коснулись друг друга, и разъехались. Парень поднял взгляд и увидел меня, пялящуюся, застывшую, неуместную. Выжав из себя улыбку, я вяло махнула рукой, произнеся тихое: «Привет!».
Глава 9 с девчачьими заморочками
— Привет, — ответил Чонгук и, стащив с колена белое полотенце, утёр с шеи пот, поднимаясь. Встав, он вырос передо мной большой фигурой титана Атланта, возложившего на плечи это самое полотенце вместо небосвода, но какая-то тяжесть образовалась во мне, подкашивая ноги и заставляя подгибаться колени. Я ему была примерно по ухо, и хотя в баскетболе я привыкла к высоким, к красивым высоким там не приучали. Чонгук был не в кожаных штанах, в серых, обычных, широких и спортивных. Сделав шаг он выдал, что всё ещё прихрамывает. — Пришла заниматься?
— Да, — почему-то расплывшись в широкой улыбке, покивала я и замерла. Он, не глядя на меня, нагнулся за бутылкой воды, и стал пить. Я не сразу опомнилась, рассматривая вену, идущую к ключице, где ещё блестела влага. Капли не текли, а мелко-мелко искрили кожу, вытертую не насухо. — То есть, я к Чимину, не сюда, конечно. Но он мне сказал, что надо подкачаться, и я оглядывалась тут… надо бы и на тренажёрах тоже себя проявить как-нибудь.
— Чимин сказал, что ты кого-то хочешь побить? — Чонгук покосился на меня какую-то секунду, через плечо, отбрасывая влажную чёлку и отворачиваясь, но этого взгляда с озорной ухмылкой хватило, чтобы мне стало жарче. В общем-то, если объективно оценивать, никакой озорной ухмылка вовсе не была, но Чонгук всегда выглядел как одновременно мухлюющий и невинный, что тому виной было не знаю: прикус, форма губ или разрез глаз, но факт оставался фактом. — Надеюсь, это не было секретом?
— Нет, — засмеялась я, — такая цель у меня имеется.
— Если тебя кто-то обидел, можешь просто сказать и не мучиться. Я или Чимин поставим на место, кого надо.
— Нет-нет, не надо, я вполне могу сама всё сделать.
— Это Чжунэ? — уточнил Чонгук. И я кое-что вспомнила.
— Нет, побить я хочу не Чжунэ, а если бы и хотела, могла бы сделать это уже сейчас — он никчемен в борьбе.
— Приходилось проверять? — удивился молодой человек, закрутив крышечку и отставив бутылку. Теперь он развернулся ко мне, стоял напротив, смотрел на меня, дышал на меня — хоть и не чувствовалось, но движение выдыхаемого им воздуха было в мою сторону, воздействовал на меня ничего не делая, излучая свою жизненную энергию в моё жизненное пространство. Я решила, что имею право на маленькие тайны, пока не приду к убеждению, что нет тайн от меня. Я пожала плечами, меняя направление разговора:
— Он сказал, что знает тебя под другим именем. Какое настоящее, которое знает он, или которое знаю я?
— Которое написано в свидетельстве о рождении, — смущенно наклонил он голову вперёд, выглядывая исподлобья скромным, но как будто бы бросающим вызов взором.
— То есть, имеется третий вариант?
— Я думаю, что понятие «настоящее» — условно, если чаще всего меня зовут Чонгуком, то это и есть моё имя, так?
— А для чего ты обманул Чжунэ?
— Пошутил, — пожал плечами Чонгук. — Он иногда вызывает желание его подколоть. Он ещё что-нибудь рассказывал?
— То же, что и ты о нём. Сказал, что ты связан с плохими людьми. — Я заявила это смело, как всегда и делала. Чжунэ оказался болтуном, и я тоже не собиралась впредь носить в себе то, о чём мы с ним когда-либо говорили. Но прямотой я надеялась и проверить Чонгука, растеряется или нет? Если он порядочный, то начнёт оправдываться, если нет, то юлить, занервничает.
— Ну, и кому из нас ты веришь? — спокойно, не собираясь комментировать информацию от Чжунэ, спросил Чонгук. На такую реакцию я не рассчитывала, но придётся выкручиваться.
— Пока преимуществ больше у тебя, разумеется. Ты друг Намджуна, которого я очень уважаю, и у тебя нет плохой репутации. Известной мне, по крайней мере. Но ты по неизвестным пока причинам, как выяснилось, можешь врать. Хоть и не мне, и всё-таки это считается. Чжунэ в этом плане прозрачнее, может, он и врёт, или пытается врать, но у него на лбу всё написано. К тому же, я его знаю дольше, чем тебя.
— Значит, мы с ним пока на равных идём, — улыбнулся Чонгук, не увидев ничего предосудительного в том, что я в нём усомнилась, или заподозрила что-то. Не пойму, я сама его для себя должна оправдывать? Или не должна? Ему настолько всё равно? Или как понимать это вообще? На равных они идут, ага, один вверх, другой вниз. Чтобы поставить знак равенства между Чжунэ и Чонгуком, нужно сильно скомпрометировать одного, и родиться заново другому.
— Из-за чего у вас с ним натянутые отношения?
— У меня с ним никаких отношений. Я не испытываю к нему неприязни, но в натуре Чжунэ есть такая черта… он как будто всё время пытается показать, что слишком крут для всех нас. Меня это заставляет ставить его на место, на что он обижается и злится, искренне веря, что на место надо поставить меня и однажды он это сделает. Но я-то первым не лезу и не выпячиваюсь.
