, делать фильм.
Мы живем в такое время, когда творчество зависит от бездушных бумажек, называемых деньгами. Я всеми мыслимыми способами помогаю Володе найти деньги на картину, но, боюсь, тут мы оба бессильны. Мы стучимся в разные двери, звоним в высокие кабинеты, пишем письма… в ответ тишина. И все же я не теряю надежды, что однажды мне приснится вещий сон: неизвестный господин, тот самый, что однажды на аукционе купил Володиного «Пилата», «соткется из воздуха», и каким-то таинственным образом ярко вспыхнут юпитеры, придут в движение десятки талантливых людей, начнется сладостная круговерть под названием кино.
Пусть он сделает это для Володи.
С сыном Кириллом на открытии XXXVI МКФ в Москве 2014 год
Редкие выходные на даче Владимир Наумович, Кирилл, зять — актер, продюсер Александр Фарбер, Наталья Наумова, Наталья Белохвостикова. Фото: Елена Сухова Издательство «7 Дней».
Мой отец Владимир Наумов(Наталья Наумова)
Художник
Володя Наумов. 1941 год
Папа родился в Ленинграде 6 декабря 1927 года. Вскоре после его рождения семья переехала в Москву. Здесь мой маленький папа в буквальном смысле отправился пешком под стол и нарисовал там, на стене, свою первую картину. Огрызком чернильного карандаша он изобразил нечто: на тонкие птичьи ножки водрузил туловище свиньи, которое увенчал головой черепахи. Нечто проживало под столом, мальчик его навещал. Но однажды мама мальчика затеяла уборку, отодвинула стол и обнаружила творение сына.
— Боже мой! Что за Монстр! — воскликнула мама и, схватив тряпку и нож, попыталась вернуть стене надлежащий вид. Монстр был уничтожен, осталось бесформенное пятно и ревущий ребенок. Едва узнав, что его детище, его друг называется Монстр, мальчик потерял его навеки.
Владимир Наумов репетирует с дочерью. Первая роль Наташи Наумовой в кино. «Тегеран-43», 1980 год
Эту грустную историю из своего детства папа рассказал мне в моем детстве. Я спросила его:
— Ты давно рисуешь?
Он ответил:
— Всегда, сколько себя помню.
И сколько я помню папу, он рисует. Дома, в студийном кабинете, на съемках, на приеме, в самолете. Главное, чтобы под рукой была бумага, салфетка или хотя бы газета. Иногда (как правило) это случается дома, процесс его захватывает настолько, что он ничего не видит и не слышит. Но если рука потянулась к перу, а перо к бумаге в общественном месте, например на многолюдном приеме, то папа совершенно спокойно совмещает рисование и общение, приветствует старых знакомых, заводит новых, рассказывает свои потрясающие истории про жизнь в кино.
Владимир Наумов. 1945 год
Что же касается Монстра, то он жив. Его неповторимые черты совершенствуются, но не исчезают, их можно разглядеть в многочисленных его потомках, которые выходят из-под папиного пера. Много раз я смотрела, как рука отца скользит по бумаге, но никогда не могла угадать, куда ее поведет неведомая сила.
Рисование для отца давно уже не хобби и не смена деятельности для релаксации или отдыха. Владимир Наумович Наумов — почетный член Российской академии художеств, у него много поклонников, которых, как и меня, завораживает фантастический реализм папиных рисунков. В последние годы среди коллекционеров стало престижно иметь его работы, особенно из булгаковского цикла. Папина графика и живопись вместе с работами А. Миллера, Т. Гуэрры, В. Васильева выставлялась в Государственном музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Он участвовал в передвижной выставке рисующих кинематографистов «От Эйзенштейна до Тарковского» (Вена, Мюнхен).
Владимир Наумов. 1965 год
Откуда что берется
Папа — кинематографический ребенок. Его отец — Наум Соломонович Наумов-Страж (1898–1957) был кинооператором, снимал немые фильмы с 1924 года, работал с такими режиссерами, как Борис Барнет, Ефим Дзиган («Мы из Кронштадта») и другими.
Читаю скупую информацию в Кинословаре: «Операт. иск-во Н.-С. отличалось тонким вкусом, выразительностью пейзажных съемок, точным и лаконичным рисунком». Это особое зрение, которым природа награждает художников, передается в нашей семье по мужской линии. Рисовал дед моего отца, мой прадед. Давно, в позапрошлом веке, он работал у пана краснодеревщиком, особенных успехов достиг в скульптуре, дружил с Марком Шагалом. Когда хозяин увидел его работы, то, потрясенный талантом простого парня, отправил его учиться в Париж к Бурделю — лучшему ученику О. Родена.
