— Ты останешься? — спросила она, ее голос был неуверенным и робким.
Всегда.
— Я сейчас приду.
Как только за ней закрылась дверь, воздвигая барьер между нами, я перевел взгляд на доктора.
— Я не буду держаться в стороне от нее.
— Да. Вы совершенно ясно дали это понять.
— Я не причиню ей боль.
Он вздохнул, признавая поражение.
— Я знаю это, Эдди. Ты и твоя семья — хорошие люди. Дело не в тебе.
— Во мне. — Я тихо выругался. — Я тоже часть этого.
Доктор ущипнул себя за переносицу.
— У нее тяжелый случай амнезии. Тот вид, возникающий в результате травмы.
— Ее память вернется? — Я должен был знать.
— Я не могу прогнозировать это.
Я подошел ближе, понижая голос.
— Вы думаете, это она?
— Ты знаешь, что нет, — ответил он печально.
— Но это возможно? — давил я. Я, вероятно, был последним человеком в этом городе, на этой планете, который отказывался терять надежду.
Он не хотел говорить этого, но не мог лгать. Не мне. Не самому себе. Черт, весь город судачил об этом и строил догадки.
— Есть несколько сходств, и возраст кажется подходящим.
— И тот факт, что никто не пришел за ней.
Я заберу ее. Заберу ее прямо сейчас.
— Не возлагай надежд, сынок. — Доктор Бэк положил руку мне на плечо. — Даже если и существует какой-то ничтожный шанс, что это она, она уже не тот человек. И никогда не будет.
Я не мог это слушать. Не хотел.
Я развернулся, чтобы войти в ее палату, но доктор Бэк меня остановил.
— Ты не можешь сказать ей, не сейчас. Она хрупкая. Ее разум все еще примиряется с новой реальностью. Слишком многое может навредить ей.
Разочарование нахлынуло на меня. Я хотел пойти и излить ей душу. Рассказать ей обо всем и надеяться, что узнавание заблестит в ее глазах.
Я не мог.
Подобные действия, слова, бурлящие внутри меня, могут осквернить ее. Ей нужен был друг. Кто-то, кто будет рядом с ней. Без всякого давления на кого-то, кем она являлась сейчас, без упоминания ее прошлой жизни.
Я не знал, как сделать это, но и не мог оставаться в стороне.
Моя голова качнулась вперед.
— Я могу сделать это. Я ничего не скажу.
— Успокой ее. Будь ее другом. Не торопись. При любых признаках возвращения памяти немедленно звони мне.
Я кивнул.
Доктор Бэк двинулся, чтобы уйти. Я схватил его за запястье.
— Насколько, эм… насколько плохо все было для нее?
Его глаза потемнели, а рот сжался в напряженную линию.
— Ты имеешь виду то, что вызвало полную диссоциацию?
Я снова согласно кивнул.
— Жестоко, очень жестоко… — Он остановился и покачал головой.
— Что? — надавил я.
— Настолько жестоко, что, возможно, будет лучше, если память никогда к ней не вернется.
Глава 6
Амнезия
Меньше всего я ожидала, что попаду в объятия темноволосого, голубоглазого мужчины с ямочками на щеках.
Не то чтобы я действительно чего-то ждала. Имею в виду, это все, что у меня было. Ничего.
Я думала, что мужчина, который нашел меня, вероятно, был рыбаком или кем-то постарше… менее привлекательным.
Полагаю, было еще кое-что, что я могла бы добавить к моему постоянно растущему списку черт характера. Мне нравились мужчины. Точнее, я находила одного из них особенно привлекательным.
Эдди был привлекательным, и я не могла отрицать этого. Красив настолько, что заполнил ту мрачную тишину в моем сознании. Его лицо являлось именно тем, о чем я могла подумать, когда ничего другого не оставалось. Синева его глаз ошеломляла, напоминая небо солнечным летним днем. Цвет глаз подчеркивали черные, длинные ресницы и волосы, такие темные, что навевали мне мысли о полуночи. Они были густыми и кучерявыми, слегка непослушными, ниспадая на лоб и уши. Мне также в нем понравился подбородок, его сила и четкость линий. Готова поспорить, что, если бы Эдди рассердился и напряг его, это заставило бы все в моем животе перевернуться.
И он был высоким. Очень высоким. Мне приходилось запрокидывать голову, чтобы изучить его. Когда я чуть не упала, а он внезапно оказался рядом, я почувствовала тепло его кожи, каким живым он ощущался, даже беспорядочное биение его сердца.
Устраиваясь на своей кровати, я удивлялась своим мыслям. Меня поразило, как энергично все крутится в моем сознании; как, обратив внимание на простые детали о ком-то, оживали те части меня, которые, как я думала, исчезли. Это давало мне надежду. Надежду на то, что, может быть, я не настолько потеряна, как все предполагали.
Конечно, если я подозревала, что изгиб мужской челюсти заставит в животе все дрожать, если понимала, что летнее небо голубое, а полночное небо — черное, тогда во мне зарыто гораздо больше.
Верно?
Я понятия не имела. То, о чем я думала, могло считаться общеизвестным, от чего мой мозг не посчитал необходимым избавиться. Я была подавлена, и это смущало меня. Я прошла несколько футов вниз по коридору, черт возьми. Увидела одного человека. Одного. И все же я здесь, дрожала в своей постели, будто увидела приведение, пытаясь понять смысл жизни.
