— Хотела сказать, что да, но вовремя вспомнила, что лгать в монастыре не положено. — Она вытащила ладони и оглядела их, будто они ей не принадлежали и она давно такого не видела. — Я сама себя подожгла.
Я замолчала, не зная, что сказать. Она меня удивила. Вот на кого бы никогда не подумала, что человек неадекватен или склонен к суициду, так это на неё. Зачем, почему, как это случилось? Поджечь себя — это не баловство и не забава. Я видела, что ей не очень приятны воспоминания, и пожалела, что полезла, куда не просили.
— Ладно, не будем об этом, — желая загладить свою бестактность, сделала я круг вокруг своей оси, осматриваясь. Полки, запах сырого дерева, мыльных отваров и трав, маленькие окошки, пропускающие свет. Метёлки засушенных цветов, охраняющих своим запахом от насекомых. Щётки, ящички. Я будто в музее старины. — Хочешь, я о себе что-нибудь расскажу? Откровенность за откровенность. Я встречалась с парнем, влюбилась в него, а оказалось, что у него скоро свадьба. С другой. — Я думала, что расскажу это для Элии, чтобы отвлечь её, но, похоже, мне это было нужно самой. Я попыталась поведать об этом запросто, чтобы доказать себе — мне не больно, мне всё равно. Интонация у меня в общем-то вышла равнодушная, но внутри ещё щипало и скрежетало. — Я не собиралась сюда ехать, но потом подумала, что это подлечит мне… А впрочем, мне никто ничего и не поранил. Если человек козёл, то это его драма, а не моя, правда же?
— Верно, — снова улыбнулась Элия, — Ви говорит, что никогда нельзя переставать доверять, потому что верят — хорошие, а обманывают — плохие, и это трудности плохих, что они так поступают, а мы, продолжая верить, делаемся ещё лучше.
— Какой он, как бы сейчас сказали, наивный. Ты знаешь Ви, да?
— Да, а ты?
— Видела один раз, на мальчишнике Намджуна. Он мне запомнился, потому что уснул под стриптиз, пока буквально все мужики пускали слюни. — Элия порозовела и тихо засмеялась себе под нос:
— Это на него похоже… Ви не наивный, он всё прекрасно понимает. Но он никогда не даст превратить себя в циника, просто потому, что считает цинизм злом, которому стоит сопротивляться.
— Хорошая позиция. Но я предпочитаю мстить и вваливать в ответку, и становиться предусмотрительнее.
— Это не всегда помогает. Всего не предусмотришь. Я научилась здесь прощать и отпускать, — Элия поймала мой взгляд, и пожала плечами, — если перестаёшь доверять, то внутри становится пусто, и там пустеет и пустеет пока не… — Она подняла руки. — Ну, вот хотя бы пока не начинает тебя сжигать.
Раздался уже узнанный мною звук гонга. Мы обе посмотрели в сторону столовой. Надо было идти на обед, но я не скрывала от себя, что непонятная история Элии мне интересна. Что с ней было? Почему она дошла до такого? Как оказалась здесь, ведь говорила, что выросла в Тибете, хотя настоятель Хенсок — её дедушка. Ничего не понятно. Должна ли я лезть в чужие жизни и судьбы, или лучше сосредоточиться на том, ради чего я здесь — борьба, искусство борьбы, боевая техника. Мне оказали честь, приоткрыв тайну золотых, их существования, братства, горного убежища на Каясан, секретность которого позволяет сберечь уникальность, райскую первозданность. Мне дали возможность встать с золотыми плечом к плечу, до меня этого не позволялось девушкам, а одна единственная попытавшаяся вынужденно прикидывалась парнем, иначе бы не заглянула и в щёлочку ворот, охраняемых Мингю. И всё же, Рэй не ставила перед собой изначально задачу стать воином, она искала того, кто её поцеловал, но втянулась в тренировки и превзошла многих. Не будет ли со мной наоборот? Пришла ради борьбы, а ушла неизвестно с чем. Почему я засомневалась?
Мы подошли к столовой и, когда стали входить, я поняла, откуда взялись сомнения. Те ребята, что успели сесть, вставали при нашем появлении, младшие — кланялись глубже, кто постарше — почтительно склоняли головы. Чонгука уже не было в монастыре, Чимин и мастер Ли ещё не пришли, но субординация соблюдалась, значит, дело не в страхе перед мастерами, а действительно в воспитании. И здесь, среди воспитанных и учтивых, вежливых и сильных, понимающих, для чего даётся им сила молодых людей, я на минуту подумала, что вот в таком обществе приятно быть девушкой, хочется быть просто девушкой, себя не надо и не от кого защищать. Если бы все мужчины в мире были золотыми — зачем нужны бы были девушки-воины? Но я сразу же почувствовала привычное сопротивление внутри. Большинство мужчин — такие как Чжунэ и его дружки, и нельзя быть слабой, беззащитной. Нужно уметь давать отпор, сопротивляться, а то и защищать какого-нибудь слабака возле себя, золотых-то по-любому на всех девушек не хватит, да они и не стараются, чтобы их хватило, особенно такие, как Чонгук. Как бы то ни было, вне зависимости от качества и количества мужчин, я не хочу быть мамашкой и домохозяйкой, с коляской, авоськой, шваброй, в фартуке, с половником, дольками огурца на лице и бигуди в волосах, я люблю спорт, и пусть дело не в самозащите — всё равно такой образ жизни по мне.
Понаблюдав за адептами с самого начала появления в трапезной, я заметила, что они сами подходят за едой, кланяются, берут тарелку, и садятся за стол. Последовав их примеру, я встала в очередь, но мне сразу же уступили все, кто стоял впереди меня. Такого со мной ещё не бывало, так мог делать в моей жизни разве что Джуниор в школьной столовой. Остолбенев, я ущипнула себя, подталкивая к словам, и произнесла:
— Нет, пожалуйста, не надо, я здесь как одна из вас, а не слабая девочка, так что не надо пропускать меня.
Ребята стали переглядываться, и, в конце концов, повернулись к Нгуену, стоявшему на раздаче обеда. Он видел и слышал, что произошло. Коротко подумав, он пожал плечами:
— Думаю, это справедливо. Если Чонён сама так хочет…
— Хочу, — осмелела я, и, оборачиваясь вокруг, обращаясь ко всем, сказала: — Я знаю, что вам прививают тут определенное поведение, и оно очень правильное, я ценю, что вы такие… джентльмены. Это круто, серьёзно. Пожалуйста, оставайтесь такими, но со мной не надо, если вы будете вести себя со мной, как с девчонкой, нам всем будет не очень комфортно. Я здесь пока что на месяц, поэтому хотела бы стать одной из вас — учеником Тигриного лога.
— А с Джоанной как быть? — спросил одновременно у меня и всех Сону.
— За Джоанну тебе потом Джонхан объяснит, — бросил ему кто-то, засмеявшись.
— Джоанна, — вмешался Нгуен, поскольку её ещё не было, — слишком молода, она только начинает тренироваться, и мы не будем предъявлять к ней те же требования, что к Чонён.
После его слов дочь покойного мастера Хана как раз появилась в дверях, осматриваясь и не понимая, что за столпотворение в проходе? Все постарались сделать вид, что ничего не происходило и не обсуждалось, и продолжили получать раздаваемую еду. Я взяла себе тарелку и села на то же место, что и утром. Меня догнала Джоанна, а когда все парни получили свои порции, перед нами уселись и Элия с Заринэ. Где-то задержавшись, появились Чимин с мастером Ли. Они о чём-то тихо беседовали, не глядя на нас. Я обратилась к сидящим рядом со мной девушкам:
— Слушайте, если мы будем сидеть всё время отдельно, то мы с Джоанной не вольёмся в компанию тех, с кем нам непосредственно входить в контакт. Обязательно надо сидеть отдельно?
— Да нет, какого-то строгого регламента нет, — покачала головой Элия. Заринэ посмотрела на меня с осуждением:
— Женщина не должна болтаться среди мужчин, у неё должен быть один.
— Ну, нет у меня одного, что поделать, — отмахнулась я, — и не очень хочется.
— Это неправильно, — заметила она.
— Кто сказал?
— Бог так решил, — слишком взросло для молодой девушки заявила Заринэ с наконец-то услышанным мною акцентом. Я думала, что на религию только старики ссылаются. Мне хотелось что-то ответить, но спорить о вере — самое бесполезное, потому что нет никаких весомых, поддающихся проверке аргументов, это стрельба в никуда, как двое слепых, куда-то пуляющие, и доказывающие друг другу, что попадают в десятку, хотя ни один не видит результата, или хотя бы мишени. Я не религиозный человек, поэтому тема мимо меня. Где тут мой атеистический товарищ Чимин? Мы с ним лучше понимаем друг друга.
Что-то тронуло меня сзади в бок, и я, проглотив постный рис в овощном бульоне, обернулась. Точно так же обернувшись ко мне, сидел парень, осторожно, понизу, на уровне скамьи, протянувший мне ладонь.
— Привет, меня Вернон зовут, приятно познакомиться, — шёпотом произнёс он.
— Взаимно, — улыбнулась я, ответив незаметно ему на рукопожатие. — Я Чонён.
— Да мы все уже в курсе, — расплылся он. Внешность у него была не совсем азиатская, как и у его соседей, да и имя выдавало, что по рождению он не кореец. — Ты извини, у меня очень тонкий слух, и я слышал, что ты хочешь влиться в компанию. Я решил немного помочь.
— О, я только за, — стараясь краем глаза следить за мастерами, чтобы они не спалили мою вертлявость, я продолжала налаживать дружбу с Верноном. Впрочем, меня немного насторожило, что у кого-то здесь такие вездесущие уши. Надеюсь, глядящих сквозь стены и читающих мысли не имеется?
— Это Самуэль, он родом из Испании, — указал он на юношу помоложе себя. Потом на высоких и худощавых ребят: — Это Джунхуэй и Диэйт, они из Китая. И Ямада. — По последнему я и без имени поняла, что он японец. — У нас тут интернациональный столик, так сказать.
— А ты сам откуда?
— Я родился в Штатах, в Нью-Йорке.
— Как вас сюда только занесло?
— Да кого как… — Вернон, наверное, хотел ещё что-нибудь рассказать, но, заметив что-то, мигом развернулся обратно и принялся есть, будто и не отвлекался. Я выравнялась, заметив, что мастер Ли посмотрел в нашу сторону. Немного расстроившись, что диалог прервался, я заработала палочками. Но сзади раздалось тихое продолжение: — После обеда летом два часа на сон, чтобы мы выспались и не уснули на ночных занятиях. Хочешь, приходи в беседку за храмом, мы там иногда собираемся поболтать.