— Формула амулета для воздушной стены первой категории. Быстрей, Орешкина. Я не намерен тратить на вас всё время до конца занятия.
Кровь нервно вскипела, заставляя проснуться. Я споро принялась выводить на доске формулы, которые так и сыпались из декана, словно мука из дырявого пакета. Каждый раз, стоило закончить формулу правильно, цепочка рун загоралась неярким голубым светом и таяла, оставляя чистую доску и лёгкий запах озона. Профессор хмурился всё сильнее и сильнее. Интересно, чего он добивается? Все эти формулы я зубрила как «Отче наш», потому что месье Дюран с первого дня моего пребывания в Аконской академии люто меня невзлюбил, стараясь завалить по поводу и без. Мне же ошибаться ну никак нельзя. Если я вылечу на пересдачу, следом за мной вылетит Мишка, причём вообще и навсегда. И плакал тогда мой диплом.
— Формула амулета молнии пятого класса, — бесстрастной скороговоркой произнес гадский декан. — А теперь его же, но построение цепочки на базе листа Мебиуса. Хорошо. А теперь вариант этого же амулета, но уже совместимый для подключения в стандартное гнездо станка.
Выжав из себя десятка два различных формул, мозги порядком вскипели, адреналин же закончился. Лицо мастера Дюрана, наконец, просияло:
— Плохо, Елизавета! — вдруг назвал он меня по имени.
Подойдя чуть ли не вплотную, мечта студенток уставился на меня сверху вниз, приподняв одну идеальную бровь. Под его взглядом я поёжилась и сделалась ещё ниже, хотя куда уж там? В своей обуви на плоской удобной подошве я и так едва достигала ему до середины груди.
— Стыдно, мадемуазель Орешкина, допускать подобную оплошность! — превосходство и непонятная радость от допущенной мною ошибки так и сквозили в его словах.
Дюран протянул руку, в которую я тут же вложила указку, и стремительным жестом подправил руническую вязь, отчего цепочка знаков сразу же засветилась голубоватым отблеском и пропала.
— Вернитесь на место, Елизавета. В среду жду вас после последнего занятия. Пока не сдадите все формулы, к зачёту не допущу!
Вот чего он ко мне прицепился? Чем из всего потока ему так не понравилась именно я? Пока я ползла на своё место, оглядела остальных студентов и из мешанины злорадных и сочувствующих взглядов, выхватила-таки наглую Мишкину ухмылку. Его явно забавляла расправа именно надо мной. Хотелось кого-нибудь прибить. Мишу, декана, сокурсников. Ну или хотя бы всех разок ударить, чтобы не ухмылялись так злорадно.
— Надеюсь, во время позора мадемуазель Орешкиной у вас была возможность повторить конспект, потому что я решил устроить вам небольшой срез знаний. Прошу вас письменно ответить на следующие вопросы…
Я бегом ринулась к своему месту. Так, наш профессор в ударе. Если сейчас и самостоятельную завалю — не пересдавать пошлют, а отчислят не дожидаясь сессии. Поэтому, давай-ка ты, гордость, заползай куда подальше, обида — иди на… Короче, тоже подальше, а вот память не подведи, ибо мастер Дюран не повторит вопроса дважды: не запомнил/не услышал/не понял — твои проблемы. За пропущенный и потому не отвеченный вопрос — минус автоматом. Учитывая, что мне и за себя и за Мишку, дубину эту стоеросовую, отдуваться, надо срочно напрячься и собраться. Пускай в данный момент я чувствую себя растерзанной быком красной тряпкой.
Пока я шла на место и приходила в себя после устроенной мне трёпки за доской, благополучно прохлопала ушами первый вопрос. С надеждой я обернулась и умоляюще посмотрела на сидевшего позади меня Базиля. Щуплый шатен с простодушными коровьими глазами лягушачье-зелёного оттенка с самого первого дня относился ко мне довольно хорошо. Хотя возможно это поскольку он отчаянно стеснялся девушек, а я вела себя с ним спокойно, разговаривала и не обращала внимания на то, что временами Базиль даже при мне начинал волноваться и мямлить. Друзьями мы не стали, несмотря на приятельские отношения, проскальзывало в нём что-то холодное, неприятное. Коренной уроженец Шатодена и сын весьма состоятельных родителей, в глубине души он всё равно относился к нищебродке вроде меня свысока. Но иногда мы обедали вместе в столовой и помогали друг другу по учебе. Не подвёл меня приятель и сейчас. Покосившись на Дюрана, он быстро развернул ко мне листок с вопросом, и я впилась глазами в текст. Уловив суть записи, я развернулась было обратно, но черно-фиолетовое пятно, выросшего перед глазами профессора заставило закатить глаза от безнадежности: он вообще отстанет от меня сегодня?! Когда только подойти успел? Сейчас еще и в списывании обвинит. И попробуй докажи ему, что просто вопрос прослушала.
