та. Или забыл, что сам привел меня сюда?
– У меня дежурство на башне. – Кит нарушил тягостное молчание. – Давай без глупостей.
Не знаю, к кому относилась последняя фраза – ко мне или Хейдену. В данный момент Кита злили едва ли не все обитатели лагеря. Кит и Дакс ушли. Я осталась с Докком и Хейденом. Жаль, что Докк не согласился оставить меня в лазарете. Его хотя бы не раздражало мое присутствие.
С губ Хейдена сорвался тяжелый вздох. Его рука вновь застряла в волосах.
– Ну что, идем, – буркнул он, вперившись в меня.
Я собралась возразить, но раздумала. Попытка встать со стола, где я сидела, вновь напомнила о раненой ноге. Она едва не подкосилась, приняв на себя тяжесть тела, но я устояла, схватившись за край стола. Хейдена как будто подменили. Он не шагнул мне навстречу и не поддержал. Я поглубже вдохнула и сосредоточилась на раненой ноге, сохранявшей странную одеревенелость. Лекарство Докка продолжало действовать. Не болит, и на том спасибо.
Стиснув зубы, я доковыляла до Хейдена. Он следил за мной нахмурившись. Я старалась дышать ровно, шаг за шагом приближаясь к нему. Хейден двинулся к выходу, махнув мне, чтобы шла за ним.
– Благодарю вас, – неожиданно для себя произнесла я, обернувшись к Докку.
Он неторопливо кивнул, наградив меня подобием улыбки. У остальных обитателей лагеря я вызывала лишь хмурые гримасы.
– Не стоит благодарности, девочка, – все тем же низким, сочным голосом ответил врач.
Я кивнула ему на прощание и похромала вслед за Хейденом. Он открыл дверь, даже не удостоверившись, иду ли я за ним. К моему удивлению, снаружи было темно. Получается, я провела в лазарете весь день.
Я тащилась за Хейденом, разглядывая его широкую спину. Напряжение этого дня несколько ссутулило ее. Он был пропорционально сложен и хорошо развит физически, но никак не гора мышц. Широкоплечий, худощавый. Мышцы рельефно проступали под одеждой. Через какое-то время я мотнула головой, заставив себя оторвать взгляд от спины Хейдена и посмотреть на лагерь. В Блэкуинге я никогда не была, только на подступах, в задних рядах храбрых грейстоунских налетчиков, пытавшихся сюда проникнуть. Все попытки оканчивались неудачей.
Мы добрались до центра лагеря. Постройки тут были побольше и попрочнее многочисленных лачуг. Лачуги веером расходились отсюда во все стороны. Людей в это время было не много, но те, что попадались навстречу, при виде меня испытывали замешательство. На их лицах читалось недоверие, а чаще – ненависть. Я была не просто незнакомкой. Чужачкой, той, кому ни в коем случае нельзя доверять.
Миновав центр лагеря, мы свернули в сторону и оказались среди сплошных лачужек. В их окнах горели свечи и керосиновые лампы, и островки тусклого света дотягивались до дорожки. Я продолжала молча рассматривать лагерь. Надо же, я попала в Блэкуинг. Эта мысль до сих пор вызывала шок.
Возле одной хижины мой взгляд привлек старик с жидкими седыми волосами. Глядя, как я хромаю вслед за Хейденом, он презрительно сощурился. Я ответила ему тем же. Тогда старик шагнул в мою сторону. Поза у него была угрожающая. Я пошла быстрее, стараясь держаться поближе к Хейдену и подальше от старика. Тот не отставал и почти догнал меня.
– На твоем месте я бы возвратился в дом, – вдруг произнес Хейден.
Его голос звучал жестко. Глаза сердито смотрели на старика. Хейден схватил меня за руку и отодвинул, встав между мною и стариком. Тот что-то прорычал, однако повернулся и побрел к себе.
– Спасибо, – буркнула я.
Я и в нынешнем состоянии легко справилась бы с этим озлобленным старикашкой. Одного удара ребром по горлу вполне хватило бы. Но я находилась в чужом лагере, и такое поведение, да еще на глазах у Хейдена, только усугубило бы мое положение.
– Постарайся не отставать, – сухо ответил он.
Пройдя еще немного, Хейден круто свернул влево и остановился перед хижиной, которая была чуть больше соседних. Толкнул дверь. Внутри было темным-темно. Скудный свет из окрестных окон сюда не проникал. Хейден держал дверь открытой. Прислонившись к косяку, он ждал, когда я войду.
Я вошла и через пару шагов остановилась, чтобы ничего не задеть. Хейден шумно захлопнул дверь. Тьма стала кромешной. Сердце у меня снова заколотилось. Чертовски неуютно, когда ты оказываешься впотьмах, один на один с чужаком. По сути, с врагом. Я не видела Хейдена, но ощущала его движения. Потом в углу чиркнула спичка. Он зажег свечу, от которой зажег еще две или три.
Жилище Хейдена имело весьма простое убранство, что меня совсем не удивило. Кровать, кушетка, обеденный стол, письменный стол и комод. Ничего лишнего, никаких безделушек. Вся мебель была добыта в городе, причем давно. В другом конце комнаты виднелась еще одна дверь, плотно закрытая.
Хейден повернулся и подошел ко мне. Колеблющееся пламя свечи в его руке придавало лицу странный, жутковатый вид. Свечу он поставил на кофейный столик, возле моих колен. Столик был завален бумагами. Казалось, Хейден проводил немало времени, сидя на кушетке и просматривая эти бумаги. Сейчас он быстро собрал их в стопку и запихнул в ящик письменного стола.
