– Видите, я есть не хочу и не захочу.
– А почему?
– Потому что я сыт и сытым буду.
– А почему вы раньше ели вместе с нами, я сам видел, как вы проглотили шарик.
– Видите, я это сделал для того, чтобы показать вам, что в нём нет ничего вредного, ядовитого. Признайтесь, ведь вы побоялись бы проглотить его, если бы не видели, что я сделал это первым.
– Да. Признаться, это так. Но чем же вы питаетесь, неужели для себя имеете лучшую, иную пищу, а нам её не даёте. Ведь мы находимся в стране равенства, – сказал я, уязвляя его, будучи уверенным, что он поел что-то более вкусное, более аппетитное. Человек из страны Анархии добродушно рассмеялся.
– Вот какие подозрения! Вот какие подозрения!
– Кроме шуток, в чём же дело? Как и чем вы питаетесь?
– Здесь хотя страна чудес, но жить без питания, думается, невозможно, – сказала женщина.
Человек из страны Анархии перестал смеяться и, обводя всех нас проницательным взором, сказал:
– Напрасно думали у вас, что рот служит для приёма пищи. Вы питаетесь ненормально, поэтому в ваших странах столько дряхлых, преждевременно ослабевших и состарившихся.
– Да как же иначе питаться, как не через рот, ведь все животные так питаются.
– Мало ли что животные так питаются. А растения разве так питаются?
– Да, они питаются листьями, порами-корнями.
– Видите, растения питаются почти всем своим телом, поэтому они так долго живут. Если бы люди питались более нормально, то они жили бы гораздо больше.
– Да как же можно иначе питаться?
– Что за вопрос? Каждая часть тела, скажу вашим языком, каждая клетка питается непосредственно. «Пища» должна быть введена в тело через всю нашу кожу, через каждую пору надо вводить пищу, которую не следовало бы переваривать, а потом огромную часть её выделять. Ведь вы всю вашу жизнь, всю вашу жизненную энергию и огромную часть вашего времени тратили на еду, на разжёвывание пищи, на переваривание и выделение её. Поэтому у вас все такие «сонные», вялые, вечно усталые, люди без энергии, без творчества, без дерзания. Всю вашу жизнь вы утопили в еде, в питье и во сне. У вас не живут, а прозябают.
– Но как же вы питаете всё тело разом? – я никак не пойму.
– Очень просто. Одежда нас питает.
Я вытаращил глаза. Все мы остолбенели.
– Что, что? – закричали мы все, поражённые неописуемым, невоображаемым удивлением.
– Чему вы так удивляетесь?! Научитесь хоть одному неудивлению: в стране Анархии никого ничем не удивишь. Тут нет ничего удивительного или всё здесь одинаково удивительно.
– Но объясните же нам, как это возможно, чтобы одежда питала.
– Очень просто. Присмотритесь к моей одежде. Она покрывает огромную часть моего тела. Она вся пропитана «питательными» элементами, она, одежда, прикасаясь к телу, вводит эти питательные элементы в самое тело.
– И вы всегда сыты?
– Да, я всегда сыт. Никогда не устаю. Вы ненормально питаетесь во всех отношениях. Вы принимаете пищу, известное количество её, в известные, определённые часы, вы как бы затапливаете печку, которая вас греет, пока не остывает, а потом вы опять затапливаете её. Этим вы перегружали ваш желудок. Да и самочувствие не могло быть у вас здоровое, сильное, бодрое. Сейчас же, после приёма пищи, вы слишком сыты, слишком переполнены, потом же по истечении известного времени слишком голодны, опорожнены.
Это, поймите сами, слишком неправильно, слишком нелепо. Питаться надо равномерно, всечасно, постоянно, так же, как и дышать; ведь вы не можете надышаться так, чтобы после оставаться известное время без воздуха. Так обстоит и с едой. Не надо наедаться, напиваться, а надо постоянно планомерно питаться.
– Прекрасно. Но как это делается, как вы этого достигаете?
– Очень просто. Посредством нашей одежды. Одежда, облачение наше нас и питает. Хотя она исполняет и другие работы.
– Вот как! Вот как!
Мы переглянулись, как бы молча посоветовавшись, поверить ему или нет.
– А какие функции она ещё исполняет?
– Ещё некоторые.
– Какие именно?
И мы стали осматривать его костюм. Он казался с виду очень обыкновенным, немного разнящимся от нашего. Только линии кройки более сложные. Притом цвет его был, мне трудно сказать, не то голубой, не то синий, не то фиолетовый, он был особой, своеобразной оттеночной пестроты. И переходы, переливы были такие постепенные, что их с первого взгляда трудно было уловить. На плечах же у него были маленькие складочки, обилие складочек, тщательно симметрично сложенных. Да и по бокам были такие сумочки. Из какой он был материи, тоже трудно сказать: может, из шёлка, но очень тонкого.
– Какие именно функции, спрашиваете? Видите, она, одежда, служит нам и крыльями, чтобы подняться на воздух, и плавниками, чтобы плавать по воде, затем и обувь наша исполняет роль скороходов.
– Как это крылья?
– Очень просто. Вы видите на моих плечах эти складочки; если их разнять, вытянуть, то получается два крыла.
