— Вот! — В её руке победно зазеленела ткань. Не слишком яркое, но и не тёмное, глубокого изумрудного цвета платье окончательно превратило в моих глазах Элию в эльфийку, стоило только представить, как она наденет это облачение. — Мне пойдёт, а, Чонён?
— Думаю, это будет идеально, — честно заверила я.
Усевшись за работу (вернее, две девушки-то принялись штопать и трудиться, а я служила подмастерьем «принеси — подай»), мы разговорились. Рассказали Заринэ о случившемся, о Кидо. Она начала сетовать и горевать, совсем как профессиональная плакальщица. Я всегда дивилась умению некоторых людей соболезновать и сочувствовать, потому что лично я не умела делать этого вообще. Когда у кого-то было горе, я ощущала неловкость, зная, что слова не помогут, и не представляя, как случайно не задеть ещё больнее, а другие могли присоединяться к слезам, причитать и сокрушаться, и выглядеть органично в чужой беде. Такой была и Заринэ. Наверное, для такого таланта действительно стоит вырасти в селе, набираясь опыта у старых бабушек-соседок, наблюдая их поведение.
Потом Элия вспомнила о цветах. Из них делают гирлянды на шеи новобрачных, но на Каясан красивые и пышные бутоны росли лишь в клумбах настоятеля. Мы с ней оставили Заринэ дошивать платье под нужный размер, и поспешили испросить разрешения на срезание букета. Конечно же, дедушка не отказал единственной внучке, да и не поголовно же мы собирались уничтожить все его цветники. Элия задумала сделать две гирлянды и венок себе на голову. Делясь тем, как она видит предстоящее торжество, девушка проникалась идеей свадьбы, которую сначала чуть не отвергла. Какими бы не были чувства возлюбленного, проверенными и крепкими, какими бы не были счастливыми отношения, редкая девушка не захочет священного обряда венчания, прекрасного момента, соединяющего две жизни.
Мы вернулись на примерку, Элия влезла в платье и завертелась в нём, уже почти подходящем ей, только чуть висящем на плечах. Заринэ прислонилась к стене, окидывая её чёрным взором.
— Хоть посмотрю, как здесь свадьбы выглядят, — вздохнула она. Я услышала в её голосе тоску, перекрывающую зависть. Сложенные на животе в интуитивном жесте руки показывали, что Заринэ вовсе не несчастна и имеет что-то большее, чем все мы, но грусть, возникшая в связи со свадьбой, выдавала тайное желание персиянки.
— А почему вы с Лео не сделаете так же? — поинтересовалась я. Заринэ подошла к Элии и стала закреплять иголками те места, где ещё надо убрать ширину.
— Он после смерти хочет быть вольным тигром, — сказала она, не отвлекаясь на меня, — ему нельзя душу привязывать.
— Вот как…
— А я не знаю, куда я пойду после смерти, — отмахнулась она, выпрямившись и отойдя от Элии, чтобы та снова сняла платье. — Если в плохое место? Не могу его тянуть за собой.
— Когда любишь, не всё ли равно уж куда следовать, лишь бы с любимым человеком? — заметила я.
— У меня дома, там, где родилась, — развернулась ко мне Заринэ, — все считают, что попадут в ад или рай, так учат, так там все говорят, другого не знают. И я думала, буду плохо себя вести — пойду в ад, а что не делала, всё говорили — плохо. А иногда думала, разве уже не в аду? Очень уж тяжко было жить. И голодно бывало, и били, и облегчиться нельзя было поплакав — ещё били за это, чтобы не ныла. Казалось, из ада в ад — и нет выхода. Руки на себя наложить? Ещё хуже будет — пытки, раскаленные котлы или кожу сдирают в аду. Такого дома, конечно, не было, поэтому я боялась. Боялась, что хуже ещё будет. А потом я тут оказалась. Всё равно, что в раю, уже в раю, хотя ещё не померла. Но тут про рай никто не говорил, никто в него не верит, все говорят про другую жизнь, следующую. А у меня уже такое ощущение, что я заново родилась. Или повидала и ад, и рай. Выходит, всё одно и то же, только люди называют по-разному? Думала, много думала. Потом решила, какая разница? Люди живут и умирают, а рай и ад то есть, то нет, и люди в них то попадают, то выходят оттуда. И зависит всё не от нас, а как Всевышний решит. Говорят, за страдание воздаётся, но я не единственная страдала на этой земле, а мне Господь послал спасение, а кому-то не присылает никогда. Почему Лео спас именно меня? — Заринэ замолчала, усаживаясь и кладя платье себе на колени, чтобы продолжать шить. Взявшись за иголку, она сказала: — Когда любишь, не обязательно следовать за ним, когда любишь — надо позволять ему следовать своим путём. Муж хочет всегда спасать, куда бы ни попал после смерти, а мне остаётся только надеяться, что если я вновь окажусь в аду или дурном перерождении, меня найдут и спасут снова благородные люди, как он.
Задумавшись над её словами, я почесала затылок.
— А что, если ты сама когда-нибудь будешь способна спасать? — Заринэ засмеялась.
— Тогда я буду молиться, чтобы Господь вывел меня на мужа, и я бы сделала всё для его счастья.