Папина мама — Агния Васильевна Бурмистрова (1886–1971), актриса Камерного театра, преподавала во ВГИКе технику речи и художественное слово. У нее учились все киноартистки нашей страны, пришедшие во ВГИК после войны, в 1950-е и 1960-е годы. В Москве семья Наумовых поселилась на Полянке в большом сером доме, где жили Михаил Ромм, Роман Кармен, Ефим Дзиган, Александр Птушко, будущий папин мастер во ВГИКе Игорь Андреевич Савченко и много других известных режиссеров. Когда папа говорит, что он ничего в жизни не знает, кроме кино, то я его очень хорошо понимаю. Я и сама с пеленок слышала разговоры только о кино, с трех лет бывала на съемочных площадках, а в пять сыграла свою первую роль в фильме Алова и Наумова «Тегеран-43». Мир я открывала и познавала через кино — эту оптическую призму, которая самым удивительным образом, всякий раз по-разному, преломляет знакомые, казалось бы, очертания.
Две Наташи на одной съемочной площадке. «Тегеран-43», 1980 год
Когда папа рассказывает о своем детстве — а в детстве у него было прозвище Маугли, — я понимаю, как мало он изменился. В нем внутри будто сидит взведенный волчок или юла. Папа все время должен что-то делать. Он не успокаивается, пока не свалится без сил. Тогда он ложится, но не для того, чтобы вздремнуть, а чтобы почитать то, что намечено или отложено. Конечно, простои случались и случаются, частые, затяжные. Кино без простоев — нонсенс, а сейчас, когда денег нет, они вообще стали почти бесконечными. Но даже в эти периоды отец каждый день отправляется на «Мосфильм», встречается с молодыми коллегами, читает сценарии, поддерживает интересные проекты, пишет в инстанции письма, ищет деньги — короче, воюет за новую постановку и за здравый смысл в нашем кинематографическом деле.
Первая совместная работа Владимира Наумова и Натальи Белохвостиковой — «Легенда о Тиле», 1975 год
Вечерами, вернувшись домой, он продолжает находиться в движении: рисует, беседует с сыном Кириллом на самые разные темы, читает. Самая большая для него мука — это субботы и воскресенья. Будь на то воля Владимира Наумовича, рабочая неделя длилась бы все семь дней.
Война
У папы совершенно потрясающая, я бы сказала, универсальная память. Само собой, зрительная, как и положено художнику. Он помнит лица, пейзажи, места, мельчайшие, невидимые обычному глазу детали сложнейших и многофигурных живописных полотен, как, например, у Брейгеля или Босха. Его память на факты и чувства меня тоже приводит в восхищение. Он помнит, что было, когда, где, с кем. Он помнит свои переживания, хотя от событий, их вызвавших, давно дистанцировался и смотрит на них со стороны, как режиссер, которому могут пригодиться те или иные подробности.
Но все это ничто по сравнению с тем, как он помнит прочитанные, особенно полюбившиеся книги. Любимых им Достоевского и Булгакова он и сегодня может цитировать страницами. Память с готовностью и своевременно предоставляет в его распоряжение нужный текст, диалог, забавную сценку. Все это активизирует воображение тех, кто рядом, заставляя двигаться вперед, смотреть шире, находить в знакомом новые ракурсы, делать свои маленькие открытия. Мне, как человеку гуманитарному, как актрисе и режиссеру, это всегда очень помогает. Вроде бы с раннего детства читаю: сначала мама мне читала, потом сама пристрастилась, потом школа, два высших образования за плечами, а все равно папина эрудиция продолжает открывать мне нечто упущенное.
А. Алов и В. Наумов. «Легенда о Тиле»
Когда началась война, папе было тринадцать лет. На фронт, естественно, он не мог попасть. Но впечатления, глубоко его ранившие, память хранит до сих пор. Он помнит, как в июле 1941 года с приятелем сбежал из подмосковного лагеря домой. Многих детей уже забрали, а их нет. Они пробирались по лесам, уже начались первые налеты фашистских самолетов на Москву. Но мальчишки шли домой, зная, что там сходят с ума родители. Вроде бы приключение, но и недетский страх за себя, за друга, за родителей, за страну — все это сохранилось в памяти на всю жизнь.
В октябре 1941 года папа был в Москве, он видел бомбежки, разрушения, он с ребятами лазал по крышам, помогая пожарным командам. А потом была долгая дорога в эвакуацию, которая привела его в раскаленную, многонациональную Алма-Ату. О дорожных приключениях папа рассказывает уже совсем в другом ключе — по-феллиниевски сочно. Федерико Феллини для отца абсолютный гений и единственный непререкаемый авторитет в их общей профессии. Папа был знаком с ним, несколько раз встречался, переписывался. Они говорили на одном языке.