— Да, я согласна с тобой, он такой, — закивала я, топчась рядом с Чонгуком. Может, хватит нам было уже говорить о Чжунэ? Почему я со всеми только о нём и разговариваю? Это уже испортило мне общение с Югёмом, не хватало повторения ошибки. — А ты… как и Чимин, инструктор по борьбе?
— Я? — Невинный взгляд Чонгука расширился, тёпло-карие глаза заиграли вишнёвым переливом. — Нет, что ты, я принадлежу к буддийской монашеской общине, я не могу заниматься такой работой.
— Ты… принадлежишь чему? — переспросила я.
— Монашеской общине, — повторил он.
— Ты монах? — с недоверием произнесла я, невольно оглядев его для справки с ног до головы ещё раз.
— Да, буддийский. Как в фильмах про Шаолинь, смотрела такие?
— А то! Обожаю киношки с драками, а… Ты немного лохмат для буддиста.
— Не во всех монастырях одинаковые правила.
— Серьги в ушах и походы в качалочку тоже по уставу? — изогнула я бровь дугой. Я не могла поверить во всё это. Он и надо мной шутит, как над Чжунэ?
— Ну, по крайней мере, я не делаю сальто на арене перед публикой, как монахи из театральной трупы того самого Шаолиня, — подмигнул Чонгук, заставив меня подзабыть сомнения, вопросы и логическую цепочку разговора. В этот момент рядом с нами появился Чимин, вхождение которого в зал я как-то проглядела. Он просто оказался между нами, пожимая руку Чонгуку и здороваясь со мной.
— Значит, приглядываешься к тренажёрке, да? — спросил у меня он, и, довольствуясь моим кивком, продолжил: — Новая администратор такая милая, сразу дала мне знать, где вас найти.
— А мне тут Чонгук рассказывал о своём монашестве, — глядя в глаза тому, о ком говорила, сказала я, поймала его лукавую насмешку, сказавшую «проверяешь?», и тотчас переключила внимание на Чимина. На лице Чимина не было сильного замешательства, но на секунду он замер с открытым ртом. — Он монах, оказывается.
— Д-да, — подтвердил Чимин, похлопав друга по плечу. — Монах. Монашеский такой монах. Монастырский.
— Буддийский? — уточнила я.
— Буддийский…? — непонятной интонацией, не то вопрос, не то подтверждение, повторил Чимин, косясь на Чонгука.
— Буддийский, — кивнул он сам.
— Буддийский, — широко улыбнувшись, ещё раз сказал Чимин, развернувшись ко мне.
— Я не очень хорошо знаю эту религию, но разве она не против насилия? А ты занимаешься борьбой.
— Все религии против насилия, — сказал Чонгук.
— Да, насилие — зло, — приложив ладонь к груди, признал атеистичный Чимин, и коварно пришёптывая закончил: — А лёгкое принуждение — сплошное удовольствие. Чонён, идём тренироваться? Нам ещё переодеться надо.
— Да-да, конечно, — пошла за ним я, но он остановился, обратившись к Чонгуку с расстояния:
— Я в выходные уезжаю, ты позанимаешься с Чонён следующую неделю? — Я едва не вспотела от одной этой мысли. Мой личный инструктор — Чонгук, и все, казавшиеся мне до этих пор безобидными захваты и упражнения, приобрели сакральный, эротический смысл.
— Я? — болезненно поморщившись, Чонгук захромал к нам, сгибая ногу в колене ещё сильнее, чем когда я его впервые увидела. — Я же не долечился, я не смогу, Чим.
— Да просто будешь показывать ей, как и что, контролировать и слегка направлять. Чтобы не пропускать много времени и привычка вырабатывалась…
— А как же моя бабушка? Кто с ней будет сидеть?
— Какая…
— Бабуля моя, бабулечка, Чим, ты что? Как есть её фирменный минтай, так ты всегда вспоминал, а как о ней надо заботиться после выписки из больницы, так ты забыл? — Чимин протяжно посмотрел на него, после чего выдал:
— Ладно, потом поговорим.
Мы вышли из зала и направились к лестнице на второй этаж.
— Ответственный внук, — заметила я. — Так нежно говорит о бабушке, редко такое встретишь.
— Угу.
— Далеко уезжаешь?
— Да, на соревнования за границу.
— Здорово! — оценила я, представив перелёты, путешествия в новые места, знакомство с огромным миром, номера разных гостиниц, чемпионаты; как всё-таки тянул меня такой же род занятий! Или образ жизни? Одно с другим нераздельно, но гастролировать с концертами я бы не хотела, а вот разъезжать по причине соревнований — с удовольствием. — Чимин, если не секрет, ты нормально зарабатываешь всем этим?
— На жизнь хватает, а что?
— Ты спрашивал меня, кем я хотела бы стать, и я подумала, а могла бы я заниматься тем же самым? — Чимин остановился в коридоре, не доходя до нашего малого зала и, положив руку мне на плечо, доброжелательно улыбнулся.
— Ты уверена?
— Я не смогла придумать больше ничего, что меня бы влекло и интересовало.
— Только поэтому? Или ещё что-то? Ты говорила, что цель твоего обучения сейчас — навалять конкретному человеку.
— Да, но… мне нравится драться, нравится ощущать, что я могу быть ловкой, быстрой, сильной, испытывать предел своих физических возможностей. Азарт и адреналин — это как наркотик, пожалуй, к ним привыкаешь и хочешь всегда получать порцию.