— Да нет, живая… — вздохнул дед, — вон, ведро из-под неё выносил. Раз гадит, значит живая. Закон жизни! — и он поднял указательный палец вверх.
— В коме, что ли? — предположил я, хотя с трудом представлял себе содержание человека в таком состоянии в этих казематах.
— Ну, можно и так сказать, — кивнул дед, — в коме. В постоянной отключке, короче. Как хотите, называйте.
— И зачем же Воланд её здесь держит? — спросил я.
— А вот этого никто не знает, — понизив голос, видимо, по привычке при обсуждении этой табуированной темы, сказал дед, — по крайней мере, я так думаю. Никто не знает, но для Воланда она очень важна почему-то. Так важна, что он может убить любого, кто хоть спрашивать об этом будет… эх, раньше еду сюда носила одна женщина хорошая… поварихой работала там, у Воланда. Так вот с ней можно было при случае немного поговорить, новости какие-нибудь узнать. Но потом пропала она, теперь другая ходит, да ещё и с охранником в капюшоне. Теперь не поговоришь вообще. Что интересно с той стало? — и дед задумался, видимо, вспоминая ту женщину.
— И как же она существует в бессознательном состоянии? Там что, медицинское оборудование, капельницы какие-то установлены? — спросил я, — человек ведь без специального ухода в коме долго не может находиться!
— Иди ты! — махнул на меня рукой старик, — распята голышом цепями на каменной стене! Вот и всё медицинское оборудование. Внизу ставлю ведро, чтобы то, что из неё выходит, выносить можно было. И кормлю один раз в день кашкой с ложечки. Вот и весь медицинский уход. Кашку она проглатывает, это фактически единственное, что может делать.
— Охренеть! — сказал я потрясённо, — если она ему так важна, то зачем же он с ней так поступает?
— Это у него надо спросить, — серьёзно сказал старик, — я, что могу, для неё делаю. Сначала жалко было девку, аж сердце каждый раз сжималось, когда её видел. Но потом привык, и теперь уже она для меня как часть жизни. Рутинная обязанность по уходу.
— А почему именно вас приставили за ней ухаживать, а не женщину какую-нибудь? — спросила Маша, которую видно тревожил сам факт, что беззащитная девушка находится под присмотром мужчины.
— Это же не просто присмотр, это же и для меня наказание за непокорность, — сказал дед, — тут же никто не думал сделать так, чтобы было как лучше. Тут наоборот. И меня наказали, и её тоже за что-то видимо. Наказать-то наказали, но жить она почему-то должна, пусть и вот так. А может быть, для Воланда именно так и надо. Может быть, для него это и есть идеальный вариант.
— А как вас зовут? — вдруг спросила Маша.
— Вам имя или прозвище? — спросил дед.
— Всё равно, как вам привычнее и удобнее, — сказал я.
— Я это, — немного смутился дед, — мне бы прозвище было лучше. Тут ведь какое дело… я же огненный маг! И вроде как сильный… был… — дед неожиданно загрустил, но тут же спохватился, — так вот, когда способность эта у меня проявилась… а ведь поначалу это же как цирк был, кто чего научился делать, всем тут же начинали показывать… это потом уже проблемы начались и всё в тартарары полетело… да… — и дед погрузился в свои мысли, видимо, вспоминая былую жизнь.
— Ну, вы огненный маг, — напомнил ему я, — и что?
— А то, — встрепенулся дед, — что молодёжь во дворе моего дома, когда об этом узнала, то дали мне прозвище: Фаер! Огонь значит по-английски… вроде бы…
— Ну да, — поддержал его я.
— Ну вот, мне это дюже понравилось тогда. Они-то надо мной шутили, даже издевались немного. Деда Фаером называть. Я понимал, но мне всё равно нравилось. Так и закрепилось. Если будете меня Фаер звать, буду благодарен. Меня уже давно так никто не называет, это напомнит мне о былых временах. А имя… да шут с ним, с именем! Оно осталось в прошлом, в старом мире, которого больше нет. А я дед Фаер!
— Фаер так Фаер, — сказал я, — как скажете, так и будет. Ваше имя, это ваше дело.
— И давайте на ты, а том когда вы мне выкаете, я почему-то неуютно себя чувствую, — сказал дед.
— Мы из уважения к возрасту! — попыталась оправдаться Маша.
— Да чего его уважать? — удивился дед, — возраст он и есть возраст. В общем, можете считать меня старым маразматиком, но говорите мне «ты Фаер».
Я подумал, что на самом деле деду то тыкал, то выкал, так и не определившись до конца как к нему обращаться. Но он сам расставил все точки.
— Ну, так что там с узницей, Фаер? История закончена или ещё нет? — спросил я.
Старик расплылся в улыбке из-за того, что я сразу же начал называть его, как он просит.
— Да вроде всё рассказал, что знал… — задумался он, — как будто ничего не забыл.
— Тогда покажи нам её, и мы попробуем вернуть тебе твой дар, — сказал я.
— Легче лёгкого, — сказал дед, воодушевившись, — идёмте за мной! — и он бодрой походкой зашагал по коридору, весело размахивая помойным ведром.
За время разговора с нами он понемногу оживал, а когда мы узнали его прозвище и тут же начали им пользоваться, так и вообще как будто сбросил лет десять. Он, конечно, был старым, но, видимо, не таким, как показалось нам с первого взгляда. Психология! Человек угасал в униженном заточении, но стоило только поговорить с нормальными людьми, которые отнеслись к нему с уважением, так сразу буквально преобразился и помолодел.
