о человек по десять, лежали и в коридорах. В коридоре постелили и мне. Ночью на соседней кровати умирал старик.
Койка его была не сбоку, а на одной линии с моей, в продолжении моих ног, так что, слегка приподнявшись на подушках, я мог его видеть. Старик хрипел и силился что-то сказать. Ни врачу, ни сестрам не было до него дела. Мне было 18 лет и стыдно. Я не боялся его, но не знал, чем помочь.
Так бы и умер человек, не сказав своих слов, но нашлась нянечка — простая нянечка, мывшая коридор. Работала она наверняка в полторы-две смены (тогда тоже платили мало). Но она села на стул у кровати, и всю ночь старик говорил, рассказывал о жене, детях, и она расспрашивала его о деревне, заводе, эвакуации, называла дедушкой, хотя годилась ему разве скорее в сестры, чем в дочери. Выговорившись, дедушка умер. Беседовать с умирающими не входило в обязанности санитарки.
Я думал: как же сделать, чтобы как-то очеловечить эти коридоры. Кто будет слушать тебя, кто поправит подушку за 70 рублей в месяц…
И тогда передо мной впервые возник образ альтернативной службы. Наверняка я уже слышал о чем-то подобном, ведь к началу 80-х в Западной Европе еще мало где отменили призыв, но АГС действовала повсюду. Я слушал и «Свободу», и «Немецкую волну», где не могли не говорить о праве на отказ от службы в армии и о нарушениях свободы совести в странах соцлагеря. Кроме того, я был (и остаюсь) благоговейным (по) читателем Толстого, знал его антивоенные статьи и выступления в защиту духоборов, что добавляло к моему физиологическому неприятию армейщины нравственное обоснование.
До той моей госпитализации тема армии, призыва не имела отношения к дедушке в больничном коридоре. И вот эти темы пересеклись.
Лежа на своей койке в 1-й градской, я переживал, дотянет ли моя астма до спасительной литеры «в», а если нет, то куда деваться. На эти мысли накладывались другие: где взять людей в эти ужасные больницы.
Почему же за семь лет АГС не состоялась как национальный социозащитный и воспитательный проект?
Потому что систему здравоохранения и социальной защиты немыслимо вытянуть на одних альтернативщиках. АГС ничего не даст, если социальная сфера не станет для государства приоритетной. Подтверждается это не речами с трибун, а государственным социальным бюджетом, основанным на потребностях россиян, а не выскребленным по остаточному принципу. Это крохи, падающие со стола тех, кому на Руси всегда жить хорошо: генералов (армейских, полицейских, чекистских), сановников, бюрократов всех мастей. Когда в казне кипели бешеные нефтяные доходы, власть заплатила долг Парижскому клубу. На граждан Российской Федерации, на больницы для них, интернаты, дома престарелых времени не хватило — наступил кризис. Одно успели: переложить весь этот социальный балласт на регионы. А теперь всё: денег нет, перманентный кризис, льготы благополучно монетизированы, ни одной яхты никто не продал, Россия — социальное государство.
Равнодушное и презрительное отношение российской власти к «маргинальной» АГС воспроизводит такое же отношение ее к здравоохранению и социальному обеспечению. Государству наплевать, где окажется альтернативщик: полотером в министерстве или санитаром в хосписе.
Работа полотером в Министерстве культуры не противоречит убеждениям человека, отказывающегося от военной службы из-за неприятия войны и насилия. Но это не альтернатива военной службе, а ее формальная замена любой попавшейся под руку вакансией.
Альтернативщик-полотер, конечно, исключение. Но значительная часть альтернативнослужащих работает не в социальных учреждениях, а в промышленности — на заводах и стройках, либо в таких промежуточных отраслях как почта и цирк. Но ведь недаром сложившаяся в мире традиция и вслед за ней Конституция России утверждает альтернативную, а не любую заместительную службу. Впрочем, предпочтительность такой традиции и лучшего опыта других стран не закреплена ни в одном международном договоре.
В нашем законе об АГС (к нему мы еще вернемся) также не определены предпочтительные сферы применения труда альтернативнослужащих и не учтены трудности ее прохождения в медицинских и социально-сервисных организациях. Согласно закону, оплата труда гражданина, проходящего АГС, производится организацией в соответствии с действующей в ней системой оплаты труда. Но зарплаты младшего медперсонала, социальных работников в полтора-два раза ниже прожиточного минимума (при том, что официально утверждаемый минимум ниже реального). Работу по совместительству и занятие бизнесом закон по непонятным причинам запрещает (разрешено только внутреннее совместительство). Кроме того, социальные организации практически не имеют общежитий, тогда как по закону гражданам, проходящим АГС вдали от места жительства, общежитие должно бесплатно предоставляться.
