– Тут телефоны мои указаны. Увидимся в Алма-Ате.
Попрощались, сделали снимок на память всей компанией. Я и два моих портера спустились в лоджию «Базовый лагерь Мачапучаре». Они накануне обещали найти там других портеров, но здесь – ни души, все закрыто. Эти двое ни за какие деньги идти дальше не хотят. Говорят, им надо возвращаться, наверху осталась группа, и завтра они меня с ними спустят. Я уже думаю: так, двухметровый кусок стропы в рюкзаке есть, сделаю постромки и букреевскую сумку потащу волоком. (Букреев попросил доставить в Катманду его баул. Возможно, в нем были вещи, которые не пригодились в экспедиции. – Прим. авт.) Да нет, глупости… Тропа скользкая, дорогу не знаю, где-нибудь дернусь и с долбаным радикулитом враскорячку останусь – ни вверх ни вниз.
– Давай назад, ребята.
Они – о’кей, раз мы обещанных портеров не нашли, согласны идти назад. А когда поднялись в лагерь, ожидавшая их группа ухнула вместе с портерами вниз. Очевидно, видя ухудшение погоды, они не стали ждать до завтра и поспешили свалить. А мне, похоже, придется заторчать тут еще на несколько дней.
13. XII.97, суббота
В лоджии – ни трекингеров, ни персонала, ни шерпов. Хозяин закрыл кают-компанию и все комнаты, кроме наших двух. Все потопали цепочкой вниз, в сторону «Base Camp Machapuchare», а мы стоим на краю площадки и смотрим им вслед. Букреев ушел к роднику обливаться водой. Я походил вокруг лоджии, пофотографировал окружающие пейзажи. Возвращаюсь и вижу такую картину: Букреев в трусах и кроссовках на босу ногу, но в пуховке и черных очках стоит на куче снега в героической позе на фоне Аннапурны, а Дмитрий снимает его на камеру со штатива. Я не мог удержаться и фыркнул:
– Ну прямо Голливуд!
Толян тут же сбежал, чертыхаясь, а Дима накинулся на меня:
– Кто тебя за язык тянул! Я его еле уговорил в кадр встать, а ты все испортил!
И в самом деле, у Дмитрия основная задача – снимать Анатолия, но тот упорно не хочет позировать, все время бурчит на Диму, когда тот пытается как-то организовать его в кадре, мол, не могу я так, давай сам как-нибудь, лови ракурсы…
Эти трое в 13:00 ушли наверх. Сижу, пытаюсь вспомнить и записать события предыдущих дней. Если в живописи я могу сделать то, что хочу, сосредоточившись на композиции, цвете и прочем, то с писаниной сложнее. Пурба достал откуда-то бутылочку «Челленджера», предложил выпить по глотку. Вчера, когда я был вынужден вернуться, он сказал с тоской во взгляде: «Возьми меня портером…» Мы общаемся с ним на пальцах, но я понял, что ему все тут надоело и он тоже хочет домой. Но если он находится здесь за плату, то, как сказал мне сегодня Букреев: «Ты-то что тут делаешь?»
17:00. Темнеет, пошел снег. Если тропу завалит, кто и когда пробьет ее снизу – неизвестно, и я здесь точно заторчу. Самолет из Катманду в Карачи вылетает только по вторникам. К 16 декабря я уже опоздал, теперь и к 23-му боюсь опоздать. На кафедре отпустили под честное слово на две недели, но обещали прикрыть, если что, еще на одну неделю, а я влетаю уже в целый месяц. Скандал обеспечен.
Погода плохая, портеров нет. Вчерашние что-то про лавинную опасность говорили, что, мол, людей в лоджиях нет до «Гималаи хотел», а это примерно один дневной переход от нашей лоджии вниз, и в одиночку туда соваться что-то не хочется. Наши клаймберы к горе еще и не приступали. Только протопчут подходную тропу, как ее тут же и завалит снегом. Лоджия наша называется «Базовый лагерь Аннапурна» и представляет собой группу из 4–5 сараев со стенами из камней. Кладка из плиточного камня, уложенного без раствора. Кровля из оцинкованного металла со стропилами из брусьев. Комнаты примерно 3х3 метра с окном и дверью. Пол земляной, покрытый циновками. Потолок из листов фанеры. Холодно, конечно, но экзотика; в деревянных деталях – это части стропил и балок, в дверных блоках, в фанере местами узнаешь по цвету и текстуре красное дерево. У нас оно идет на шпон для отделки мебели, а здесь это строительный материал для самых примитивных сараев. Площадка под лоджию небольшая, на краю разрушающейся боковой морены ледника, текущего с Аннапурны.
Вот я стою на гребне морены, у спуска на ледник, где накануне навесили перила. Вглядываюсь в темноту, но фонариков не видно. Переминаюсь мелкими шажочками вдоль гребня, вытоптал площадку размером с автобусную остановку. Внезапно, сквозь темноту и снегопад, снизу проступает темный силуэт и раздается сдавленный крик.
– Это ты, что ли?! – и на площадку вылез Дмитрий. – Фу, черт, напугал меня, я не ожидал тут увидеть кого-то!
– Да ты меня тоже напугал!
Мы смеемся. Дмитрий пришел один. Симоне и Букреева не видно, снег идет и заносит тропу.
14. XII.97, воскресенье
Нашу лоджию занесло под самую крышу. Взял лопату, стал чистить галерею-коридор вдоль комнат. Тропа перестала существовать, и мы с Дмитрием пошли на склон протаптывать ее навстречу Буке и Симоне. Надставили веревку на спуске с морены на ледник еще метров на пятнадцать. Дмитрий говорит:
– Ты оставайся здесь, наверное. Там снегу по пояс! Куда тебе, в твоих джинсах, еще тропу топтать. А ты в Алма-Ате по горам в чем ходишь?
