— Не пялься, — попросила я, приседая, чтобы взять свои вещи, и забирая волосы, с которых текло, за уши, — это монастырь, помнишь, да?
— Я без плохих мыслей, — убрав из взгляда иронию до последней капли, Чимин спросил: — Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя очень красивая фигура?
— Да, Наён, моя одноклассница. Когда заманивала в команду черлидерш.
— И всё?
— Чжихё и Сынён, они всегда говорили, что я зря не ношу платья и короткие юбки.
— Нет, я не о том. А парни?
— Никогда, — пожала я плечами.
— И Чжунэ? — не верил своим ушам Чимин.
— Он не спец в комплиментах. — Я шла босиком, и ступни наслаждались ощущением земли и чистых, обтесанных за века до гладкости каменных ступенек, превратившихся почти в изумительную пляжную гальку. Жаль, что это не женский монастырь, мне дико захотелось скинуть простынку и завалиться на травку, чтобы позагорать. Это так здорово, что можно пройтись без формы, не соблюдать никаких манер, не спешить, глядя на часы, на дополнительные или автобус. Вокруг горы, спокойствие, ветерок, солнце ласкает плечи. Зачем мне снова напоминают о Чжунэ? Я и сама с трудом о нём перестаю думать. Проведя по влажной на боках простынке ладонью, я тихо заметила: — Ярче слов говорили его руки, лапать-то он был не дурак.
— Кто бы на его месте интересно был дурак?
— Ты тут это… помнишь про Намджуна, да?
— Знаешь такое выражение: «Платон мне друг, но истина дороже»?
— Слышала, а что?
— Рэпмон мне друг, но… — расплывшись, развёл руками Чимин, — фигура у тебя потрясающая.
— Всё, не смущай меня и успокойся.
— Я абсолютно спокоен.
— А я теперь нет, — пригвоздила я сердитым взглядом Чимина к месту и, притопив, вприпрыжку поднялась до самого верха. Сидевший на ступеньке своей сторожки Мингю, увидев меня в том виде, в каком я была, плавно поднялся, возвысившись тёмной громадой у калитки. Его почти чёрные глаза в прорези, открывающей их, заблестели азартными искрами. — Даже не смотри на меня! — погрозила я ему пальцем и вредным, сжатым в сухофрукт лицом, и, прибавляя скорость, понеслась мимо в комнату.
Джоанна была там, лежала на кровати с какой-то книжкой. Если она любит читать, ей не придётся скучать в бездействии так, как мне, я-то читать не любила совсем.
— Как позанималась? — спросила я.
— Да вроде нормально, — высунулась она из-за обложки. — Я самая старшая там была, в младшей группе учатся до четырнадцати, а мне пятнадцать. Но только это мне пока и по силам. А у тебя как дела?
— Неплохо, буду надеяться, что до конца августа перекину через плечо большинство из старших адептов, — разматываясь и натягивая чистые трусы, делилась я своей политической программой, — да, я самоуверенная, но иначе в спорте и не победишь.
— О, ты была в душе?
— Да, слила чью-то воду, пока все ушли трудиться на тростниковых плантациях, — пошутила я, — если хочешь, я тебя попозже где-нибудь покараулю, тоже помоешься.
— Да, если не трудно.
— Никаких проблем. Ты не стесняйся, проси, если что-то надо. — Надев свой, домашний тобок, я опять взяла стопку одежды, с которой пришла, и отправилась в сторону прачечной, чтобы сполоснуть её. Я не зануда по части чистоты, но привыкла после каждой тренировки мыться и обстирываться, а если тут двадцать четыре часа в сутки только и занимаются, то я им все колодцы вычерпаю.
Мингю уже не вставал, когда я шла обратно. Чимина нигде не было видно. Я ещё с первых дней знакомства в Сеуле знала, что он бабник, и Чонгук не скрывал этого в своих намёках, но не думала, что он станет проявлять интерес ко мне. Впрочем, он не позволил себе ничего, кроме слов, шуток. Разве коснулся меня без разрешения хотя бы пальцем? Нет. Может, это его обычная манера общения с девушками, которые становятся ему подругами? Идя вниз, я почувствовала, как начинают ныть мышцы ног. Вверх-вниз, вверх-вниз, эти лестницы заставляют качаться и тренироваться даже тогда, когда этого не замечаешь. Вся жизнь в Логе — сплошная закалка.
Преодолев несколько пролётов, я была близка к своей цели, когда увидела возвращающихся парней. Не знаю почему, но мне не захотелось попадаться им на вид, и уже в который за день раз терпеть на себе любопытные, внимательные, мужские взгляды. Откуда мне знать, о чём они думают? И если в обычной жизни, в Сеуле, от чьих-нибудь похотливых гляделок можно было уйти, то тут некуда, целый месяц придётся свыкаться с тем, что и им некуда переключить свои симпатии. На Заринэ? Никто не рискнёт зариться на жену учителя. На Джоанну? Она слишком мала. Разве что Элия. Надо будет спросить у неё, не оказывает ли ей кто знаков внимания? Решаются ли на это адепты вопреки правилам, или держатся в ежовых рукавицах? Я свернула к столовой и скрылась в ней, пока не пройдут молодые люди к общежитию. На кухне трудились как раз Заринэ и Эя, а под столами и между скамьями бегали Хо и Шер. Стуки ножей, нарезающих овощи и ударяющихся лезвиями о доски, шипение пара, вырывающегося из котлов, треск огня, аромат еды — я окунулась в мир кулинарии, и подошла к девушкам.
