— Ты сам-то любил хоть раз, чтобы говорить об этом? — насупилась я. Перед сном мы с Чжунэ всё-таки начали обмениваться милыми сообщениями, и я почувствовала, как неспокойно забилось сердце, когда я читала его слова, пожелания сладких снов, смотрела на поцелуйчики в конце фраз. Это уже не было обычной симпатией.
— Влюблялся — бывало, любить пока не приходилось. Но я видел настоящую любовь. К сожалению, в редких случаях она приводила к счастью.
— И тебе самому не хотелось бы её испытать?
— Не знаю, она манит и пугает одновременно, — улыбнулся Чимин, поправляя оби[29] на рубахе. — Если она не сложится, так вся жизнь кувырком пойдёт, но если складывается — то стоит того.
— Чего — того?
— Да всего, пожалуй, и стоит.
— Я бы не хотела любить так, чтобы быть зависимой. Получается, один человек завладевает всеми мыслями, и ради него постепенно бросаешь всё, забываешь обо всём… Нет, мне не нравится такой расклад, — подчеркнула я.
— При благоприятном исходе, тот, кого любишь, делает тебя сильнее, а не становится твоей слабостью или, тем более, тягостной обузой, мешающей нормально жить.
— Чонгук, похоже, считает реальным только второй вариант, что девушка для него была бы ненужной ношей.
— Не знаю, что он там считает, но лично я просто ещё не встречал ту, на которой бы остановился. Я так считаю. Возможно, не всякий мужчина способен останавливаться… — многозначительно протянул он, не глядя на меня. Не намёк ли это на Чжунэ? — Но, как я уже сказал, я и сам не знаю, хочу ли этого. А ты, значит, намерена сохранить свою самостоятельность и свободу от воли мужчины, что будет рядом?
— Именно. Я не хочу, чтобы мне диктовали, чем заниматься, какой быть, к чему стремиться…
— Тогда, в идеале, тебе бы нужен парень с такими же стремлениями, как у тебя. Иначе вы постоянно будете спорить и ругаться, пытаясь перетянуть каждый другого на свою сторону. Вот, возьмём Чжунэ. Как ты думаешь, он разделяет какой-нибудь твой интерес?
— Он любит играть в баскетбол.
— Но спасать мир, как ты, явно не мечтает? — полюбопытствовал Чимин, вертя палку за спиной, как пропеллер.
— Нет, — согласилась я.
— А о чём он мечтает, как думаешь?
— Я как-то спрашивала его об этом, и он сказал, что у него всё есть, и ему нечего больше желать, кроме… — Я осеклась. С Чимином мы подружились, и мне с ним было комфортно, как с Югёмом или Джуниором, к тому же, доверие подкреплялось личностью Намджуна, поручившегося за своих товарищей. Но говорить о том, кто стал моим молодым человеком, некрасиво. Немного раньше я бы рассказала, когда сопротивлялась Чжунэ и считала, что его нужно проучать и держать на расстоянии. Но не теперь. — Неважно, — показала я, что не стану говорить.
— Что ж, надеюсь, его единственное желание не связано с тем, чтобы испортить кому-нибудь жизнь.
— Он беззлобный, — заступилась я за него. Он сказал, что только меня не может добиться, и это рождает в нём интерес, заставляет шевелиться. А когда он меня получит, что произойдёт? Ведь, действительно, у этого человека нет более отдалённых желаний. Я снова засомневалась и, недовольная этим, попросила Чимина: — Давай продолжать.
Было ещё светло, и я отговорила меня провожать. Но причина была другая. До дома меня должен был подвезти Чжунэ, которого я попросила припарковаться за аллеей в сторонке от центра боевых искусств. Сегодня подождать пришлось мне. Он ехал с работы и не успел к концу моей тренировки. Сев в машину, я поцеловала его, и Чжунэ на это яро откликнулся.
— Может, поужинаем где-нибудь вместе? — предложил он. Я посмотрела на время.
— Мне ещё на английский через час идти, не успеем.
— Тогда завтра?
— Завтра не получится. Последний день перед свадьбой Чжихё… я хочу побыть с сёстрами. Без обид? — Лицо у него было недовольное, и он почти поджал губы, но произнёс:
— Хорошо. На свадьбу меня, конечно же, не приглашают?
— Там будут не те люди, которые поймут это, и Чжихё…
— Да я пошутил, успокойся, — взял он мою руку, заставив себя взбодриться. — Я как никогда буду ждать воскресенья.
— Чжунэ, а… ты сказал тогда, что только я тебе и не даюсь, поэтому ты пытаешься меня добиться.
— Да, я так говорил, — кивнул он, показывая, что помнит.
— А если ты меня добьёшься, то чего будешь хотеть дальше?
— Дальше? Я не думал об этом, ведь тебя я ещё не добился…
— В какой-то степени добился. Мы встречаемся. Или, по-твоему, отношения состоят только из секса?
— Нет, конечно, не только…
— Так какая же у тебя мечта будет следующей? — Чжунэ растерялся. Похоже, он об этом совсем не думал. — Ты говорил, что у тебя уже всё есть. Всё, кроме меня. Но когда и я буду с тобой, ты захочешь другую?
— Что? Нет, почему сразу другую? Это не обязательно…
— Но не исключено? — дотошно допытывалась я. Чжунэ замолчал, осмысляя мои вопросы и гадая, как ответить на них. — Молчишь? Значит, я права?