Но месье Дюран поступил намного хуже! Этот зараза присел на скамью рядом со мной, уперся локтями в парту и принялся беззастенчиво пялиться на то, как я пишу ответ на его вопрос. Под его пристальным «рентгеновским» взглядом рука не слушалась, дрожала, а ручка так и норовила допустить глупейшую грамматическую ошибку в самых простейших словах. И ладно бы этот гад просто сидел. Он же ещё и смотрел, а мне требовалось Мишке ответы передать! Я быстро строчила слова, боковым зрением следя за приставучим преподавателем. Вот он переменил позу, сложив ногу на ногу, полуобернулся ко мне и стал откровенно рассматривать мой профиль. Я скорее почувствовала направление его взгляда, чем увидела, глаза непроизвольно опустились на вырез блузки. Мои уши начали гореть, словно их хорошенько надрали: верхняя пуговица случайно расстегнулась. Нет, особой катастрофы не случилось, ибо богатством какого-нибудь телевизионного секс-символа я не обладала, скорее даже наоборот. И лифчик в «углубившийся» вырез блузки вроде бы не выглядывал. Или выглядывал? Но профессор вроде как не на вырез этот дурацкий пялился, а следил, чтобы не списывала? И что делать? Не при нем же застегиваться! Да вроде ничего там и не видно… В груди всё равно запылал жаркий комок, краснота начала подниматься от ключиц и потихоньку доползла до щек.
— Следующий вопрос… — на всю аудиторию начал диктовать Дюран.
Ведь видит, зараза, что отвечать на предыдущее задание я не закончила. Закусив от отчаяния губу и свободной рукой сжав так некстати раскрывшийся воротник блузки, я оставила немного места и принялась записывать второй вопрос. А профессор Дюран, как бы невзначай, придвинулся ко мне еще ближе. Его баритон мягко перекатывался, и выступай Дюран на сцене оперного театра — цены бы ему не было. Сейчас же голос бесил, а его владельца хотелось чем-нибудь заткнуть. Словно назло мне профессор диктовал так быстро, что нужно было или слушать, или записывать. Вдобавок ненавязчивый приятный запах профессорского одеколона отвлекал и почему-то вызывал в голове мысли, что мужчина-то Дюран вполне привлекательный. Я надавала себе мысленных оплеух: ещё не хватало пополнить список дур-воздыхательниц. А также вылететь из Академии, потому что это самый простой способ замять скандал «преподаватель-студентка в одной постели». Мысленные оплеухи помогали так себе, и голова кружилась всё сильнее. То ли в одеколоне была какая-то магическая добавка привлекать девушек, то ли сказывался хронический недосып. Иначе не объяснить, почему я сейчас рядом с ним прямо таки вижу большую и мягкую двуспальную кровать.
Тут я поймала откровенно злой Мишкин взгляд, и пикантные глупости про профессора разом вылетели из головы. Я еле заметно повела плечом, как бы спрашивая: каким образом я через два ряда смогу передать шпаргалку с ответами, тем более под носом у преподавателя? Ему-то Дюран ничего не сделает, максимум пару дополнительных домашних заданий даст, на выходные и в воспитательных целях — знаем, проходили уже. Похоже, никто на факультете так и не догадался, кто на самом деле учится за себя и того парня, то бишь за Мишку. А вот у меня уже только что образовалось одно предупреждение от самого декана. И пока его не отработаю, лучше не отсвечивать.
— Что там у вас, Самохин? — встрепенулся декан, встал и подался на два ряда выше.
Ура, теперь рослая Мишкина фигура перекрывала его взгляд в мою сторону. Не теряя ни секунды, я легонько повернулась, якобы чтобы достать из сумки запасную ручку. Воротник от этого распахнулся совсем уж неприлично — потому я зажала его свободной рукой. Краем глаза убедившись, что месье Дюран меня не видит, протянула руку назад к Базилю, сложила три пальца щепотью и потерла их между собой. Приятель сообразил всё правильно, через несколько мгновений в его руке оказался чистый лист, мгновенно скользнувший на мою парту. Я тут же специально разработанным почерком — две недели тренировалась, чтобы вышло непохоже на мой — принялась строчить второй экземпляр ответов уже для Мишки. Попутно жарко молилась, чтобы этот баран не набедокурил раньше времени. Христианство на Листе Бретей не прижилось, зато тут есть куча своих богов. Может хоть кто-то из них да будет ко мне сегодня благосклонен? Если профессор поймает Мишку на списывании, то все мои старания насмарку, как и мечта отоспаться в выходной.
— Жажда замучила? — тем временем насмешливо поинтересовался месье Дюран. Никак таблетки антипохмелина засек? Или перегара хватило? — Может, вам ещё огурчик солёный достать с селёдочкой? Я правильно вспомнил обычаи на вашем Листе? Не стесняйтесь, Самохин! Мы тут всего лишь самостоятельную пишем. Можете вообще прилечь, после бурной-то ночи выспаться надо.
Я не ослышалась? Он решил и Мишку в кои-то веки поругать? Очень мило с его стороны. Только бы мой «золотой мальчик» смолчал. Препирательство с преподавателями никогда и ни к чему хорошему не приводило. По гробовой тишине в аудитории поняла, что Мишка всё-таки решил проявить мудрость и сдержать характер.
— Время вышло!
Тёмно-фиолетовое пятно вновь закрыло обзор. Я так и застыла на месте преступления: едва вывела внизу листа фамилию: «Самохин»! Вот дурочка, нет бы подождать несколько секунд… Ой, что сейчас будет! Как нашкодивший щенок я подняла глаза на источник медового голоса. Месье Дюран внимательно рассматривал моё лицо, потом его взгляд медленно спустился до моих губ — при этом их словно кипятком ошпарило, а потом пополз дальше. Еще секунда — и до листка доберется! Семь демонов греха и главный Безумия… Или как правильно тут говорят? Совсем без потайных мыслей, злого умы