— Он не очень умен и образован, — сказал Клинтон Мадленке Олбрайт, — но он то, что нам надо, он парень с яйцами, он этим украинцам и пикнуть не даст, он их как на родео объездит, и в стойло.
Клинтон сказал, и как это бывает с интеллигентными маменькиными сынками, немного испугался, не обиделась ли Мадленка Олбрайт, ведь она тоже откуда-то оттуда с Украины.
— Я не украинка, — успокоила его Олбрайт, — я из Польши, а вообще, я еврейка.
— Тогда тем более, — с облегчением вздохнув, сказал Клинтон, — присмотритесь к моему протеже, пошлите его к этому Кравчуку.
Хребста Клинтон помнил еще со школы. Джимми славился тем, что за десять баксов мог договориться с любой девчонкой и приводил к ним в школьную гимнастическую раздевалку любых старшеклассниц. За десятку те показывали, а за двадцатку давали потрогать. Причем, как Биллу стало известно от друзей, половину денег Джимми забирал себе и при этом еще бесплатно пользовался прелестями приводимых им старшеклассниц.
— Этот ни нашего, ни своего не упустит, — сказал себе Билл, подписывая верительную грамоту, направляемого им нового посла, — этот им покажет!
Встреча была назначена не в посольстве, а на нейтральной территории, на оперативной явке, которую организовали ребята из ЦРУ.
В Национальной украинской опере имени Тараса Шевченки сегодня давали оперу украинского композитора Петро Чайковского «Черевички».
В городе все знали, как Кушма любит театр и балеринок. Знали в городе и о душевных наклонностях американского посла. Поэтому ничего удивительного в том не было, что машину Ивана Леонидовича, как и лимузин Джимми Хребста могли увидать возле служебного входа в оперу.
Разговор состоялся в уборной одной из актрис.
Иван Леонидович не разумел по английски, а Джэймс Хребст, тем более, не балакал по мове. Говорили через переводчика. Причем, не через двух, как это водится на официальных переговорах, а через одного — через Питера Розенталя — еще более наглого хама, чем сам Джимми Хребст.
У Розенталя была такая гадкая привычка, такой омерзительный хэбит, он переводил все обидные мерзости, что говорил его патрон с такой сволочной улыбкой, что дай Ивану Кушме в этот момент пистолет или автомат — искрошил бы он тогда этого Розенталя в решето!
— Ваши меры безопасности, которые предпринимались, или вообще не предпринимались вашими службами, обеспечивающими секретность миссии, провалились в полную глубокую задницу, мистер президент, — с елейно-наглой улыбкой переводил Розенталь, — ваши службы безопасности настолько же малоэффективны, насколько и жадны до денег, нам известно, сколько генерал Васюк стребовал с Укр-Транс-Газа, во все времена у нас это называлось не иначе, как рэкет, но мы бы были готовы смотреть на это сквозь пальцы, и простили бы Васюку его шалости, но ведь этот ваш Васюк не обеспечивает главного, зачем он поставлен на контрразведку, он не обеспечил скрытности операции «Афганские Казаки». Его поставили охранять государственные тайны, а он сосредоточил свою деятельность на вульгарном рэкете.
Кушма сглотнул слюну, ему нечего было возразить.
— А может Васюк делится с господином президентом? — ухмыльнулся Розенталь, переводя вопрос своего шефа, — тогда я хочу спросить, что думает господин Кушма о возможности рассмотрения вопроса коррупции на Украине в Госдепе США, где теперь готовится соответствующее слушание?
— В Госдепе было уже слушание по Черномырдину, — сглотнув слюну, ответил Кушма, — и Черномырдину ничего не было, он теперь послом в СНГ.
— А вы не ровняйте себя с Москвой, — зло бросил Хребст, — что прощается Зевсу, то не прощается быку. Розенталь перевел и ехидно улыбнулся.
— А что сделал бык? — недоуменно пожал плечами Кушма, — и кто из нас бык? Я или Черномырдин?
— У вас в вашей партшколе плохо обстояло дело с греческой мифологией, — еще более ехидно переводил Розенталь, — Зевс Европу выебал, а бык её только подвёз на своей спине, понятно?
Кушме было не понятно, но он сглотнул слюну и кивнул, показывая, будто ему все понятно.
— Вобщем, если не обеспечите информационную скрытность по программе Афганского присутствия, мы не ограничимся одними лишь кадровыми перестановками в ваших службах безопасности, мы их просто полностью заменим своими службами. Вам понятно? Но тогда и ваш департамент президентства нам будет ни к чему, — ехидно подытожил Розенталь.
— Тогда я прошу вашего разрешения на самые радикальные действия, — сглатывая слюну, промямлил Кушма.
— Это ваши проблемы, — гадко улыбаясь, сказал Розенталь, — убивайте кого хотите, нам надо только чтобы на нас не подумали.
— Полная жопа, — сказал Кушма, выходя из артистической уборной.
— Полная жопа кому? — переспросил Кобза.
— Тебе и Васюку, — ответил Иван Леонидович и отправился в директорскую ложу, досматривать и дослушивать оперу украинского композитора Чайковского «Черевички».
3
Будиночки в Одеській області від двох до дванадцяти мільйонів гривень. Агентство нерухомості «Сімейний затишок» ваш надійний партнер на ринки нерухомості.
