ительно и неординарно вошла таинственная Альв Ринхольф.
А Варвара пришла в одиннадцать двадцать семь. Не извинилась – с чего бы вдруг? – не объяснила причину опоздания, поскольку никогда ничего и никому не объясняла, хмыкнула, глянув «сучьим глазом» на пустую кружку из-под взвара и окурок сигары, усмехнулась и, сев напротив Якова, который даже не успел подвинуть ей из вежливости стул, закурила сама.
– Надеюсь, это не то, о чем я подумала. – Улыбка великосветской шлюхи и облачко сизого дыма, пропущенного через завораживающий овал губ.
– Ну и о чем ты подумала? – Прошло то время, когда Варвара была способна его смутить, но, следует признать, в свое время она поглумилась над Яковом вволю, что, впрочем, того стоило: любилась она так, что при воспоминании об их безумствах до сих пор дух захватывало.
– Подумала, соскучился.
– Есть немного, но ты зря надеялась.
– Тогда переходи к делу.
Вот так она умела тоже. Казалось бы, только что заигрывала, как последняя потаскуха, но с Варварой никогда не знаешь, где кончается игра и начинается проза жизни. И это тоже факт.
– Вот посмотри. – Яков протянул ей четвертинку листа бумаги с тщательно выписанными размерами и списком необходимых вещей. – Надо бы одеть девушку.
– Маленькая…
– Да, некрупная.
– Что, и белье? – подняла бровь Варвара. – Ты что, Яшенька, в порыве страсти все тряпочки на ней порвал?
– Вроде того, – усмехнулся Яков. – Она в больнице сейчас, и, чтобы забрать ее оттуда, сначала надо во что-нибудь одеть. И это, Варвара, еще одна головная боль. У девушки амнезия, и я не уверен, что она вспомнит, как застегивается бюстгальтер…
– Час от часу не легче! – искренно удивилась Варвара. – А такое бывает?
– Не знаю, не врач, однако хочу взять ее на выходные к Труте. Так что нам нужно для нее практически все, включая «курс молодого бойца».
– А родные у юницы есть? Или она не только без памяти, но еще и сиротка?
– Иностранка, – коротко объявил Яков.
– Тянет тебя, Яша, на приключения… И откуда сия иноземная фемина, если не секрет?
– Откуда-то из неметчины, – пожал плечами Яков. – Скорее всего, из Баварии, но она и этого не помнит. Амнезия у нее, понимаешь ли. Редкая форма тяжелой амнезии. Так ты поможешь?
– Да, помогу, конечно, – пыхнула сигареткой Варвара. – Не бросать же бедную сиротку голой и босой! Дай только коньячку приму на грудь для сугреву, и пойдем в набег!
Стиль общения Варвары мог порой удивить, и многих в самом деле удивлял, однако Якова он просто восхищал. По правде сказать, он в свое время не в одни только Варварины формы был влюблен, и не только лицом русской красавицы восхищался. Его заворожили тогда ее необычные повадки, оригинальные мысли, неординарное актерское мастерство. И, разумеется, естественность существования «в образе». Талант не пропьешь, как говорят в Себерии. И это тоже о Варваре: пила она много и со вкусом, но без коньяка, как утверждала сама Варвара, к ней не приходило вдохновение, и не писались стихи, а без поэзии она не могла жить, как не живут без воздуха. Без кислорода. Без стихов. Без мужиков. Без коньяка…
Глава 2Красавица и чудовище
1. Суббота, одиннадцатое марта 1933 года
Альв удивила его снова. Когда в сопровождении Варвары она вышла из палаты, то выглядела, не в пример вчерашнему, просто замечательно. Она вроде бы даже поправилась на пару килограмм, не говоря уже о прочем. И глаза у нее вновь стали голубыми. Ясный спокойный взгляд прозрачно-голубых глаз, мягкая полуулыбка на полных чувственных губах, матовая белизна кожи, волнистые с живым блеском длинные волосы, завивающиеся на концах. И все это без макияжа, от которого Альв наотрез отказалась, и без ухищрений куафера, если не считать таковыми несколько движений простой щеткой для волос. Естественная, ничем не подправленная красота. И одежда, подобранная Варварой, сидела на «найденыше» так, словно специально для нее шилась. Элегантный шерстяной костюм – удлиненный блейзер, чем-то напоминающий флотский китель, и узкая юбка довольно смелого покроя, – шелковая блуза с галстуком, полусапожки, короткое пальто, шляпа и перчатки. И все это в оттенках от светло-серого до темно-серого, вот только блуза темно-синяя да сапожки из блестящей черной кожи. Вот и говори после этого, что ведьм не существует! Еще как существуют, и Варвара – одна из них. Ведь как смогла угадать с цветами, имея в распоряжении лишь косноязычное описание совершенно незнакомой ей женщины! Чертовщина, да и только!
– Схватывает на лету… – шепнула Варвара прямо в ухо Якова. – Но ты прав, дорогой, про бюстгальтер и пояс для чулок она напрочь забыла… А может быть, и не знала?
«Может быть», – кивнул мысленно Яков, но комментировать слова Варвары не стал.
На том и расстались.
– Куда вы меня берете? – спросила Альв, когда они остались вдвоем.
– Сначала предлагаю пообедать, – начал излагать свои планы Яков. – Затем совершим экскурсию по городу, а когда стемнеет, поедем в дом к моей сестре. Ее зовут Трута, и она пригласила нас в гости. У Труты вы и переночуете, а завтра утром подумаем, что делать дальше.
