— Кто так поспешно удирает, люди? — спросил амирспасалар у встречных сельчан.
— А это наиб Юсуф из Какаваберда бежит, парон-джан! — охотно отвечали крестьяне. — Выгнали его сюникцы, без оружия, только коней отдали… Юсуф-то оказался не дураком, на все условия согласился, лишь бы живым остаться. Вон смотри, какую пыль на дороге поднял! Поди, и ветру не догнать его теперь…
С грохотом неслись бурые воды Аракса по пограничному ущелью, между красными скалами. К амирспасалару подъехал Вачутян. Молодой военачальник отличился при взятии Амберда и вел большую конную дружину, набранную из жителей области Ниг.
— Когда переправу назначишь, государь? И прошу тебя, пусти меня с моими храбрецами передовой частью! — воскликнул Вачутян.
Захарий отрицательно покачал головой:
— Нет, Ваче, мы не перейдем реку, хоть и впереди земли армянские — древний Артаз, Васпуракан. Не время идти нам на юг, надо закреплять победу. Не забывай, за плечами Мансура, что в Хлате владычествует, стоит конница румского султана!..
Не замедлил прибыть Гош в освобожденный Ани. Старого монаха с почестями встречали в воротах Вышгорода, правитель уже ждал его в парадном зале. Горячо обняв и благословив Захария, Гош поздравил его с великой победой. Потом почтительно вопросил:
— Как поступить ныне соизволишь, Закарэ? По «закону крови» все армянские области, освобожденные твоей десницей, твоими владениями должны считаться, и ты полновластным правителем Армении становишься! Восстановишь ли древний престол Багратуни и возложишь на себя царскую корону?
— Нет, я этого не сделаю, отче, — ответил Захарий.
Гош с недоумением воззрился на питомца:
— Но кто тебе противоборствовать может? Вся сила обоих царств ныне в твоих могучих руках! И разве не течет у тебя в жилах кровь васпураканских царей — Арцрунидов?
Захарий пожал широкими плечами:
— Никто и не собирается оспаривать мои права, отче! Царица Тамар — великий друг нашего дома, безмерным доверием облекла меня и братьев. Владения наши от Шамхора до Джавахети тянутся. Но разве не клялся я до последнего вздоха защищать покой царства Тамар? И могу ли оставить ее одну, глаз на глаз, со своевольными князьями картлийскими? Впрочем, дело не только в этом…
— Но как давно мечтают армяне о восстановлении древнего царства своего! — перебил его Гош.
— Понимаю и сочувствую благородным чаяниям народа! Но еще рано нам об этом помышлять. Пойми меня, отче Мхитар, узел неразъемный Кавказ наш и окружен враждебными, иноплеменными царствами. Как сговориться с их алчными и свирепыми властителями? Ведь только силу признают султаны и эмиры. Однако не часто плечом к плечу выступали наши народы против общего врага. А сейчас в братском союзе они. И если я отдам в другие руки постоянное войско — гвардию, кипчакские и аланские полки, как смогу одними моими лорийцами и удерживать в повиновении своевольных князей и отражать врагов? Прославленную армянскую конницу растеряли мы после падения дома Багратуни. Ее надо еще восстанавливать! А это не простое дело, немало времени и денег потребует. Великое наследие оставили цари Давид и грозный Георгий, и надобно мне иметь в руках все их могучее войско…
Внезапно помрачнев, Захарий продолжал:
— Как военный человек, прямо тебе скажу, отче Мхитар, на недобром месте расположена наша Армения! Хуже и не придумаешь… прямо на путях кочевников из восточных пустынь. А кругом — мусульманское море! Всегда зарятся войнолюбивые скотоводы на наши летние тучные пастбища, всегда стремятся урвать себе кусок от страны армянской… Как она еще существует на белом свете! Вот и ныне, отвоевал я у сельджуков земли всех трех царств армянских Багратуни и Сюник в придачу. А все равно остаются в руках неверных остальные наши царства и области! В Хлате мальчишка Мансур Мухаммед нагло титулует себя «шах-и-армен»[4]… А за ним стоит на рубежах бесчисленная огузская конница и грозится новым вторжением султан Рума! Откуда помощи нам ждать? В Палестине сарацины бьют франгские войска, трудновато приходится и царю Левону в Киликии. А великая земля рузикская стонет в княжеских неурядицах…
Оторвавшись от дум, старый монах откликнулся на последние слова:
— Помнишь, Закарэ, я тебе рассказывал, что за два года до нашествия султана Алп-Арслана множество анийцев со своей конницей ушло от греческого владычества по приглашению князя рузикского Изяслава в Киев, для совместной борьбы с кочевниками?
— Помню, отче. От великой нужды ушли тогда анийцы из отчизны, не дело покидать родную землю! — хмуро ответил Захарий. — Еще скажу — малорадостно встретили меня отцы церкви в Ани. А надо бы, хоть для прилику… Ведь палец о палец не ударили Барсег и его присные для освобождения столицы Армении, говорят, даже к смирению в проповедях призывали. И на прием в Вышгороде епископ не явился, больным сказался. Это как же? Я им не Гагик-царь, которого предали грекам патриарх бесчестный вместе с изменником Вест-Саргисом, везде мои люди будут управлять!..