Кортеж двигался сегодня как-то затейливо и замысловато. Вместо того, чтобы сразу свернуть за Театром Юного зрителя и выехать на Грушевского, ведущая машина свернула с Крещатика на Первую Институтскую, потом рванула направо по Садовой, и уже только оттуда, подключив к мигалкам еще и противное покрякивание с сиреной, крутым виражом развернулась ко второму подъезду «Будинка Уряду Украини»*.
— Чего так хитро ехали? — выходя из машины и машинально застегивая нижнюю пуговицу на пиджаке, спросил Янушевич стоявшего за спиной Николая Козака и на всякий случай, вытянувшегося в струнку Сережу Коломийца.
— Там по Грушевского трубу прорвало, мы в объезд, значит, — нервно покашляв в кулак, ответил главный киевский гаишник. Коломиец был из днепропетровских, и по идее своим для Янушевича, но все в окружении премьера знали еще в тюрьме и на зоне сформировавшуюся нелюбовь Виктора Васильевича ко всем ментам, поэтому, Коломиец, хоть и был днепропетровским, но в друзьях у премьера не состоял.
Дом Правительства очень нравился Виктору Васильевичу Янушевичу, и думая наперед о борьбе за президентское кресло, ему было даже жаль в перспективе переехать из этого очень красивого нарядно-белого о двух колонных фасадах внушительного десятиэтажного здания на Грушевского 12, переехать в скромный по его мнению, «дом с химерами» на Банковской.
В лифте, стоя между двумя охранниками, Виктор Васильевич сильнейшим образом расчихался. И чих его унялся уже только когда процессия премьера и сопровождавших его лиц миновала коридор второго этажа и две стоящих анфиладою приёмных, за которыми в двустворчатом проеме открывались глубины кабинета главы правительства.
— Ты скажи своим уродам, чтобы не душились так одеколонами, нахрен, а то у меня от аллергии глаза на лоб едва не повыскакивали, — сказал Янушевич Коле Козаку, кивком головы, приглашая его вместе с ним проследовать в кабинет.
— Простите, Виктор Васильевич, больше не повторится, — сухо ответил Козак, затворяя за собой двери.
В огромном кабинете их было двое. Премьер и его советник по безопасности.
— Так, что там за шум вчера был в Жулянах? — спросил Янушевич, устраиваясь в кресле за своим рабочим столом.
То, что премьер не занял места за столом рабочих переговоров и не преложил своему советнику присесть напротив, а сразу уселся на официальное, так называемое, «тронное» место за премьерский стол, говорило и о плохом настроении шефа, и о предстоящем серьёзном разговоре.
— Вчера бортом из Кандагара в аэропорт Жуляны прибыл «груз 200», и при выезде из аэропорта, колонна была остановлена журналистами.
— А какой дурак распорядился сажать самолет в Жулянах? — издевательски исподлобья поглядев на Козака, спросил Янушевич, вы бы еще в Борисполь этот транспорт посадили, да стали бы разгружать в международном терминале, где туристы и прочая сволочь…
— Меры приняты, следующий борт направляем на военный аэродром «Коломыя» под Ивано-Франковском, — бесстрастно ответил Козак.
— Почему вы все хохлы такие идиоты? — изобразив беспомощность и разочарование, патетически воскликнул Янушевич, — почему сразу нельзя было посадить борт в Луцке?
— Я не хохол, Виктор Васильевич, я природный запорожский казак, — с достоинством отпарировал Козак.
— Ну, да, конечно, — досадливо махнув рукой, буркнул Янушевич, — так давай, запорожец, не облажайся и не обосрись в следующий раз, когда трупы из Афгана принимать будешь, сам понимаешь…
— А может наоборот? — заговорщицки качнув головой, спросил Козак.
— Что наоборот? — не понял Янушевич.
— Может, как раз наоборот, следовало бы дать утечку информации?
В кабинете повисла долгая пауза.
Янушевич задумался, глядя в стол, а Козак все так же стоял в позе покорного ожидания и повиновения, как римский солдат из тринадцатого легиона при входе в шатер консула Красса.
— А зачем нам утечка? — подняв глаза со стола на Козака, нарушил молчание Янушевич.
— Скомпрометируем конкурентов, Виктор Васильевич, переведем стрелки, а вы, как всегда, во всем белом среди этого говна, — с тонкой улыбкой ответил Козак.
— Не пойдет, — коротко ответил Янушевич.
Козаку очень хотелось задать вопрос, «почему не пойдет», но он сдержался и только молча кивнул.
— Ты меня понял? — твердо и холодно глядя в лицо своему советнику спросил Янушевич.
— Отлично вас понял, Виктор Васильевич, — так же твердо ответил Козак, — никаких проколов и никакой утечки.
— Ну, иди, тогда, — вздохнув, сказал Янушевич.
— Есть еще один вопрос, — вскинув подбородок, пробасил Козак, — там одна очень авторитетная московская журналистка просит у вас интервью.
— А почему не через моего пресс-секретаря, а через тебя? — иронически склонив голову набок, спросил Янушевич, — у тебя что? Червонный интерес? Или ты комиссионные с журналисток берешь, а?