– Спать можешь на кушетке, – угрюмо произнес он.
Подойдя к кровати, Хейден швырнул мне сложенное одеяло. Поймав одеяло, я осмотрела дряхлую кушетку. Она была обита шершавой коричневой тканью. От старости в ней виднелась вмятина, но все лучше, чем спать на полу.
Хейден присел на краешек кровати и принялся расшнуровывать ботинки. Я стоя смотрела на него. Все, что сегодня случилось со мною, далеко выходило за границы реального. Схлопотать пулю в бедро, оказаться во вражеском лагере, где эту пулю вынули, а рану умело зашили… попасть на ночлег в хижину совершенно незнакомого парня.
– Не боишься, что я убью тебя во сне? – спросила я, следя за его движениями.
Хейден выпрямился, неспешно скинул ботинки и только тогда ответил:
– Нет.
– Почему не боишься? – спросила я, опускаясь на кушетку.
Под тяжестью моего тела она просела еще глубже.
– А что тебе это даст? Убив меня, ты не выберешься отсюда живой, – спокойно ответил он, словно для него такое было вполне очевидным.
Что ж, в логике ему не откажешь.
– Встречный вопрос: ты-то сама не боишься, что я тебя убью? – спросил он, с любопытством посмотрев на меня.
Я удивилась не вопросу. Меня немного шокировало, когда он встал и, ухватив рубашку за воротник, сбросил ее через голову. Затем он принялся снимать джинсы. Тут я не выдержала и отвела взгляд. Правда, я успела хорошенько рассмотреть его длинное, слегка загорелое туловище, которое до сих пор видела скрытым одеждой. Слегка покраснев, я уперла глаза в пол.
– Нет, – запоздало ответила я, смутившись, что он раздевается передо мной.
Скрипнул ящик комода, зашелестела ткань. Когда я снова подняла глаза, Хейден уже стоял в шортах, но с голым торсом. Весьма крепким, привлекательным торсом. Только сейчас я заметила татуировку на его левой руке и еще несколько узоров на груди. Как ему это удалось?
– Почему нет? – допытывался Хейден, возвращая мне мои же вопросы.
Я могла дико ошибаться, но кажется, мое смущение его забавляло.
– Иначе зачем бы ты столько со мной возился?
Узнать характер человека так быстро нельзя. Но кое-что я все же сумела понять. Хейден не хотел быть передо мной в долгу. Ни в чем. Он не убьет меня потому, что я не убила его. Похоже, мой ответ произвел на него впечатление. Он сел на кровать. Удивительно, как это до сих пор он не велел мне заткнуться.
– Кто ты? – спросила я, когда его молчание затянулось.
– Хейден.
– Ты ведь понял суть моего вопроса, – не отставала я. – В вашем лагере ты занимаешь важное положение.
– Что ты подразумеваешь под словом «важное»?
Как ловко он ушел от ответа!
– Люди в вашем лагере… они ведь слушаются тебя. Даже те, кто намного старше.
– И что? – спросил он, знакомым движением выгнув бровь.
– Думаю, тебе знакомо привычное отношение к словам молодежи. Когда тебе чуть за двадцать, тебя и слушать не будут, если только ты не занимаешь важное положение.
Пусть мы с ним выросли в разных лагерях, я подозревала, что эта особенность имела универсальное свойство.
– Если я и занимаю важное положение, это что-то значит? – спросил он.
– Думаю, нет, – пробормотала я.
Я вынырнула из-под его пристального взгляда и улеглась на кушетке, сразу почувствовав, какая она неудобная. Я натянула одеяло, стараясь не замечать жар его глаз. Нежелание отвечать на столь простой вопрос лишь подтвердило догадку, появившуюся у меня ранее. Он входил в круг лагерного командования. Возможно, даже был командиром Блэкуинга. Последнее представлялось мне более чем странным, учитывая его возраст. Мне вспомнился мой отец, Селт, командующий Грейстоуном. Их с Хейденом даже нельзя сравнивать.
Через какое-то время Хейден встал, задул свечу на письменном столе и вторую, возле кровати. Мою он оставил. Хейден стоял рядом. От ощущения его властного присутствия я затаила дыхание. Перехватив мой взгляд, он наклонился ко мне, отчего напряглись мышцы живота.
– Запомни, Грейс: любая твоя уловка окончится смертью, – с убийственным спокойствием предупредил он.
Я удивленно открыла рот. Пухлые губы Хейдена задули последнюю свечу. Хижина погрузилась в темноту. Он почти бесшумно прошел по полу, забрался в кровать. Прошуршало одеяло. В темноте у меня снова забилось сердце. Все, чему меня учили с детства, звенело сейчас сигнальными колоколами. Блокировка хотя бы одного из основных чувств чревата опасными последствиями. Особенно в моем нынешнем положении.
– Ты и в самом деле намерен отпустить меня домой? – тихо спросила я.
Хейден молчал, и я подумала, что он заснул.
– Да, Грейс, – наконец ответил он. – Тогда мы будем квиты.
Боже, только бы его слова оказались правдой. Мне отчаянно хотелось выбраться из этой хижины, из чужого лагеря и вообще из всей этой ситуации. Я хотела вернуться домой, где я всех знала и где меня ждали привычные дела. Мне хотелось надрать братцу задницу за то, что бросил меня. Но пока я в Блэкуинге, все это остается на уровне мечтаний.