— Доброе, — хрипящим шепотом отозвалась она.
— Что… случилось? — испугалась я, осматривая сестру и приближаясь к ней. Не тронул ли её Гынсок?.. — Тебя… обидели? — Во мне моментом начала закипать кровь. Я была готова бежать за битой, хватать её и нестись к тому, кто посмел выжать слёзы из глаз моей сестры. Ух, он у меня получит!
— Ничего страшного, — проведя пальцами по щекам, отмахнулась Сынён.
— Тебя ударили? Он посмел… — задрожала я, не в силах произнесли что-нибудь вроде «принудил» или «изнасиловал». Платье на ней было целым, и причёска почти не растрёпанной, причину расстройства я никак не могла понять. Сынён усмехнулась моему предположению, бросив сумочку и усевшись прямо на тумбочку перед зеркалом, чуть не смахнув своей попой всё, что на ней лежало. Попа-то была худенькой, но и тумбочка предназначалась не для неё.
— Ничего он не посмел! — сестра опустила ресницы, перебирая складки подола. — Всё шло так хорошо, он попросил у него остаться… Он так страстно меня целовал! Чонён, меня так не целовали очень давно! А, может, и никогда так не целовали…
— Да что произошло?! — не выдержала я.
— Ничего, Чонён, дальше ничего не произошло! Он сказал, что я его муза, и ему теперь нужно пойти поработать. — Сынён покачала склонённой головой. — Он ушёл в свой кабинет, и я только и слышала стук по клавиатуре. Я ждала больше часа, а он всё не шёл, я заглянула сама — он попросил не мешать. И я, возбужденная и жаждущая продолжения, топталась по всем комнатам, сходя с ума в одиночестве, пока стук по клавишам не затих. Была половина шестого, я тихонько заглянула снова — он спал. Дописав до точки, он выключил свой компьютер и уснул! — Сынён уже не плакала, она была в плохо скрываемой ярости. — Я вызвала такси и уехала! Так меня ещё никто не унижал и не оскорблял, боже!
— Ну… — протянула я, не зная, что добавить. Мне с трудом представлялась вся эта ситуация, но, с другой стороны, Гынсок очевидно был странным и поглощённым творчеством человеком, что ещё она от него ждала? — Зато ты его муза, — нашла я, на мой взгляд, приободряющий факт.
— Да пошёл он к чёрту со своей музой! — поднялась Сынён и, совсем как я сегодня рюкзаком, шарахнула поднятой сумочкой. — Я женщина! Я хочу быть женщиной, чтобы меня любили, а не вдохновлялись мною!
— Но ты же сама всегда мечтала о богатом импотенте, который будет оплачивать, но не станет даже приставать, — напомнила я ей о прежних целях. Бойтесь мечтать, как говорится.
— Я тоже думала, что мечтала об этом! — всхлипнула она, оскорблено вздёргивая подбородок. — Но я говорила о богатом старике, каком-нибудь противном миллионере, с которым не хотелось бы даже за руку держаться. Я говорила о крайности, на которую была согласна ради денег, карьеры, статуса… Но не о таком! Ведь я же… я же влюблена в него, Чонён! — Этого она могла и не говорить уже, я не видела Сынён такой, какой она стала с Гынсоком, тоже очень давно. Он умудрился пробудить в нашей циничной искательнице богатств чувствительные струны души, напомнить ей о том, что без любви жить нельзя. — Всё, я устала от этого всего, и иду спать! — пролепетала она, на ходу срывая с себя серьги, браслеты и цепочки. — Высплюсь, и перестану быть в него влюбленной!
Я вернулась к себе на кровать, надеясь, что смогу подремать ещё немного. Неужели секс так важен людям? Гынсок её целует, оплачивает, строит с ней отношения, но не переспал с ней, и Сынён приняла это за оскорбление. Да почему же? Намджун с Чжихё тоже до свадьбы не собираются спать, но сестра же не винит жениха в том, что он её не любит. Как всё сложно! Почему у всех людей настолько разные критерии даже одного и того же чувства? Богом, бывший Чжихё, домогался её, и Чжихё считала, что это показатель неуважения, того, что он её не любит. Гынсок не домогается Сынён, и она считает это неуважением и отсутствием любви. Я подумала о себе, постоянно разрывающейся между мнениями сестёр. Чжунэ пристаёт ко мне и хочет затащить в постель, и я воспринимаю это грязными интригами, признаком легкомысленности. Чонгук ведёт себя, как старомодный джентльмен, не глядя мне ниже лица, и меня возмущает отсутствие внимания ко мне. Что говорить о разных людях, когда один человек сам в себе такой двоякий?
Звонок раздался в обеденное время. Я где-то подсознательно ждала его, знала, что подобный тип сдержит слово при таких обстоятельствах, и, ненавидя себя, я переживать начинала, что он может не позвонить.
— Я заеду примерно через час, — сказал Ку Чжунэ, — приготовься, мы сначала едем тебя нарядить, а потом на светскую вечеринку.
Его голос зазвучал ещё более похотливо и обворожительно. Мне кажется, особого шарма этому голосу добавляла уверенность. Я дала согласие на подобие свидания, и он знал, что не услышит «нет», поэтому вёл себя раскованнее. Меня это пугало, я что же, дала ему преимущество сама? Собственными руками выстроила ему осадную башню? Меня бесил его покровительственный тон и завораживал. Да что со мной не так?! Почему мне одновременно нравятся и не нравятся одни и те же вещи?