В итоге Федеральная служба по труду и занятости (ответственное за организацию АГС ведомство, сокращенно — Роструд) должна (правильнее сказать — обязана) отказываться от рабочих мест, оплачиваемых ниже прожиточного минимума. Ведь трудовая повинность, не обеспечивающая элементарных жизненных потребностей трудящихся, признается принудительным трудом. Социальные организации, предлагающие мизерную зарплату и не имеющие общежитий, вынуждены уступать АГС-ников Спецстрою и Роспрому.
В таких условиях о социальной миссии альтернативного служения не приходится говорить.
Закрепленный в законе преимущественно экстерриториальный принцип прохождения АГС лишает ее не только социальной направленности, но и экономической эффективности. К чему высылать человека на 21 месяц за 500 километров, чтобы он занимался там тем же, что он мог бы делать в пятнадцати минутах ходьбы от собственной двери? Очевидно, что было бы разумно, во-первых, дать возможность проходить АГС в муниципальных организациях, во-вторых, прописать в законе вместо преимущественной экстерриториальности возможность направления как по месту жительства, так и за его пределами. При этом последнее должно допускаться только при невозможности трудоустройства в пределах транспортной досягаемости.
Альтернативщик должен, как правило, жить в семье, ходить на АГС, как на работу. Живущему дома, ему было бы, наверное, легче трудиться даже на небольшую зарплату. отмену экстерриториальности поддерживают и Роструд, и профильные комитеты Госдумы. Противится Минобороны, считающее, что перспектива высылки в места отдаленные отпугивает призывников от АГС. Правда, положение сегодня таково, что, вопреки генералам, большинство альтернативщиков служит там, где живет: Роструд экономит казенные деньги.
Общество в целом имеет об АГС туманное представление. Спроси мужика на улице, что такое АГС, услышишь — «автоматический гранатомет станковый». От незнания возникает зона молчания: эту тему не обсуждают. Даже в Интернете (где, как ошибочно думают некоторые, есть всё) получить хоть сколько-нибудь связное представление об альтернативной службе непросто. Да и как несведущий человек различит вымыслы и прямой обман, распространяемые в сети, с одной стороны, журналистами с подачи военкомов, с другой стороны — сомнительными консультантами на сайтах для призывников?
Достаточно войти в сеть, чтобы убедиться: неинформированность и дезинформация привели к непопулярности АГС: блоггер mbpolyakov: я против этого ельцинского изобретения — АГС, мне вообще неприятен сам факт существования этого института. Действительно, ее существование приближает армию к тюрьме — или тут или здесь, но отсиди срок.
блоггер zebra24: альтернативная служба это один из способов отдать некий мифический долг государству, а фактически институт принуждения рабской силы к работе.
блоггер Владимир Ефимов: теперь уже ясно, что перехода на полностью контрактную армию не будет, равно как и альтернативной службы, превращенной в позорную каторгу, право на которую еще надо доказать.
Пренебрежительное отношение к АГС — следствие целенаправленной государственной политики: якобы в интересах военных. Действительно, АГС и армия связаны одной пуповиной. Но: блокирование, маргинализация, минимизация АГС напрямую и негативно влияют на военную реформу.
Когда бы генералы действительно болели за армию, а не за свои кресла в ГОМУ[9], то должны бы были всячески поддерживать АГС и не вставлять ей палки в колеса. Свободное развитие АГС вскоре привело бы к нормальной конкуренции, т. е. зависимости состояния призывной армии от качества АГС. Чем она привлекательнее, чем больше на нее заявлений, чем удачливей будет она в борьбе за призывника, тем сильнее могло бы быть влияние этой конкуренции на армейскую действительность. Если бы вслед за сокращением срока удалось подправить еще пару положений закона об АГС, военное командование оказалось бы перед необходимостью серьезных перемен в своем запущенном хозяйстве.
Впрочем, и армия видится, в идеале, не гусеницами государственного танка, закатывающего под них страну, а силой общественной самозащиты. Ополчением, как в Швейцарии. И военная, и альтернативная служба объединены в статье 59 Конституции РФ: защита Отечества является долгом и обязанностью гражданина Российской Федерации. В Конституции нет случайных слов: Отечества, а не государства.
Защищать Отечество нужно как от внешних вооруженных недругов
— военной силой, так и от внутренних недугов, улучшая социальную защищенность, ухоженность, самочувствие, благополучие каждого человека как высшей ценности Отечества. Социальная защита и есть защита Отечества. Российская Федерация — социальное государство.
Повторюсь: слова об АГС как служении мало соответствуют 8-летнему опыту ее становления в нашей стране, да и вообще могут показаться излишне пафосными, а кому-нибудь даже надуманными, не соответствующими мотивации сегодняшних призывников. Но опыт общения с альтернативнослужащими, уже защищающими стариков и детей Отечества на социальном фронте, показывает, что они не «косят» от армии, а по-настоящему и без пафоса служат. Слово «служат» происходит в данном случае не от принудительной «службы», на которую человека загоняют и которую он отбывает, как срок («