— Нет, ты не права. Я молчу, потому что я не знаю, чего я захочу. Разве ты можешь сказать, чего тебе захочется завтра? Через месяц? Через год? Никто не знает! Почему ты требуешь этого от меня? Я не хочу никакую другую сейчас, у меня никого нет на примете, кроме тебя. Зачем ты создаёшь проблемы, заглядывая в будущее? О, женщины, вы всегда хотите гарантий от мужчин, хотя даже солнце не обещает светить вечно.
— Я всего лишь хочу знать, какой ты видишь свою жизнь, что для неё готовишь?
— Чонён, я не люблю все вот эти разговоры о том, что будет. Это всё вилами на воде писано, никто из нас не знает, как получится наверняка. Давай жить сегодняшним днём, а? — попросил он, раздражаясь. Я поняла, что усердствовать бесполезно, и выбивать из Чжунэ его мечты можно только ссорясь или силой. А применять к нему силу мне не хотелось. Я смиренно выдохнула, и мы поехали.
Следующий день выдался нелёгким, и в первую очередь морально. Моё предвкушение одиночества и расставания с Чжихё сконцентрировалось в мозгу, и не отступало, не давая сосредоточиться на уроках, думать о чём-либо, кроме того, как станет пусто в квартире. Все мои усилия были направлены на то, чтобы радоваться за сестру, и я за неё искренне радовалась, но огорчалась за себя. В душе я даже чувствовала слёзы, но по-прежнему не могла их пролить. Дома была суета. Свадебное платье уже достали обвисеться, Сынён упылила в салон красоты, вернулась, убежала на маникюр, и так без конца; Чжихё после работы наготавливала мне завтраки и обеды на неделю вперёд, распихивая по контейнерочкам и подписывая, что быстрее испортится и что съедать первым.
— Слушай, я не умру с голоду, перестань, — прислонилась я к стене возле холодильника.
— У тебя столько занятий! Тебе самой некогда будет готовить, не на чипсах же ты будешь жить?
— Нет, на печеньках, — улыбнулась я. — Расслабься, у Сынён куча свободного времени, она что-нибудь наколдует.
— Знаю я её колдовство! Её не заставишь приготовить, она и не умеет толком этого до сих пор делать.
— Я смотивирую её замужеством с Гынсоком, ну кто возьмёт невесту, не умеющую готовить?
— У неё уже каких только ухажеров не было, и никто не смотивировал, Чонён, — закрыла холодильник Чжихё, красиво там всё расставив, аккуратно. Уже послезавтра от порядка не останется и следа, а навести его заново будет некому. — Ты же знаешь сестру, она уже привыкла считать мужчин настолько приматами и неандертальцами, что ради них и пальцем не пошевелит, даже если он предоставит ей свою кредитку. Разве что в этом она увидит признаки мужественности, достойной её внимания.
— Вот и отлично, если Гынсок даст ей кредитку, мы будем заказывать ужины из ресторана, теперь ты спокойна? — Чжихё изменилась в лице, уголки губ опустились, внутренние края бровей поднялись. Чуть ли не со слезами на глазах, она бросилась меня обнимать:
— Нет, я не спокойна! Я не знаю, как вы без меня, как я без вас? Чонён, я так переживаю, так волнуюсь!
— Да всё отлично, мама Чжихё, мы не дети малые, — пользуясь тем, что она не видит моих увлажнившихся глаз, положила я ей подбородок на плечо и тоже крепко обняла, гладя по спине. Иногда приходилось тихонько приподнять руку и протереть веки и ресницы, чтобы они вновь стали сухими. — Ты своё семейное счастье тревогами о нас не порть, оттянитесь с Намджуном в медовый месяц!
— Но как только мы вернёмся, я хочу, чтобы вы каждый день приходили к нам! Каждый день, ясно?
— Намджун от нас быстро устанет, — рассмеялась я, отрывая себя от сестры и встряхивая её, чтобы она успокаивалась.
— Намджун будет на работе… мы с ним вчера снова говорили об этом, он сказал, что категорически не хочет, чтобы я работала тоже. Он считает это неправильным, когда женщина зарабатывает деньги, вместо того, чтобы заниматься домашними делами.
— А ты сама как считаешь? — зачем-то спросила я, хотя давным-давно знала ответ. Чжихё разрумянилась:
— Я в этом с ним полностью солидарна, все эти отчёты и цифры, бухгалтерия — не моё. То есть, я отучилась и разбираюсь в этом, но ответственность мне всю душу извела, особенно после того случая в феврале, когда меня едва не уволили.
— Если бы не тот случай, ты бы сейчас не выходила замуж, — подмигнула я. — Что не делается — всё к лучшему, правда? За все несправедливые наши горести нам потом отсыплет пряников.
— Хочется верить, Чонён, — улыбнулась Чжихё, — очень хочется верить.
Вечером мы раздвинули диван в зале, постелили на нём, принесли каждая свою подушку, и улеглись втроём перед телевизором, посередине поместив Чжихё, как ей и было положено, потому что средняя. Под просмотр слезливой мелодрамы мы притащили и солёных закусок и сладостей, но даже когда фильм закончился, а время приблизилось к полуночи, сон к нам не шёл. Все мы чувствовали, что наш маленький и скромный мир меняется. Меня не покидало ощущение, что всё не ограничится переездом Чжихё, а жизнь стремительно продолжит меняться, будто Чжихё была буфером, надёжной защитой от внешнего мира, и когда она обретёт новый дом, в н