Увы, и те, кто не любит гипнованны, все равно ими пользуются. Те, для кого это хлеб – как для Марка. И еще другие – особые и исключительные гости, каждый из которых готов обеспечить заведению кассу целого вечера в обмен на сомнительное удовольствие потыкаться носом в закрытую дверь инфокосмоса. Говорят, у некоторых даже получается приоткрыть в ней щелочку.
– Как успехи, брат?
Черт бы побрал здешние порядки, которые исключают возможность запереться изнутри. Способность ориентироваться в реальности даже к опытному ретриверу возвращается не мигом, а с идиотами приходится общаться тут же.
– Как и всегда. – Марк оборвал последний усик с меридиана печени и протянул руку за рулоном бумажных полотенец.
– Ничего нового под солнцем, да?
Следом за говорящей головой, просунутой в дверь, в комнатку вошел и вальяжно присел на край ванны сам Керамбит. Неглектик, слегка психопат и безраздельный владелец заведения.
Как ни удивительно, сам Керамбит ретривером не был и ванну в тайной комнате «Семи на полу» держал почти исключительно для внутреннего пользования – для коллег Марка по цеху и редких инфотуристов, любителей получать те впечатления, что подороже. Имелось мнение, что Керамбит – тупой и агрессивный истерик, на всю голову ушибленный верой, нестабильный и непредсказуемый. Марк был не согласен. Марк считал, что заиметь и удержать бар в «Кукурузе» может только человек весьма деловитый и смекалистый, пусть даже и вправду религиозный маньяк. То есть все вышеперечисленное – да, «тупой» – нет.
– Ничего нового вообще нет и быть не может, – согласился Марк, беря с вешалки аккуратно расправленную рубашку в огромных белых гибискусах. – Только неизвестное.
Керамбит ухмыльнулся. Наперекор моде, здравому смыслу и эстетическому чувству Марка он отпустил мелко вьющиеся черные волосы почти до плеч, которые зачесывал назад и обильно сдабривал гелем. В сочетании с коричневатой кожей, тонкими усиками и сверхтолстой и сверхпошлой золотой цепью на шее смотрелось это грустненько.
– И тем не менее вы, братья мои, продолжаете бездумно совать свой нос в иные сферы. А разве ж мы, люди, для такого предназначены? – Керамбит с напускной печалью покачал головой, глядя на тазик, оставленный рядом с ванной для неопытных гипнонавтов. – Разве сама природа не говорит вам, что лучше было бы всякому сверчку знать свой шесток?
Марк подавил вздох, дрыгая ногой в брючине. Неглектики исповедовали полный отказ от сознательного стремления к познанию. Как и от направленного движения к научному, техническому и любому иному прогрессу. Согласно их вере, человек имел право воспользоваться лишь тем знанием, которое само его нашло неким туманным естественным – «экологичным» – образом. Любое другое могло оказаться человечеству не по возрасту и привести к краху цивилизации. Как Керамбит умудрялся истово верить в подобное и одновременно предоставлять желающим гипнованну – за хорошие деньги – оставалось загадкой. И даже спрашивать не хотелось, ибо дискутировать с Керамбитом по вопросам веры – безумие.
Но какого хрена – Марку, что ли, хоть раз тазик понадобился?
– А тебя, брат Керамбит, не смущает, что шесток горит у нас под лапками? – Марк затянул ремешок прекрасных «Секонда» в золотом корпусе с рисунком циферблата под шкуру броненосца.
– Именно, брат Марк, именно! – воодушевился Керамбит, ощериваясь. – Мир наш катится в преисподнюю, и кто тому виной?
На мгновение Марк застрял, соображая, что не так. А, вот: внизу одна свободная петля. Блин, все пуговицы теперь перестегивать. Он с досадой поднял глаза на Керамбита:
– И кто тому виной?
Владелец бара развел руками:
– Вот те раз. Конечно же, никто и не догадывается, никто не при делах, знать не знаю, ведать не ведаю. Заговор молчания, епта. – Он подался вперед и нацелил на Марка внушительный взгляд исподлобья. – А кто поведал нам о том, что шесток в огне, а?
Марк перестегнулся, затолкал рубашку в брюки, резким движением выправил воротник – и только тогда осмыслил обвинение:
– Так, по-твоему, палы виноваты, что ли?
– А по-твоему, типа, нет? – передразнил его Керамбит. – Кто сказал, что нам угрожает погибель? Кто насильно скормил информацию, для которой мы не дозрели?
– Ну… – Марк стряхнул невидимые ворсинки с брусничного блейзера с замшевыми вставками и внимательнейшим образом проинспектировал янтарно-коричневые крокодиловые ботинки на предмет новых царапин. – Сейчас не дозрели, а потом могли бы и опоздать, да?
– Не-е-ет, все не так. На этот поезд не опаздывают. – Керамбит со снисходительным миссионерским видом покачал головой. – Ты ведь не станешь младенца потчевать свиной рулькой, а? Человек либо может переварить пищу, либо нет, и если нет, то глупо пытаться ее пожрать. Неадекватные реакции, брат, неадекватные. В черепных коробках нейронные сети не справляются. Посмотри вокруг. Все наше общество – сплошь погребучие неадекватные реакции: люди мечутся, силясь обрести спасение там, где нет его и не будет, а ведь всего этого можно было бы избежать.