– А ими вы можете летать?
– Разумеется, могу. А то зачем они мне понадобились бы?
– Неужели вы умеете летать как птица?
– Чему вы так удивляетесь?! Это стремление уподобиться птицам жило в человечестве ещё в древности. Ведь и Библия рассказывает про несколько фактов взлетания на небо. Энох взошёл на небо, улетел. Моисей поднялся на небо. Илья пророк унёсся на небо на огненной колеснице.
– Но это ведь легенды, – сказал я.
– Какие легенды? Неужели думаете, что мы с такой сравнительно простой задачей техники не справимся? Было бы смешно, если бы то, что природа может сделать в лице разных птиц, не могла сделать техника. Было бы печально, если бы то, что птица может и умеет, не умел бы человек.
– Итак, вы летаете как птицы?
– Мы летаем лучше птиц, мы мчимся как вихри.
– Не могу этому поверить.
– Я вам покажу.
Не успел он докончить свою фразу, как он, расправив крылья, унёсся вверх, в поднебесье, блеснул издали светлой точкой и исчез в бесконечности выси.
Мы стояли в недоумении.
Не сон ли всё это?!
С другой стороны, ведь это, как выразился человек из страны Анархии, сравнительно «простая техническая задача».
Но это зрелище, исчезновение человека, его улёт, уменье, которое приписывалось в легендах ангелам, нас ввергло в сомнение насчет человечности, человеческого происхождения этого человека. Но мы не успели обменяться между собой недоумёнными, растерянными взглядами, как он уже стоял перед нами, с его человеческой, кроткой, милой, нежной улыбкой, в которой трепетал дух внутренней, духовно-чистой радости.
– Вот я и вернулся.
Он мигом сложил крылья.
– Но это так невероятно!
– Ведь это одно из самых ничтожных изобретений.
– Но я всё-таки не могу мыслить человека крылатым, летателем, – сказал я.
– «Летучий голландец», – сказал юноша.
– Сказок много есть по этому поводу.
– Но ведь это пустяк.
– Сам сознаю, что даже по нашим законам механики это вполне допустимо, но всё же…
– Предрассудок обыкновения. Вы не можете себе представить обыкновенного смертного, не ангела, летающим, порхающим, парящим. У нас здесь, в стране Анархии, вы скоро к этому привыкнете.
– Придётся. А я когда-нибудь научусь этому? – спросил я с горечью.
– И мне хотелось бы так подняться и улететь, – сказал юноша.
– Да, стыдно человеку ползать по земле, как червю, ходить, как четвероногому. Человек, как Бог, житель небес, а не земли.
– А где вы обыкновенно живёте, в какой среде?
– В какой угодно: и в воздухе, в этом бесконечном эфире, на земле, и на воде, и под водой.
– И плавать вы умеете?
– Да я же вам сказал: у меня, у всех нас, есть правила. Мы обогнали природу. И если у вас говорили, что техника, искусство подражают природе, то про нас можно сказать, что природа подражает, учится у техники.
– Как странно!
– Ничего странного. А разве ходить не есть великое искусство? И я более чем уверен, что это открытие. Это открытие было сделано живучим существом.
– Вы, может, скажете, что и жизнь есть открытие?! – сказал я.
– Бесспорно. Само бытие есть открытие, даже более: бытие есть изобретение. Правы были древние, которые учили, что мир, Вселенная, всё сущее является результатом творческого акта. Они гораздо ближе к нам, чем ваше «научное» понимание мира, Вселенной как развивающегося объекта.
– Но всё-таки это так невероятно.
– Что невероятно?
– Что вы умеете летать!
– Но ведь вы видели?
– Что вы умеете плавать!
– Это ведь совсем пустяк. И у вас имеются хорошие пловцы. Но мы в этом достигли совершенства. Кто не умеет летать быстрее и выше орла, плавать лучше кита и мчаться быстрее, легче оленя, тот недостоин имени человека. Венец творения должен быть венцом умения.
– Да, у нас считался хорошим пловцом Байрон.
– Неужели вы умеете и быстро летать по земле?
– Ещё бы.
– Покажите нам.
– Ну, смотрите.
И человек из страны Анархии в один миг исчез, так быстро, невероятно, сказочно быстро он бежал. Через несколько минут он вернулся.
– Знаете ли вы, сколько ваших вёрст я сделал туда и обратно в течение трёх минут?
– Не знаю, – сказал я.
– Не знаю, – сказала женщина.
– Пробуйте отгадать.
– Десять вёрст, – сказал я.
Человек из страны Анархии улыбался.
– Двадцать вёрст, – сказал юноша.
Человек из страны Анархии рассмеялся.
– Тридцать вёрст, – сказал угнетённый народ.
Человек из страны Анархии продолжал смеяться.
– Так скажите же!
– Триста вёрст.
– Да неужели?!
– Да как же вы можете дышать на таком молниеносном лету?
– А как вы дышали, когда мы лихо неслись на лодочке?
– Мы сами не знаем.
– Я ничего особенного не чувствовал, ни головокружения, ни спирания дыхания. Я себя чувствовал, как обыкновенно за столом или на диване, – сказал я.
– Чем это объясняется?
– Не знаю, – ответил я.