Приняв душ, высушив волосы, опрыскав себя дезодорантом, я по привычке не красилась — не дождётся, мажор хренов, — не делала маникюр. Надела новые белые носки ради такого случая, за это пусть уже спасибо скажет. Облачившись в лёгкий спортивный костюм — всё равно менять на что-то другое, — я двинулась к двери на выход с задержкой на десять минут, когда Чжунэ уже названивал мне на мобильный.
— Что случилось?
— Ты готова? Я вообще-то уже у подъезда, — сообщил он.
— Я готова, скоро спущусь.
— Давай быстрее.
— Бегу и пятки сверкают, — буркнула я, и завершила разговор. Остановилась в прихожей, специально, чтобы он там внизу ещё понервничал. Господи, я не умею опаздывать и не люблю заставлять ждать, я даже не пойму, кого я сильнее мучаю, свою пунктуальность или психующего Чжунэ?
Когда я опустилась на пассажирское сидение, он дал по газам так сильно, что мы через секунду уже выехали со двора. По профилю было видно, что он весь избесился и перенервничал. Царя заставили ждать, поглядите. А сам-то не опаздывает, наверное.
— Ты специально так медленно собиралась?
— Риторический вопрос.
— Что я тебе такого сделал, что ты надо мной решила поиздеваться? — поглядел он на меня, вынужденный остановиться на красный свет.
— Склероз? Югё-ом! — протянула я.
— Давай не вмешивать посторонних в наши отношения, окей?
— Наши отношения? — я даже истерично хохотнула. — Без посторонних у нас их нет, и не будет. Ты теряешь где-то звенья цепи, скрепляющей наше общение.
— Звенья можно поменять, — заметил Чжунэ.
— Ты сегодня какой-то чересчур решительный. Не думаю, что получил черный пояс за два дня, так что особенно не выделывайся, мой кулак не ослаб.
— Он тебе не понадобится. Расслабься, сегодня ты будешь женственной и красивой, — рассчитывая размягчить меня и, видимо, поменять под своё представление о сексуальной девушке, предрёк Чжунэ. Если он понимал сексуальность в женственности, что нашёл во мне? Не является ли это доказательством того, что он темнит, и на самом деле ко мне ничего не испытывает? Тогда что ему может быть от меня нужно? Кроме меня самой у меня ничего нет.
Чжунэ привёз меня в дорогой торговый центр. Он вышел из-за руля, припарковавшись, и хотя я подождала, когда он откроет мою дверцу, он этого не сделал. Не дождавшись, я вышла из «порша» сама.
— Обычно я не захожу с девушками в бутики, — снова выделил этот наследничек мою особенность, то, как он избирательно ко мне относится, — но на тебя в примерочной хочу посмотреть.
— Заглянешь ко мне в примерочную — останешься без глаз, — строго воззрилась я на него.
— А кто же будет застёгивать тебе на платьях молнию?
— Для этого существуют продавцы-консультанты.
— Это несерьёзно, разве не приятнее, когда тебя касается мужчина, а не другая женщина? — Думая, что под шумок прокатит, поднимаясь по лестнице к крутящимся дверям, Чжунэ положил ладонь мне на талию, придерживая, будто мы шли вместе. То есть, шли-то мы вместе, но…
— Руку убрал, — прошипела я сквозь зубы, — если она тебе ещё нужна целая.
Парень недовольно, но послушно убрал кисть в сторону, так грациозно, что со стороны никто не мог бы подумать, будто его заставили это сделать под угрозой. Я постаралась тут же отвлечься и забыть об этом прикосновении. Когда я ощутила на себе его руку, на мгновение у меня по позвоночнику прошлось чем-то, как электричеством, даже волоски сзади над шеей дыбом встали. Когда его рука легла на меня, мне показалось, что на меня смотрит весь торговый центр, все видят, что меня обнимает Чжунэ.
— Какая же ты недотрога, нельзя быть такой, — пожаловался он.
— Мне можно, — отразила нападку я.
Мы шли мимо бутиков и фирменных салонов с одеждой. Чжунэ предлагал мне зайти то туда, то сюда, указывая на шикарные платья с вырезами и разрезами, которые демонстрировали манекены. Я упорно двигалась вперёд, говоря ему, что войду туда, куда я захочу, раз уж позволила себя уговорить на всё это безрассудство. Мы прошли целый этаж и поднялись на следующий. Там-то я и нашла то, что было нужно. Салон вечерних нарядов, огромный магазин с рядами вешалок. Я шагнула в него под скептическим взглядом Чжунэ.
— Надеюсь, здесь есть брендовые вещи, не хотел бы прийти со спутницей в каком-то барахле, — сказал он, неохотно за мной продвигаясь.
Примерочных было вдоволь, я прошла сразу к ним, игнорируя ассортимент и всё больше удивляя того, кто вызвался быть моим спонсором.
— Ты разве не хочешь посмотреть на платья? — спросил он.
— Я знаю, чего я хочу. — Подозвав девушку-менеджера, я прошептала ей на ухо свою задумку и повернулась к Чжунэ. — Присядь, я оденусь, и выйду к тебе.
— Я перестаю понимать, как ты собралась выбрать себе подходящее платье, — уселся он, разочарованный, что подглядывания в примерочной не будет. Ему предложили кофе и он, поняв, что это всё-таки дорогой и престижный салон, оказался в чуть более приподнятом настроении. Я вошла в примерочную.