Марк уже десять раз пожалел, что затеял этот разговор. Он присел на кушетку и занялся ботинками:
– Слушай, не они ведь так все устроили. Они просто рассказали как есть. А ты винишь гонца. Метил бы уж тогда повыше.
Керамбит с задумчивым видом покивал и легко соскочил с края ванны:
– К тому, кто повыше, у меня есть претензии, да. Но ты ведь не понимаешь главного, брат Марк, – и это при твоей-то работе! – Наклонившись, он положил руку Марку на плечо и проникновенно уставился в глаза. – Гонец не безвинен.
Керамбит еще пару секунд таращился на него, явно транслируя какую-то важную мысль, а потом его коричневую физиономию снова распорола жизнерадостная ухмылка:
– Пойдем бухнем.
Покинув маленькую комнатку для сессий гипно, они прошагали по коридору с толстой металлической дверью в конце – стоило Керамбиту открыть ее, как в коридор хлынула музыка. Удивительно хорошая. «Семь на полу» вообще славился стабильно высоким качеством всего: рай на земле для высокодуховных торчков высшего сорта. Минимум нулевого. Пассажиров ниже классом сюда не пускали: помещение на тридцать третьем этаже в «Кукурузе» надо как-то отбивать, знаете ли.
А ведь тут вам еще и натуральная кожаная мебель (и если кто-то из гостей по неопытности обращения с препаратами портит обивку, заменяют ее в ближайшие часы). Легальные и полулегальные экспортные напитки, курево и прочее. Нойклассика, дип соул, изредка джагги, но из самого гладкого, глазированного вельветовым звучанием синтезаторов. На стенах – реплики Ротко, и даже интересно, сколько человек из гостей это понимают – нет, по пальцам, сколько? Дорогущее гипно в отдельной комнатке за взрывонепроницаемой дверью под прицелом камер. Насчитывайте тусовщикам стаж за непрерывность, и у Марка будет самая высокая пенсия в городе – но даже и он нигде больше подобного не видел.
Слегка приземляло лишь тонкое напоминание о правиле «не забывай, что ты в гостях» – имя владельца.
Керамбит был довольно худой – можно даже сказать, щуплый, – и настолько явно косил под киношного мафиозо, что ни один человек на улице не почуял бы в нем угрозы. Однако из вполне надежных источников Марку было известно, что хозяин «Семи на полу» не сам придумал себе прозвище, а однажды Марк собственными глазами видел его кудо. Истерик или нет, а Керамбит крайне быстр, и в его движениях сквозит молодецкая неукротимость психопата, который готов пропускать столько, сколько нужно, чтобы в итоге победить.
– Как обычно, брат? – Зайдя за стойку из лунного эбена, хозяин снял с полки бутылку «Сапфира».
Заведение Керамбит умудрился получить в наследство от жены – этот невероятный и романтический факт был общеизвестен. Супруга была старше лет на двадцать, наследственно богата, давно и неизлечимо больна, и продлился их брак ровно до ее мирной кончины – то есть где-то с полгода. Все хоть немного знакомые с нравом и обыкновениями безутешного вдовца были уверены: он просрет бизнес в первые же три месяца – а между тем «Семь на полу» с каждым годом становился все прибыльнее.
Марк бросил взгляд по сторонам. Ранний вечер, приглушенный свет, охра и шафран, завитки дыма из курильниц. За работой нельзя: херово будет, ничего не получится. Ха-ха. А то в последнее время у него получается не херово.
– Ага. – Марк недружелюбно обвел взглядом малочисленную публику и сел за стойку. – Как обычно.
Майя таращится в глаза тому, кто только что подкрался к ней сзади (и сто раз мог бы оглушить, уволочь в кусты, разделать и даже сожрать), и не понимает, в каком же она была помрачении, что сюда притащилась. Роста он среднего, то бишь заметно повыше нее. Худой. Смотрит прямо. Агрессии не проявляет.
– Хочешь спуститься в подвал?
Голос у него довольно приятный, и, кстати, одет человек тоже более-менее нормально. Еще у него интересное лицо: слегка удлиненные, вытянутые черты, и глаза в темных тенях, точно на картинах Эль Греко.
Все это Майя регистрирует в фоновом режиме, потому что ее внезапно накрывает. Она чувствует, как подступает слабость. Нет-нет-нет, вот сейчас не надо, сейчас ей это совершенно ни к чему. Майя начинает глубоко и размеренно дышать.
Человек, словно оценив ее состояние, берет ее за локоть:
– Идем.
Майя понимает, что если совершать что-то решительное и дерзкое, – то вот буквально сию же секунду, немедленно, а то будет поздно. И тотчас же – не прошло и полгода, – вспоминает, что в опущенной правой руке у нее по-прежнему стиснут зиг-зауэр. Она прямо сейчас может…
– Я тебя умоляю, – читает ее мысли человек, качает головой и спокойно ведет ее вдоль стены.
Слабость, помедлив, отступает – Майя знает, что только временно: если уж на нее накатило, то обязательно должно прорвать, никуда тут не денешься. Но пока – передышка. Пока ее спина буквально ощетинивается рецепторами, и каждый сообщает, что сейчас позади нее уже человек десять, пятнадцать, двадцать, и все только и ждут, чтобы этот тип завел ее в какой-нибудь темный угол, огрел по голове, и…