– Вот, в джинсах и хожу, – отвечаю. – Я же не альпинист, для меня Молодежка (вершина высотой 4200 м в Заилийском Алатау) – предел достижимого.
Дмитрий пошел по леднику вверх, я остался на верхней площадке. Смотрю в телевик и не вижу никакого движения. Смотрю на седловинку, где был Корейский лагерь и где у Букреева с Симоне стоит палатка. Внизу, где склон переходит в ледник, в телевик видно конус серого цвета. Похоже на свежий сброс с ледопада. Когда Дмитрий вернулся, я спросил, не по пути ли движения наших друзей появился этот конус?
– Нет, – говорит Дмитрий, – по пути их движения нет ничего опасного, они опытные, не волнуйся. Наверное, они в Корейском лагере.
Было уже поздно, когда Дмитрий снова ушел смотреть – не видно ли фонарей на леднике. Никакого движения нет.
15. XII.97, понедельник
Я выхожу на площадку, в телеобъектив изучаю склоны. На белом фоне видны серые следы грандиозных обрушений сераков на склонах выше Корейского лагеря. К обеду возвращается Соболев и говорит, что следов нет. Пурба, глядя на наши озабоченные лица, ходит с испуганным видом, вместе с нами выходит за лоджию и смотрит на склоны вверх по леднику. Дима, обращая мое внимание на тревожность Пурбы, говорит:
– Он же бывал в высотных экспедициях, знает, чем такие вещи могут заканчиваться… Но я думаю, все будет нормально. Толик опытный, у него чутье особенное. Будем ждать, они должны появиться. После обеда вместе идем к трубе. Это трехсотмиллиметровый объектив на фотоаппарате, но все же лучше, чем ничего. Пошарил по склонам через объектив, говорю Дмитрию, что вижу три точки левее сераков, и расстояние между вершинами этого треугольника медленно меняется. Постепенно становится ясно, что это не обман зрения и движение действительно происходит. Мы облегченно вздыхаем, это наши. Пришли они под вечер, когда до сумерек осталось совсем немного. Букреев говорит Дмитрию:
– Спасибо, что тропу протоптал.
Мы ждем их какое-то время в кухонной комнате на ужин. Заходят оба, Симоне, пританцовывая, радостно приговаривает:
– Татапани-Татапани!
– Этот не залезет… – бурчит себе под нос Букреев.
Садимся ужинать.
– В общем, так, – говорит Толя, – надо погоду ждать, много снега, ковыряться сейчас бесполезно. Мы решили спуститься в джунгли на отдых, в Татапани, там хотспринг такой есть – горячий источник. Отдохнем пару дней и заодно тебя проводим, – обращается он ко мне.
Пурба услышал это, повеселел и тихонечко стал припевать: «Татапани-Татапани! Татапани-Татапани!»
16. XII.97, вторник
Старт в 08:00. Попытались идти по гребню морены, там, где была тропа. Снега действительно почти по пояс, пропахали метров сто и остановились. Командиры посовещались, руками поводили, показывая что-то друг другу, и под прямым углом свернули вправо, круто вниз, в долинку между мореной и стеной Хьюн Чули. И быстро-быстро так погнали. Я к Димке:
– Э-э! Куда!!! Я не хочу, там стена же страшная, там лавина может сойти!
– Уже сошла, – говорит Дмитрий и быстро отправляется за ними.
Делать нечего, не оставаться же здесь, я и чухнул по их следам. Лавина действительно уже сошла со склона Хьюн Чули и плотным снегом забила долинку, до самой лоджии «Базовый лагерь Мачапучаре». По этому плотному снегу мы быстренько добежали до лоджии. Солнце светит вовсю, на крышах – сугробы по полтора метра, с сосулек капает, народу – ни души. Остановились передохнуть, Букреев выдал всем по паре фруктово-шоколадных батончиков. Димка увидел между лоджиями свежие следы диаметром с тарелку и кричит:
– Сноу леопард!!!
Вот как тут в одиночку ходить? Я тащу свой рюкзак, Пурба несет черный букреевский баул, который я должен в Катманду доставить, а сбоку к нему приторочена пачка моих холстов и картонов. Ниже лоджии «Бэйз кэмп Мачапучаре» плоский участок ущелья тоже перекрыт гигантской лавиной. Попытались перейти на другой берег речки, но удобного места нет. Тропу командиры, очевидно, не знают, идем наугад. Пересекаем следы огромных лавин. Прошли какую-то лоджию, у нас на пути – поваленный лавиной лес. Понял, что правильно поступил, когда 12-го не рискнул в одиночку спускаться. С рюкзаком и баулом я бы не пересек эту полосу препятствий из смерзшегося снега и поваленных стволов деревьев. Пару раз грохнулся, поскользнувшись в пластиковых ботинках на бамбуковых стволах. Тропы нет, долго идем наобум, интуитивно выбирая направление. Стали попадаться заросли каких-то фикусов, тоже поваленных снегом, со сломанными стволами. Встретили двоих местных парней, прорубаются сквозь завалы кривыми ножами кукри. Появилась тропа. Светит солнце, тепло, тревога последних дней отступает, настроение улучшается. Я слегка опередил всю компанию. Неожиданно из зарослей появляются трое с рюкзаками, то ли японцы, то ли корейцы. Я громко приветствую их по-русски: