— Да уж если симферопольская милиция помочь не может, то уж и не знаю даже, чем вы поможете, — тоже посасывая лимонную дольку, с явной досадой в голосе ответил Евгений.
— Ну, все равно, расскажи, — Повлонский положил руку Воздвиженскому на плечо, — расскажи, а мы вместе подумаем, что к чему.
— В общем, затеял я в свое время строительство в Крыму, — как заученный урок с выражением начал Евгений свой рассказ, — после смерти жены, вы же знаете, что Катя моя трагически погибла, так вот, после ее смерти, продал я две наши московские квартиры в центре, да дом на Истринском водохранилище, взял еще и кредит под мамы с папой недвижимость, да и решил построить в Бахчисарае санаторно-оздоровительный комплекс, да еще и с трехзвездочной гостиницей для коммерческого туризма…
— Прямо так, с бухты-барахты решил? На ровном месте? — недоверчиво поинтересовался Повлонский.
— Ну, конечно же не на ровном месте, — разведя руками и улыбаясь, ответил Воздвиженский, — кто же на такие авантюры просто так с бухты-барахты решается! У меня в Крыму друг есть, мы еще в армии с ним вместе служили, он строитель профессиональный, у него целое строительное управление на тот момент под началом было. Небольшое такое управленьице, но как база для раскрутки годилось. В общем, мы с другом на паях и организовали наш с ним Крымспецстрой. Он вложился базой. Свой бетонный заводик, пилорама, автопарк с техникой, опять-таки, прорабы, рабочие, специалисты, не на голом месте начинать, ну, а я вложился активами, кредитами, ну, и влиянием, естественно.
— А как добились разрешения? — спросил Марат.
— А легко, — хмыкнул Воздвиженский, — мы в обоснование впихнули, что это в первую очередь не коммерческая тур-гостиница с бассейнами, пляжами да дискотеками, а в первую голову санаторий для чернобыльцев, понимаете? — Евгений Васильевич с выражением поглядел на Повлонского, — такая формулировка понравилась тогда и Хоронько и Козленко, они даже Кушме о нашем строительстве, как о личных своих достижениях докладывали, и Кушма, между прочим, одобрил.
— Козленко, это который в Симферополе? — уточнил Гельбах.
— Точно, — кивнул Воздвиженский, — а Хоронько это замминистра строительства.
— Ну и дальше? — нетерпеливо спросил Повлонский.
— А дальше, развернулись мы на полную ширь, сделали все работы нулевого цикла, решили вопросы врезок и коммуникаций, начали уже коробки возводить, и тут…
— Что? — подняв брови спросил Гельбах.
— И тут начались беспорядки с этими вернувшимися в Крым татарами, — всплеснув руками и хлопнув себя по ляжкам, сказал Воздвиженский.
— Видали мы по телевизору, — сочувственно вздохнув, сказал Глеб, — попал ты, брат.
— Да уж, по полной программе, попал я ребята, — покачав головой, согласился Воздвиженский, — разорили нас с партнерами начисто. Мало того, что сроки все сорвали, а это проблемы с банком, проблемы с кредитом, но еще и чисто материально нас пограбили, они и пилораму нашу раздербанили, и бетонный заводик, и все стройматериалы к чертям.
— А как же страховка? — поинтересовался Гельбах, — ведь банк страхуется от форсмажора?
— Ну, банк меня пока за кредиты не душит, — согласился Евгений Васильевич, — но ведь сама стройка стоит и неизвестно, состоится ли теперь вообще? Ведь там, где должны были быть пляж и гостиница, там теперь сарайчики этих татар, что они из моего же материала построили, они ведь теперь там понимаете ли — живут!
— Ну, и те же Хоронько с Козленко послали тебя на три русских буквы! — ухмыльнулся Гельбах.
— Как ты догадался? — сокрушенно покачал головой Воздвиженский, — естественно, послали.
— И что теперь ты собираешься делать? — спросил Марат.
— Собираюсь вложиться оставшимися у меня средствами в будущую власть, чтобы с приходом новой выбранной администрации, не только вернуть отобранное, но и завершить мое начатое дело, — твердо и решительно подвел итог Евгений Васильевич.
— Ну, и на кого ты собираешься поставить? — наливая еще по одной, поинтересовался Марат.
— Думал, вы мне подскажете, — дипломатично ответил Воздвиженский, — за тем и приехал.
— Мы подскажем, — не сговариваясь, дуэтом в голос сказали Повлонский с Гельбахом и рассмеялись переглянувшись.
— Давай, вылетай в Киев, — почти крикнул Воздвиженский в трубку, хотя связь с Торонто работала преотлично и не было никакой необходимости кричать или вообще повышать голос. Ксендзюк на том конце эфира в своей далекой Канаде все распрекрасно слышал.
— Что? Есть зацепка по нашим делам? — поинтересовался Павло.
— Ты что там, жрешь что ли? — снова недовольно заорал Воздвиженский, — чего там? Жуёшь?
— Сало с борщом жру, — засмеявшись, подтвердил Кссендзюк, — я зараз, тильки борщ з салом доїм і відразу негайно поїду в аеропорт летіти до Києва как дожру, так до аеропорту пиду, и вилету.
— Хватит глумиться, — уже более спокойно сказал Воздвиженский, — я согласен на все твои авантюры с этими консервами, мне деньги нужны.
— Усим гроши трэба, — хмыкнул Ксендзюк.
— Ну, так прилетишь? — спросил Воздвиженский.