Дверь медленно открылась. Эдди просунул свою темную кудрявую голову внутрь, немного растопив мое беспокойство. Достаточно, чтобы я смогла дышать.
— Я по-прежнему нужен здесь? — спросил он.
Я кивнула.
Мне понравилось, что он, зайдя внутрь, не позволил тяжелой двери захлопнуться. Вместо этого Эдди проскользнул в палату, обернулся и тихо прикрыл дверь за собой. Мой взгляд не отпускал его, даже когда он повернулся. Эдди был худым и длинным. Широкоплечим, пропорционально его росту. Мужчина был одет в пару выцветших джинсов, которые протерлись на краях, будто он носил их не первый год и редко надевал обувь, отчего они постоянно волочились по земле.
Его рубашка была темно-синей, а на спине было написано белыми буквами «Генерал Лох». Я понятия не имела, что это такое. Также на ней было изображено что-то похожее на Лох-несское чудовище. На ногах — простые белые с синими полосками по бокам кроссовки.
Он проигнорировал раскладную табуретку, которой пользовались все доктора, и вместо этого потянулся к стулу у стены и подтащил его к кровати. Выглядело это так, будто он планировал остаться здесь на какое-то время. Стул прочнее, чем табуретка. С тяжелым вздохом он присел, облокотился и закинул ноги на край моей кровати.
— Твоя обувь грязная, — сообщила я, взглянув на подошву.
Он издал легкий смешок и усмехнулся. У него оказалась своенравная усмешка, которая говорила о том, что ему почти все сходило с рук. Эдди спустил ноги с одеяла и устроил представление, скидывая со своих ног кроссовки. Которые, упав на плитку, издали резкий звук. После этого его ноги вернулись на кровать уже в белых носках.
— Лучше? — спросил он, ничуть не беспокоясь об этом.
Я разок кивнула.
— Намного.
Он снова улыбнулся, и хоть я ничего о нем и не знала, но поняла, что искра в его глазах — это что-то редкое. Что-то чистое.
— Ну и как они с тобой тут обращаются? Как еда?
У меня тяжелая форма амнезии. Эдди вытащил меня из озера наполовину мертвой. Очевидно, что он ждал почти три месяца моего пробуждения. И сейчас его первый вопрос о еде?
— Мне не с чем сравнивать. — Я похлопала себя по голове и пожала плечами. — Конечно, я думаю, снаружи должно быть что-то лучше, чем суп и «Джелло».
— Смотря какое, — небрежно заметил он, складывая руки на груди. — Это красное или голубое «Джелло»?
Уголки моих губ изогнулись вверх. Я не привыкла к такому. Но подыграла ему. Это было даже приятно.
— Зеленое.
— Это просто неприемлемо! — сказал он в притворном негодовании. Сев ближе, его ноги в носках соскочили с кровати. — Как смеют они подавать что-то настолько противное!
Я издала звук. Это был смех. Я смеялась. Теперь я знала, как это звучит.
— Но нет ничего хуже банана, который они пытались заставить меня съесть, — добавила я, прикрывая свой рот рукой, словно стеснялась быть счастливой.
Глаза Эдди загорелись весельем, но он покачал головой и нахмурился.
— Зеленое «Джелло» и фрукты? Я выскажу свое мнение первой попавшейся медсестре.
Я высунула язык. Даже мысль об этой кашицеобразной желтой штуке вызывала во мне отвращение.
Эдди хихикнул, и мысли о еде улетучились из моей головы. Мы долго смотрели друг на друга. Воздух вокруг нас, казалось, сжался или, может, мою кожу на мгновение стянуло. Реальность разрушила наше веселье, и множество вопросов в моем сознании выплыли на поверхность.
— Где я нахожусь, в смысле, в каком штате? — тихо спросила я.
Эдди удивленно вскинул брови.
— Тебе никто не сказал?
Я скорчила гримасу.
— Они практически ничего мне не сказали. Они думают, что я слишком хрупкая.
Его ноги вернулись на матрас, когда он откинулся на спинку стула.
— Ты через многое прошла.
— Ничего из этого я не могу вспомнить.
Могла ли я позволить себе грустить о вещах, которые не могла вспомнить? Я знала, что не пострадала… но было тяжело испытывать эти чувства.
— Ты действительно ничего не помнишь? — Эдди внимательно посмотрел на меня.
Я не знала почему, но каждый раз, когда мужчина смотрел на меня, я чувствовала, будто он что-то ищет. Кроме того, как я могла расстраиваться, если не имела ни малейшего представления о том, что происходит на самом деле? Все, что у меня было, это кусочки… кусочки не очень привлекательной картинки, но похоже, мне нужно куда больше, прежде чем все встанет на свои места.
И снова я погрузилась в себя, — к своему пустому разуму и пустому миру, пытаясь вспомнить хоть малейшую деталь о себе. Что-нибудь. Но не смогла.
— Ничего.
— Даже меня? — спросил он, его голос был менее расслабленный, чем до этого. Как будто Эдди знал, что ему не следует спрашивать об этом, но не смог совладать с собой.
— С чего бы мне тебя помнить? Я должна?