Шли мы не очень долго, и, судя по изгибу коридора, он был круговым. А в центре, как вскоре оказалось, и находился этот каземат Воланда.
Из кругового коридора в центр был только один проход. Заканчивался он в круглом зале, и по бокам имел ещё несколько входов в небольшие помещения. Там хранились продукты, и жил Фаер.
В центральном круглом зале, вдоль стен, стояли большие каменные параллелепипеды. То ли саркофаги, то ли каменные нары, то ли что-то ещё, но размером были как раз под человека. И было их двенадцать штук, шесть с одной стороны, и шесть с другой. А прямо напротив входа, на стене была распята девушка. Растянута на цепях звездой. Голова её свешивалась на грудь, длинные волосы закрывали лицо и переднюю часть тела.
То, что это девушка, вообще-то, сразу понять было трудно. Ну да, мужские первичные половые признаки отсутствовали, но это ведь дело такое… мало ли что могло произойти? И мы по умолчанию считали её девушкой, потому что её Фаер так назвал.
Всё её тело было тёмно-коричневого цвета, и кожа имела какую-то странную структуру. Как будто бы она вся была покрыта древесной корой. Мы подошли поближе, чтобы лучше рассмотреть.
Фаер нас опередил, подбежал, поставил на пол ведро и пододвинул его ногой под девушку.
— За чистотой надо следить! — сказал он, — а то давно бы уже в дерьме утонули здесь.
— Это грязь на ней, что ли, такая? — спросила Маша, имея в виду её кожу.
— Нет, не грязь, — покачал головой Фаер, — это кожа у неё такая. Я её протираю мокрой тряпкой через день. В гигиенических целях, — на всякий случай добавил он, чтобы мы не подумали чего не того. Но подумать такое было сложно, потому что девушка, мягко говоря, не выглядела привлекательной… да и живой тоже.
— А сколько она уже так висит? — спросила слегка дрожащим голосом Маша, на которую увиденное произвело сильное впечатление, — разве можно долго прожить в таком положении?
— Я когда сюда попал, думал, со дня на день окочурится, — сказал Фаер, — но нет. Жива до сих пор, и вообще не меняется. Какой была сначала, такой и осталась. Магия, не иначе!
— Фаер, ты же не очень стремишься свои обязанности надсмотрщика хорошо исполнять? — спросил я.
— Ты что имеешь в виду? — напрягся дед.
— Хочу снять её с цепей, — сказал я, — не знаю, чем ей это может помочь, скорее всего, ничем, но неправильно всё это. Не должно так быть.
— Да снимай, мне-то что! — искренне сказал Фаер, — я бы, может, и сам давно её страдалицу снял, только вот не по силам мне это. А если ты смогёшь, то сними, я против не буду. А насчёт того, что отвечать за это придётся, так ты вспомни, о чём я вас в первую очередь попросил!
— Это да, но спросить всё же надо было, — сказал я, — сейчас её снимем, а потом и тебе дар попробуем вернуть. А потом делай что захочешь.
— Теперь у меня на первый план выходит желание Воланда убить. Если получится дар вернуть, то такой шанс появится. Небольшой, но появится. С удовольствием рискну! Пусть это будет и последнее, что я сделаю в своей жизни, — сказал Фаер, — умру, так сказать, в бою!
И когда он это произнёс, плечи у него расправились ещё сильнее, в глазах блеснул решительный огонёк.
Я с уважением кивнул. Хороший дед, попавший в сложную ситуацию… впрочем, как и мы, как и многие другие… и, похоже, как и эта девушка, с которой сотворили что-то непонятное и содержат теперь в нечеловеческих условиях.
— Воланд заслужил смерть, — сказал я, — думаю, скоро уже выстроится очередь из тех, кто хотел бы его убить!
— Чур, я первый! — поднял руку Фаер, — мне по возрасту положено!
— Не возражаю! — сказал я, — для нас это не главная задача. Для начала мы хотим отсюда выбраться живыми, а потом уже будем думать, что делать и с Воландом, и с этим местом.
Я направился к висящей девушке, чтобы понять, как её лучше снять. Осмотрев крепления, я составил последовательность действий.
— Так, значит, сначала освобождаем ей ноги, — сказал я, — Мань, потом ты садишься мне на шею и освобождаешь сначала одну руку, потом вторую. Так просто мы не дотянемся нормально.
— Интересно посмотреть, как вы будете это делать! — сказал Фаер и уселся на один из каменных саркофагов.
— Ноги я могу сам освободить, — сказал я.
— Нет, давай по одной, — сказала Маша, — я же ещё не пробовала это заклинание с полным потенциалом.
— Давай! — кивнул я, — потренируешься. Можешь обе ноги сама освободить.
— Думаю, одной вполне хватит, сказала Маша, — но ты постой рядом, подстрахуй, придержи ей ногу.
— Хорошо, — сказал я, отодвигая ведро, чтобы оно не мешало.
Маша присела возле места, где кандалы обхватывали ногу девушки. Положив руки на железо, кинетик закрыла глаза и применила заклинание. Для нас, правда, это не имело никакого внешнего эффекта. Но я по Машиному виду понял, что она уже закончила.