— Прилечу, жди, — ответил друг.
11
Жіночі аксесуари «Бюстье» це різноманітний вибір бюстгальтерів на грудях будь-якої форми і будь-якого розміру. Аксесуари «Бюстье» це самі кращі подарунки вашим жінкам.
Любіть себе, купуйте в «Бюстье».
В последнюю пятницу каждого месяца Николай аккуратно навещал своего бывшего шефа Владимира Семеновича Колею. Кстати говоря, понятие «бывший» в системе госбезопасности как таковое отсутствует, и как не бывает для «конторы» «бывших сотрудников КГБ», так не существует для настоящих гэ-бистов и «бывших шефов». Генерал, под началом которого ты вырос от старшего лейтенанта до подполковника, на всю жизнь останется для тебя неким вторым отцом. И даже более, чем отцом, потому как если в гражданской жизни у простых смертных родственные отношения не формализованы никакими регламентами, то вот в спецслужбах помимо уставов и должностных инструкций, есть еще и неписанные правила в отношениях с бывшими сослуживцами. Правила, которые соблюдаются, между прочим, не менее тщательно, чем писанные. И по этим правилам, генерал, вырастивший сотрудника до уровня старшего офицера всю свою жизнь потом до гробовой доски отвечает за своего питомца. Таким образом, по одному из таких негласных правил, раз в месяц Николай ездил к своему «бывшему шефу». Так было заведено еще со времен Семичастного и потом строго соблюдалось во времена Юрия Владимировича Андропова. Так осуществлялась преемственность поколений, так поддерживались традиции органов, так, на таких негласных правилах и на пожизненной ответственности друг за друга держалась сама система «конторских».
Ехать к Владимиру Семеновичу Колее надо было не в центр Киева, а наоборот из центра… Еще с учебы в Омской высшей офицерской школе КГБ СССР, Николай усвоил, что реально действующие штаб-квартиры никогда не устраиваются в знаковых заметных местах. А все эти грозно-парадные официальные здания с их зловещими подъездами и тяжелыми дверьми высотою аж до уровня третьего этажа иной блочной хрущевочки, все эти здания после опыта радиоэлектронных войн конца холодной войны, и главное — после опыта точечных бомбардировок Белграда и Багдада — это чистой воды имиджевая бутафория, за которой скрываются разве что второстепенные по значению технические отделы спецслужб. А мозги… А истинные решения принимаются не в грозных зданиях, облицованных гранитом, а в тихих предместьях, в зеленых зонах, в одноэтажных, скрытых от посторонних глаз густою растительностью, уютных коттеджах.
Так, подъезжая к объекту «Будиночок тещі», не удержав улыбки, Николай вдруг снова вспомнил, как на первом собеседовании, перед тем как послать его в Омск, Владимир Семенович спросил Николая, тогда еще молоденького «кандидата» в сотрудники «конторы», — «а сколько этажей у здания на Лубянской площади»? Вопрос был хитрый и содержал три уловки. Но Николай ответил правильно.
— Вот и приехали, — мысленно сказал себе Николай, когда его «вольво» миновало первый контроль, — сейчас меня батько будет сперва журить, а потом будет кормить.
Но журить Козака Владимир Семенович не стал. Принялся сразу потчевать своего питомца.
— Проходи, Никола, проходи, сынку, давай мы с тобой на веранде чайку из самоварчика, да с вишневым вареньем, — выходя из-за рабочего стола навстречу и ласково обнимая Николая за плечи, низким басом рокотал генерал, — я сам как раз давно проголодался, но завтракать без тебя не стал.
На обращенной в сад открытой веранде, помощники уже накрыли красивый — хоть на сельхозвыставку, стол, где на ручной работы, вышитой украинским узором белой скатерти, вкруг парящего самовара стояли и благоухали вазы с фруктами и всевозможной выпечкой.
— Присаживайся, Никола, снидай с дороги, — добродушным басом доброго отца заботливо рокотал генерал. Однако, Николай знал и помнил, помнил и знал, что генерал Колея может быть и совершенно иным. И что в какой-то нужный момент, его добрый рокочущий, источающий родственное радушие тон, может запросто смениться беспощадным категорическим императивом приказа… И приказа расстрелять, и приказа убить, если того потребуется. Но в том и была специфика их службы и специфика отношений.
— Вы теперь совсем по-украински тут устроились, — обратив внимание на вышитые узорами скатертину и рушники, заметил Козак.
— А я всегда был украинцем, — улыбнулся Колея, — и как бы там ним врали теперь американцы, у нас можно было быть советским офицером и оставаться украинцем по рождению.
— Двойной патриотизм? — почтительно улыбнувшись, как бы уточняя и ищя подтверждения свой мысли, поинтересовался Николай, как ученики ищут у мэтра поддержки и поощрения своей сообразительности.
— Ты имеешь в виду двоемыслие как это было у Оруэлла? — вскинул брови Колея, — не совсем так, потому как если ты и не помнишь этого в силу своей невозможной молодости, то я застал времена, когда и в Политбюро ВКП (б) была мода на рубашки с украинской вышивкой, так что не надо покупаться на дешевки вражеской пропаганды, а вообще, патриотизм-матриотизм… оставь слова журналистам. А мы работники и рыцари не слов, а реальных дел, так ведь? — генерал сощурясь искоса поглядел на Николая и вдруг спросил, — а кстати, ты ведь любишь журналистов? Признайся, чертенок, п