— Но ведь в другой жизни память не сохраняется, — присоединилась к нашей философии Элия. — И ты, Заринэ, можешь стать в иной раз мужчиной.
— Нам замыслы Создателя не могут быть ведомы, — отмахнулась она вновь, ловко штопая, — давайте не будем о том, чего не можем знать.
— И то верно, — согласилась я. — Сегодня у нас совсем другая задача, и мы должны выполнить её на высшем уровне!
Элия вспыхнула от того, что внимание вновь возвратилось к ней. Смущение, радость, счастье и ещё не отошедшее горе, которое заставляло стыдиться собственного веселья. Но разве могла она попросить подождать и помедлить, отложить спешку, когда Ви отправлялся в Синьцзян снова уже через два дня? Я бы тоже на её месте отринула приличия и не носила траура. Наверное, мы думали все в одном направлении, потому что Заринэ спросила:
— А когда будут хоронить Кидо? — Из нас троих она единственная его видела, когда он ещё был жив.
— Дедушка сказал, что завтра, после обеда, — успокоилась немного Элия, беря себя в руки и стараясь обходиться без эмоций. — Как обычно, все подобные вещи должны проходить втайне от младших мальчишек, чтобы их миновали знания не по возрасту.
Как жаль, рассудила я, что трагичная участь, в отличие от знаний, когда-нибудь кого-нибудь из них всё-таки не по возрасту настигнет. Слишком некстати, слишком не вовремя. Слишком рано.
Остаток дня мы тихо и незаметно от ребятни организовывали свадьбу, готовили всё необходимое. Кого-то из старших поставили на дежурство у общежития, чтобы никто из детишек не выбежал, нескольких адептов посадили читать молитвы-мантры в храме, призывающие очистить светлый путь жениха и невесты в будущее, привлекающие удачу и счастье, прогоняющие беды и напасти. Помогавший расставить жертвенные подносы с орехами, рисом, финиками и цветы, мастер Ли подспудно объяснял, что в буддизме нет понятия венчания, потому что брак считается личным делом людей, а не религиозной компетенцией, но там есть вот такие церемонии, которые можно употребить и в другом праздничном или важном случае, когда необходимо некое благословение. В строгом смысле души скрепляться таким обрядом не могут, поскольку в буддизме нет явления души, как таковой (что мне когда-то и растолковал Чонгук), но поскольку Лог — особое место, и здесь есть вера в духов и перерождение, то всё же к браку как к таинству относятся с должным почтением.
— А что, в этом храме когда-то уже проводили свадьбы? — удивилась Элия.
— Давно и редко, — кивнул мастер Ли, — а последняя на моей памяти была связана с тобой напрямую. Тут поженились твои родители.
Альбиноска застыла. Её голубые глаза замерли на алтаре, они словно читали прошлое с его немеркнущей позолоты. Наверное, она представляла, как это всё могло бы быть, какими могли бы быть её родители, мама и папа, которых она не знала, не могла помнить, разлученная с ними в младенчестве.
— Что ж, тогда я рада, что соблюдаю семейную традицию, — сказала Элия.
В горах темнело. Началось вандальное, но санкционированное срезание цветов. В другой раз подобное я бы обозначила хулиганством, но когда администрация на твоей стороне, то любое безобразие сходит за благоустройство. Мы ждали как можно дольше, чтобы розы и хризантемы не успели подвять к основной части торжества. Ви, Чимин, Хансоль и Джеро (те самые, с кем он приехал сегодня, мне пришлось попросить их напомнить свои имена, извиняясь за своё нетрезвое состояние на мальчишнике) спустились в храм, чтобы ждать невесту. Заринэ ушла укладывать детей, мы с Джоанной помогали во всём Элии. Торопливость и спешка, с которой всё делалось, так внезапно придуманное и вдохновлённое бракосочетание, заставляющее импровизировать каждый шаг, ничего не разрушало в нас ощущение важности и серьёзности момента, чего-то долгожданного и правильного. Да, сложилось вот так, что некогда было планировать и назначать дату. Вся жизнь золотых состояла из случаев и случайностей, им некогда было расшаркиваться и сомневаться в таких ситуациях. Я смотрела за приготовлениями Элии, осторожно нанизывая белые и нежно-розовые бутоны на нитку, и решала для себя, что в отличие от тех городских свадеб с помпой, какие я видела не раз, эта мне нравится больше. Где-то далеко от всего мира, в древнем храме, в кругу избранных воинов и мастеров, с чувством, что завтра может никогда не наступить, да и не желая его наступления, высоко в горах, я бы и сама согласилась пойти замуж. Вот так, без громоздкого белого платья и банкета, без слезливых тётушек, желающих молодым побольше детишек. Здесь детей никто желать не станет, все понимают, что их можно не успеть сделать, а можно и оставить бедняг несчастными сиротами. Да и вообще, уважение к самостоятельным решениям в личной жизни среди золотых не позволяло лезть с советами и пожеланиями, если никто не спрашивал. Я со своей стороны успела узнать от Элии, что она не хочет детей, переживая, как бы они не унаследовали её способностей.
Младшие ученики ушли спать. Нгуен и Джунхуэй были посланы следить, чтобы никто из них не побрёл вдруг в храм. И если первого выбрали, поскольку он был их воспитателем, то Джунхуэя, я не сомневалась, из-за того, что он сумеет придумать т