— Вам помочь?
— Да нет, скоро уже управимся, — улыбнулась Элия, вертясь между столом и раскаленной плитой печи.
— Это хорошо, готовить я всё равно не умею.
— Тут большого ума и не требуется, — успокоила она, — перец добавлять нельзя, соль тоже, чеснок — особенно, только во время болезни. Считается, что они разжигают страсти в человеке, приучают к вкусовым капризам. Мясо и рыбу не готовим, так что, как можешь догадаться, главное — ничего не сжечь.
— Как вы выживаете с таким рационом?
— Спроси у ребят, — пожала плечами Элия, — нам — девушкам, дедушка запрещает себя ограничивать. Мы питаемся полноценно.
— А почему это нам поблажки? — нахмурилась я. — Это что же, ты мне на завтрак давала не то, что всем?
— Ну да, — растерялась альбиноска, испугавшись, что меня чем-то обидела, — дедушка говорит, что женская репродуктивная система не должна оставаться без всех питательных элементов, ей это вредно, а мужчинам ничего не будет, им только полезно воздержание…
— Вот что, — обозначила я твёрдо свою позицию, — Джоанне можешь класть женскую пищу, а мне не надо. Я буду питаться тем же, чем все ученики, ясно?
— Но как же…
— Репродуктивная система? Я пока не собираюсь детей заводить. И вообще не знаю, собираюсь ли, так что незачем об этом и думать.
— Да я так-то тоже пока не собираюсь… — смутилась Элия, почесав висок, и постаралась сменить тему: — А что за вещи ты держишь?
— А, это спортивка. Я шла ополоснуть её после занятий. В прачечную.
— Показать тебе, что там к чему?
— Если не сложно, — кивнула я. Элия обратилась к Заринэ:
— Пригляди за бульоном, ладно? Я быстро. — Та лишь молча подала знак, что услышала. Мы вышли из столовой, сразу же поймав лицами солнце. Я посмотрела на спутницу, и не удержалась от не очень вежливого вопроса:
— Извини, если тебя задолбали такое спрашивать, и можешь послать меня с моим любопытством, но… к тебе загар вообще не пристаёт? — Эя засмеялась, приложив ладони к щекам.
— Не-а, я могу обгореть докрасна, если усну под палящим солнцем, но потом это всё отшелушится, облезет, и я снова буду белая-белая.
— Прикольно.
— Да как сказать… Я страшненькая, — с улыбкой заявила она, и я, до сих пор думавшая о ней что-то подобное, вдруг поняла, что всё совсем не так. Она была такой доброй и открытой, что очарование перекрывало впечатление от внешнего вида.
— Нет, вовсе не страшненькая. — И я тотчас вспомнила о том, что меня интересовало. — К тебе никто из учеников разве клинья не подбивает?
— Из учеников? — похлопала она белёсыми ресницами поверх голубых глаз. — Нет, никто.
— Странно. Такая толпа юношей, и совсем не пристают? Такие выдержанные?
— Ну, во-первых — да, их этому тут и учат, дисциплине. Во-вторых, их воспитывают. Воспитание не позволяет в сакральном месте пытаться строить какие-то амуры. В-третьих, у них много других дел, и у них другие цели. Стать золотым — это посвятить себя человечеству и его спасению, это забыть о себе и своих желаниях.
— Но есть же и семейные золотые!
— Есть. Каждый делает свой выбор, и всё-таки эталоном воина считается именно принявший обет безбрачия.
— Как Чонгук? — догадалась я.
— Да, как он. — Мы дошли до прачечной, и Элия стала показывать мне, где мыло, где тазы, где стиральная доска. Там тоже была небольшая печка, если что-то требовалось прокипятить или отбелить. Внучка настоятеля тем временем рассказывала: — Лео, главный нынешний мастер боевых искусств, тоже давал обет безбрачия, но ты же слышала о том, что он немного зверь, да? — Я покивала. — С Заринэ, говорят, вышло случайно… когда он потерял контроль над собой. Она родила Хо. Ну, а золотые никогда не отказываются от ответственности. К тому же, сама Заринэ любит мужа до безумия, хоть он и редко пока что приезжает. Думаю, он не решился разбить ей сердце отказом.
Я хотела спросить, уж не изнасиловал ли Лео Заринэ, но вспомнила про возбуждение, на которое он реагирует, и сделала самостоятельный вывод: трахнутые по собственному желанию изнасилованными не считаются. Если бы меня прищучил в ту ночь, у себя в квартире, Чжунэ (чего он разумеется не мог сделать, потому что я сильнее), то глупо было бы обвинять его в изнасиловании меня, потому что я сама пришла, сама привела себя в порядок, разделась и легла в его постель, и желала его до колик в печени. О чём я только думаю в монастыре? Уехала подальше от столицы и разврата, и с самого утра только и рассуждаю о взаимоотношениях полов. Занятий мне что ли мало? Я тряхнула головой, следя за руками Элии, которые всё показывали дальше. Она поймала мой взгляд и сама посмотрела на свои руки.
— Это ожоги, да, — признала она, хотя я ничего не спросила, и незаметно попыталась засунуть их поглубже в рукава.
— Несчастный случай? — чтобы продолжать отвлекаться от грешных мыслей, задала я вопрос. Девушка замешкалась, открыла рот, потом закрыла и, посомневавшись, посмотрела на меня.