скому погрому на стройке, как теперь Вася попал в больницу.
Лечащий доктор долго беседовал с Воздвиженским. Пригласил его в специально отведенную комнату для переговоров «комнату для конфиденциальной передачи взяток врачам», как горько усмехнувшись, про себя, отметил Воздвиженский, усадил там прибитого горем отца на диван и долго рассказывал о Васином состоянии.
— Понимаете, — начал врач, — с точки зрения чисто физического состояния вашего сына, у нас опасений нет, ну, выпил лишнего на свадьбе, ну, упал в воду, такое бывает… Мы его под капельницами подержали, почистили… Но дело в том, что он не наш пациент, понимаете! Он с суицидальным синдромом, его надо в специализированную псих-лечебницу, в стационар.
— Что вы такое говорите! — возмутился Евгений Васильевич.
— Да вы еще ничего не знаете, — закуривая, отмахнулся доктор, — ваш сын тут задал нашим сестричкам перцу, устроил им веселенькую ночь, его привязывать к койке пришлось, он капельницу разбил и осколком стекла себе вену на руке разрезал, вот что!
— Какой ужас, — Евгений Васильевич машинально прикрыл рот рукой, — какой ужас.
— Сейчас мы его прокололи немножко седуксантами, но это только купирует синдром суицида, только приостанавливает, так что, сына вашего надо переводить в специальную клинику.
— Никуда его пока не надо переводить, — сказал Евгений Васильевич и достав из кармана конверт с наличкой, протянул его врачу.
Вася лежал совсем-совсем бледный. Лицо его почти сливалось с подушкой.
— Он спит, — прошептала дежурная сестричка, — мы ему каждые три часа делаем успокоительные уколы и ставим капельницы, так что он почти все время спит.
— Ну, пусть поспит, — сказал Евгений Васильевич, я тут рядом с ним посижу. И прежде чем сестрица вышла, он положил ей в карман халата банкноту в сто долларов.
— Спасибочки, — сказала сестричка и выскользнула из палаты.
Сипитый позвонил, сказал, что дела с татарами — совсем «хана».
— Тут такое творится, братка, мне лучше делать отсюда ноги, здесь просто опасно оставаться, нашей стройки уже фактичеки нет, все что можно было украсть, разворовать и разгромить, уже украдено, разворовано и разгромлено татарами. Целый их поселок «Нахаловка» из нашего с тобой кирпича и цемента построен, так что, братка, вместо санатория, мы, почитай, татарский поселок с тобой им нахаляву подарили….
Воздвиженский и сам понимал, что «хана»…
Он только утром слушал по Радио Свобода, как выступали лидеры крымских татар, эти председатель меджлиса Тимур Керимов и лидер курултая Айдер Мустафаев и они все стрелки теперь переводили на президента Юрия Ильченко, мол это он виноват в том, как ведут себя татары, мол у них были предварительные соглашения, по которым Ильченко однозначно обещал татарскому народу автономию, а он их не выполнил, так что с татарских лидеров теперь и взятки гладки, и нечего с них требовать, чтобы они призвали своих людей к порядку, мол это надо президента Ильченко призвать к тому, чтобы он выполнял обещанное.
— Значит, во всем виноват Ильченко, — сам себе сказал Воздвиженский, — значит, это он мне стройку разворовал и растащил…
Денег не было. Бизнес окончательно рухнул…
Но жизнь устроена таким образом, что даже падая на дно самого глубокого колодца, мы не подозреваем о том, что дно может быть так глубоко. И упав очень и очень низко, мы даже не можем представить себе, что это еще не самый нижний этаж, и что можно упасть еще и еще ниже. А насколько ниже, знает только Бог.
Самая печальная… Нет, даже самая страшная новость пришла из Одесского порта. Туда пришли контейнеры с салом из Канады от Ксендзюка, и во время растаможки у санитарных инспекторов возникли, мягко говоря, вопросы…
— Как это просроченное сало? — кричал Воздвиженский в трубку, — как это 44-го года продукт? Этого не может быть!
Позвонидл Ксендзюку в Канаду. Но ни в офисе, ни на мобильном ответа не было. Ксендзюк оборвал все контакты.
И вдруг, одним разом, под диафрагмой, или «под ложечкой», как говорили в детстве, у Воздвиженского ощутимо возникла какая то страшная пугающая пустота.
— Он что? — сам себя вслух спросил Воздвиженский, — он что? Он меня кинул на деньги что ли? Ну, неужели так вульгарно кинул?
Теперь нужно было ехать в Одессу и что-то решать с грузом мясных консервов. Потому что каждый час аренды складских помещений грозил новыми геометрически растущими убытками.
Да, какими там уже убытками!
Воздвиженский был весь в минусе… Даже если продать свою еще не до конца пропитую печень с почками на пересадку органов, то ему уже никогда не рассчитаться с кредиторами, никогда.
Ему стало страшно.
Но чтобы как-то унять этот страх, Воздвиженский все-же нашел в себе остаток сил, чтобы поехать в Одессу. Потому как за делом не так страшно. Если что-то делаешь, то уже меньше боишься.
В Одессу Воздвиженский взял с собой и Сипитого.
Все равно там в Крыму в Бахчисарае, после всех погромов Володьке делать нечего — разве только самому себе на задницу приключений искать?