– У вас, Яков, нет своего дома? – Вопрос, казалось бы, уместный, но в то же время несколько странный.
Но, с другой стороны, все, что касалось Альв, было окрашено в цвета безумия. Молодая женщина, потерявшая память, но, судя по всему, не утратившая основных характеристик личности. Спокойная. Уверенная в себе. Не испытывающая, как кажется, и тени озабоченности относительно утраченной памяти или своего положения и статуса.
– У меня есть дом. – Яков подумал вдруг, что поведение Альв лишено притворства и все, что она делает, естественно и непротиворечиво. Во всяком случае, для нее самой.
– Почему тогда я останусь ночевать у вашей сестры?
– Потому что молодой женщине неприлично ночевать в доме холостого мужчины.
– Скажите, Яков, – голубые глаза смотрят на него снизу вверх, но отчего-то создается ощущение, что все обстоит с точностью до наоборот, – Варвара когда-нибудь ночевала в вашем доме?
Ну что ж, забыла она что-то или нет, в проницательности этой женщине не откажешь.
– Ночевала, – вынужден был признать Яков.
– Это повлияло на ее репутацию? – гнула между тем свою линию Альв.
– Видите ли, госпожа Ринхольф, – попытался выбраться из западни Яков, – госпожа Демидова не слишком озабочена ни своей репутацией, ни чужим мнением. Такова уж она.
– Такова уж я, – чуть улыбнулась Альв.
– Вы не можете этого знать, – возразил Яков. – У вас амнезия.
– Да, верно! – кивнула женщина. – У меня расстройство памяти, но согласитесь, господин Свев, я не страдаю расстройством личности или умственной отсталостью. И я вам заявляю со всей определенностью, что вам не следует заботиться еще и о моей репутации. Так что, если это единственная причина, я предпочту ночевать в вашем доме.
– Ну, если не будет другого выхода… – пожал плечами Яков.
Продолжать разговор на эту щепетильную тему он счел излишним. Будет день – будет и пища, как говорится.
– Боюсь вас испугать, – улыбнулась женщина, – но выхода не будет. – Итак, куда мы идем? – резко сменила она тему разговора.
– Для начала в регистратуру, – объяснил Яков. – Оформим вашу выписку и тогда уже отправимся на поиски приключений.
Из похода в ресторан и в ходе экскурсии по весеннему Шлиссельбургу Яков узнал, что Альв обладает хорошим аппетитом, но ест при этом спокойно, не торопясь и крайне воспитанно. Ножом и вилкой, как и прочим ресторанным инвентарем, пользуется с естественностью завсегдатая, названиям блюд и продуктов не удивляется и никакого неудобства от поездки в тяжелом локомобиле не испытывает. Город ей, судя по всему, понравился, но, несмотря на то что она по-прежнему ничего не помнила ни о Себерии, ни о Шлиссельбурге, удивления не вызвал. Город, люди, техника – все это являлось предметом любопытства, но и только.
Потом, когда наступили ранние сумерки, Яков вывел свой «Кокорев-Командор» на шоссе, идущее параллельно Старо-Ладожскому каналу, и погнал на север, предполагая обогнуть Щучье озеро и подъехать к усадьбе Норнов по старой лесной дороге с северо-востока. Вообще, в отличие от западного берега, заросшего густым лесом, восточный был давно и хорошо обжит. Здесь издавна – лет триста, пожалуй, – жили Норны, Кумачевы, Зарубины и Свевы. Четыре мызы с молочными фермами, лесопилкой и маленьким конезаводом, давным-давно находившимися в ведении арендаторов. Однако усадьбы, строенные из кирпича, битого камня и дубовых бревен, до сих пор являлись родовыми гнездами четырех семей, роднившихся в прошлом не раз и не два. Последним по времени матримониальным союзом такого рода стал брак сестры Якова Труты Свев и соседского сына – Петра Норна, служившего в Казенном приказе, сиречь в Министерстве финансов. Петр был значительно младше Якова, к тому же «банкир», а не «вояка». Соответственно и особой дружбы между ними с самого начала не возникло. Соседи, знакомые, родичи по браку (зять и шурин), государственные чиновники – но никак не друзья. Тем не менее Яков бывал у Норнов довольно часто, благо холостяк и живет поблизости. Но причина частых визитов была, разумеется, не в Петре, а в Труте, и все посвященные это прекрасно понимали.
Память не возвращалась, и это было странное чувство: знать, что многого не знаешь, потому что забыла, но не знать, что именно забыла. Она прекрасно себя чувствовала, свободно говорила с другими людьми, ориентировалась в окружающей обстановке, хотя и не всегда узнавала те или иные вещи, и все-таки не знала даже того, как ее зовут на самом деле. Альв Ринхольф, так сказал Яков. Возможно, что и так. Но назвалась она – если и в самом деле назвалась, – находясь в полубессознательном состоянии. Тогда назвалась, сейчас снова не помнила. И ничего по поводу этого имени не чувствовала. Но вот какое дело: оно не казалось ей странным или чужеродным. Напротив, оно было одним из многих имен, имевших отношение к языку, который здесь отчего-то никто не понимал. Ульфила, Вульфсиг, Ринхольф… Альв Ринхольф… Эльф из Волчьего Круга… Должно ли это что-то означать или это просто имя, как и любое другое, которое когда-то что-то значило, но давно уже это значение утратило? У нее не было ответа на этот вопрос, но и другого имени не было тоже; значит, она была Альв Ринхольф. Во всяком случае, пока.