Гош задумался: «Еще в Древнем Египте не ладили с царями жрецы и часто захватывали верховную власть. Всегда спорят с пастырями мирские правители, на мечи свои полагаясь. Но за пастырями стоит сам Господь!» И ничего не ответил питомцу наставник. А тот закончил беседу следующими словами:
— Все-таки, по требованию народа, придется Барсегу провозгласить меня в соборе «шаханшахом» как преемника власти и титула анийских Багратуни. Однако коронование мое на царство не состоится, не дал я на это согласия! А как укреплюсь я в Ани да армянскую конницу во всей былой славе восстановлю, — обрушусь с божьей помощью на юг! И не будет мне ни сна, ни покоя до той поры, пока Армению Великую — державу наших предков — в прежних пределах не восстановлю! А тогда и о древней короне царя царей помыслить нам дозволено будет…
Глава II. АШХЕН УХОДИТ
Необычно людно в харчевне на рынке. Не протолкнуться в тесном помещении. Духота. Держа в руках рога и кубки с пивом и вином, с жаром обсуждают анийцы действия нового правителя.
— Всех толстосумов вызвал во дворец! Чтоб народ не прижимали… Тиграну Оненцу пригрозил взысканием строгим, если ломщиков в каменоломнях своих прижимать будет.
— Подумаешь, испугался Оненц! Да разве старую лисицу поймаешь с поличным?
— По воскресеньям отдых в городе установил, торговлю в этот день запретил…
— Чистый убыток для нас, мелких торговцев! Когда торговать, как не в воскресенье, когда все люди свободны от работы?
— Приказ строгий отдал — доставить со своего завода много меди для медников Ани…
— Конечно, по самой высокой цене! — не унимался противник.
— Видно, кум Погос, загорелось тебе медь задаром получать, а?
— Больше всего кузнецам повезло — пятьсот тяжелых плугов заказал шаханшах для своих владений!
— Своего дядю Васака амиром города назначил!
— А то твоего дядю, что ли, назначит? Ха!
— Папенцу, значит, по шапке дали? Толстосумам нашим это может не понравиться…
— Ничего, ворон ворону глаз не выклюет!
Кюрех сидел за столом вместе с мастером Галустом и его братом, сбоку примостился Абгар — спасенный Петросом рамик. Он уже работал в кузнице на мехах.
— Чему народ радуется? — хмуро спросил Петрос. — Не все ли равно, кто господин? Мы ведь с Галустом из Хожорни, знаем, какие там управители у великого ишхана!..
Как бы в ответ заговорил за соседним столом человек в крестьянской одежде, с изможденным лицом:
— Да, в княжеских владениях снова стали прикреплять шинаканов к земле! Нельзя больше уходить по своей воле, как рабов привязывают к своим имениям ишханы… и если какой землепашец вздумает убежать, хоть через десять лет поймают, силой вернут владельцу. Исчезают свободные шинаканы!
— А все потому, что, как бараны, господам подчиняются! — сквозь зубы процедил Петрос.
— Верно, — раздался сзади негромкий голос. К столу подсел каменщик Хорен. — Гиена ест мертвых, а лев — живых. Воров наказывают ишханы, а сами грабят народ втрое больше!
Кюрех насупил брови. Он недолюбливал этого ширакаванца, который недолго работал в артели Галуста. Работником Хорен оказался неважным, и Галуст не взял его с собой в странствования. Оставшись в Ани без работы, Хорен занялся воровством… Однажды на рынке его поймали с поличным. Хорошо проучив палками, торговцы свели его на церковный суд. Неожиданно настоятель кафедрального собора его освободил из тюрьмы. До этого тер-Аристакес имел долгую беседу с ширакаванцем. Всего этого, конечно, не знал оружейный мастер, но начинал подозревать, что неспроста ширакаванец снова подружился с Галустом, угощал в харчевнях его и Кюреха (деньги завелись — наследство какого дяди?!). И речи вел всегда зажигательные…
Галуст с тревогой глядел на брата. «Придется Петросу уходить из Ани. Беда, если увидит его княжеский управитель, шутить не станет, сразу в цепи его закуют и в Хожорни отправят как беглеца…»
Шум и крики в харчевне достигли высшего предела. В дверях показался пожилой горожанин, радостно выкликая:
— Анийцы, все идите на соборную площадь! Слушайте глашатая. Шаханшах отменил на два года налоги!
Все посетители бросились к выходу. Поднялся и Кюрех с озабоченным лицом и вышел с друзьями из харчевни.
Много поработали царские зодчие над величием Ани. В вершине городского треугольника возвышался Вышгород, с огромным царским дворцом. Здесь и внутри старого города теснились шесть церквей да усадьбы городской знати. От Вышгорода к Главным воротам вела широкая улица. Над плоскими крышами города высились громада кафедрального собора, храм царя Гагика, остроконечные купола других церквей, минареты мечетей; темнели массы дворцов Пахлавуни, Абелхариба и других анийских вельмож. В центральной части города в небо врезалась многоярусная восьмигранная башня, подчеркивая художественное единство Ани. Величественный дворец был приспособлен к великолепному образу жизни анийских властелинов. Огромное двухэтажное строение из цветного туфа было разделено длинным коридором на две части. В первом этаже северной половины размещались крестообразный зал, караульное помещение, дворцовая тюрьма, баня и прочие службы, в южной — жилые покои и дворцовая церковь. Плоская крыша служила верандой. «Золоченые покои» армянских Багратуни славились на всем Востоке. Особенно поражал посетителей восточный базиличный зал с расписанными червонным-золотом и яркими красками стенами и фризами. Северо-западный зал (самый обширный) был обращен в сторону Гагикова храма. Северо-восточный третий зал был орнаментован гипсовыми плитками с изображениями цветов и зверей.