Прибыв в Одессу, сразу выехали в порт.
— Пропустить ваши просроченные консервы мы не можем, — сказал главный санитарный врач, похожий на артиста Моргунова в роли Бывалого, — существуют санитарные нормы на сроки годности продуктов питания, а здесь даже уму не постижимо, откуда они только взялись эти консервы «Lyard»? Это же поставки ленд-лиза 44-го 45-го годов? Вы по чем их там в Канаде брали?
— По цене новых брали, вот платежки и вот счет-фактура, — ответил Воздвиженский, кладя на стол документы.
— Ну, все равно, вы получатель груза, вы несете ответственность, — сказал Бывалый-Моргунов, — отправляйте груз назад, мы не можем держать на пирсе ваши контейнеры.
В разговор еще вмешался и коммерческий директор порта, прям под стать Морнунову, очень напоминавший артиста Пуговкина в роли Яшки-Артеллириста из Свадьбы в Малиновке, — забирайте ваши контейнеры к чертовой матери, каждый лишний час простоя сто баксов за один контейнер, понятно?
Воздвиженский был почти в отчаянии, но хорошо, что он взял с собой Вовку Сипитого, хладнокровие друга и спасло ситуацию.
— Пойдем-ка, выйдем-ка, поговорим-посоветуемся, — обняв друга за талию, сказал Сипитый, видя, что Евгений уже в полу-обморочном состоянии и не отвечает ни за себя, ни за свои слова и поступки, — мы с приятелем сейчас тайм-аут возьмем, — сказал Сипитый Моргунову с Пуговкиным, выводя Евгения Воздвиженского.
— Стой тут и никуда не уходи, — сказал Сипитый другу, — я сейчас все в пять минут без тебя решу.
И решил.
— Какова была цена вопроса? — спросил потом Воздвиженский, когда уже на утро они с Сипитым закончив погрузку контейнеров, провожали груз из порта.
— Это уже мое дело, друг, — хлопнув Воздвиженского по плечу, — ответил Сипитый, — будешь мне немного должен потом…
И рассмеявшись, добавил, — когда это американское сало втюхаешь кому-нибудь там…
И еще, всю дорогу назад, в купе поезда Одесса-Киев, они пили «Немировскую на бруньках» и закусывая консервированным салом Lyard 44 года, взятого с собой, в качестве «товарного образца», они пели свои старые афганские песни…
«Будет дембель, друг, и у нас с тобой, домой, домой, домой, домой, повезет нас самолет….»
42
Ночь с 30-го сентября на 1-ое октября Алла провела на ногах. На своих усталых ножках. И провела она эту совершенно бессонную ночь в пресс-центре Укр-Центр-Избиркома.
— Ну что? Как тут у вас? — поинтересовался забредший сюда к четырем утра московский коллега Аллы Саша Клеймгольц из Российских Новостей, — у вас тут что? Ни бесплатного кофе, ни бесплатных бутербродов не дают?
— А где дают? — устало поинтересовалась Алла.
Глаза ее лихорадочно блестели, азарт подсчета первых результатов охватил всех здесь присутствующих, да и материалы она перегоняла по бесплатному Интернету каждый час, чтобы ребята в редакции могли отслеживать объективную динамику.
— А вот в Фонде гражданских свобод Бориса Березуцкого, там и кофе, и чай зеленый, и бутерброды бесплатные, — похвастался Саша, — я как раз оттуда.
— Сытый голодного не разумеет, — буркнула Алла и снова уставилась на цветное электронное табло, на котором каждые четверть часа менялись цифры предварительных результатов по системе Гас-Выборы.
— А как ты-то туда к Березуцкому попал? — спросила Алла, принимая из рук Саши Клеймгольца заботливо предложенный бутерброд с колбасой.
— А я по специальному гранту, — ответил Саша, — фонд еще пол-года назад начал давать гранты за правильное освещение результатов выборов.
— И что? Много Березуцкий платит? — спросила Алла, острыми голодными зубками откусывая сразу добрую половину от фондовского бутера.
— Много-немного, а вернусь в Москву, новую машину куплю, — хвастливо ответил Саша. Он был заметно пьян. Видимо, в фонде гражданских свобод помимо бутербродов, еще и наливали.
Алла доела бутерброд и двумя пальчиками принялась шпарить по клавиатуре своего ноутбука:
«Центризбирком Украины закончил предварительный подсчет протоколов по системе Гас-выборы, на досрочных выборах в Верховную Раду, состоявшихся 30 сентября. По данным ЦИК, размещенным на сайте комиссии, в новый украинский парламент проходят пять политических сил. Лидером становится Партия регионов, которая набирает 34 % голосов избирателей. За ней следует Блок Юлии Тимоченко (30 %), на третьЕм месте блок „Наша Украина — Народная самооборона“ (14 или 15 %). Также в Раду проходит Компартия Украины (6 %) и Блок Литвина (4 %). Не поддержали ни одного кандидата 3 % проголосовавших. В выборах приняли участие 62,38 % избирателей. Так как ни одна из политических сил не может претендовать на 226 депутатских мандатов в новой Раде (всего в парламенте 450 мест), сейчас идут активные консультации по созданию коалиции».
Непрерывный лихорадочный марафон Аллочкиных пальчиков по клавишам ноубука был прерван лишь телефонным звонком на ее мобильный.