жить в панельной стандартной квартире, пусть и с четырьмя, но довольно тесными комнатами, оказалось куда менее комфортно, чем в огромном загородном доме с множеством комнат и даже с приходящей уборщицей. Здесь все приходилось делать самим.
«Ничего, когда-нибудь она повзрослеет и поймет, зачем я сделала это и что меня подтолкнуло к такому шагу, — думала Инна, вцепившись в руль и глядя перед собой на дорогу. — Мне тоже здесь непросто, но другого выхода все равно не было. И еще неизвестно, как все сложится дальше. Осталось пять лет… и что случится потом, никто не знает».
Пять лет… пять лет относительно спокойной жизни — и, возможно, придется снова что-то решать, как-то приспосабливаться, а то и снова бежать куда глаза глядят — и на этот раз вообще в чужое место.
«Не дай бог… я не выдержу больше, с меня хватило переезда сюда…»
Сына Инна увидела на детской площадке во дворе — он висел на турнике вниз головой рядом с парнишкой в светлых шортах и опустившейся ему на лицо широкой футболке. Они о чем-то болтали, словно не обращая внимания на странное положение своих тел. Няня Дани, пожилая женщина, сидела неподалеку на скамье под тентом и читала книгу, время от времени поднимая голову и проверяя, где ее воспитанник.
— Добрый вечер, Тамара Петровна, — поздоровалась Инна, опускаясь на скамью рядом с няней.
— Уже вернулись, Инна Алексеевна?
— Так уже шестой час.
— Ох ты, а мы загулялись после полдника… Даня, мама приехала! — громко сказала няня, так как мальчики висели на турнике лицами в другую сторону и подошедшую Инну, конечно, не заметили.
Сын выгнулся тоненьким тельцем, исполнил какой-то кульбит и оказался на ногах, подбежал к Инне и обнял за шею:
— Мама! Ты сегодня рано вернулась.
— Нет, Данечка, это мы с тобой загулялись, уже, оказывается, дело к ужину, — сказала няня, закрывая книгу. — Сейчас накормлю вас и домой поеду.
— Зови Никиту ужинать к нам, — предложила Инна, и сын радостно подпрыгнул:
— А можно, мы потом еще поиграем?
— Можно. Только я его маме позвоню, скажу, что он у нас.
— Никита, пойдем к нам! — крикнул Даня, подпрыгивая на одной ноге. — Тамара Петровна на ужин голубцы приготовила!
Мальчики взялись за руки и побежали к подъезду, Инна с няней пошли следом.
— Алина во сколько ушла?
— Да в обед почти. Еле добудилась ее — спала как убитая. Сказала, что ей в ночную смену сегодня.
Инна только головой покачала — дочь не придет ночевать, обставив это как дежурство, но где и с кем заночует на самом деле, останется тайной. Как бороться с этим, Инна не понимала, а совета спросить тоже было не у кого — ну не пожилой же матери признаваться в том, что не можешь справиться с собственной дочерью… Да и к чему ей эти лишние волнения, после смерти отца она и так сильно сдала. Придется выкручиваться самой.
Когда Инна в спальне уже переоделась в домашний костюм, вдруг звякнул телефон, сообщив о пришедшем в мессенджере сообщении.
Она открыла его и замерла. Во вложении оказался снимок белого листка, на котором была набрана странным готическим шрифтом одна фраза: «Не думай, что сможешь убегать и прятаться вечно».
Задрожавшей рукой Инна выключила телефон, села на кровать и обхватила голову.
«Как?! Как это могло произойти? Я же сменила номер! И что теперь делать? Теперь — когда мне казалось, что все закончилось, что можно выдохнуть и продолжать жить дальше! Что уж здесь-то меня точно не найдут… Я же все предусмотрела! Или… не все? Прошло почти три года… и все напрасно, все зря. Они найдут меня — уже нашли…»
— Мама, ну ты где? — раздался звонкий голос сына, и Инна встрепенулась — нет, дети не должны ничего понять, не должны узнать. Она обязана их защитить, обязана — иначе зачем вообще это все?
— Уже иду, — отозвалась она, вставая и делая первый шаг на неслушающихся ногах. — Устала я сегодня, Данечка, день-то операционный…
— Тогда ты поужинай и ложись, ладно? — сын обеспокоенно заглянул ей в глаза и взял за руку. — Я сам посуду уберу и Никиту провожу.
Инна улыбнулась вымученной улыбкой, потрепала мальчика по макушке:
— Ну хорошо, если ты такой взрослый. Тогда отпустим Тамару Петровну после ужина?
— Конечно!
Няня уехала сразу после ужина, Даня вместе с приятелем убрали посуду в посудомойку и скрылись в комнате, включили там игровую приставку. Инна легла на кровать и закрыла глаза. Пришедшее сообщение очень ее испугало, и теперь она мучительно искала выход из создавшейся ситуации, пока та не стала еще более угрожающей.
Снова куда-то переезжать? Это будет уже третий переезд за три с небольшим года, Дане придется снова сменить школу, а он и так с большим трудом привыкает к новому коллективу. Здесь у него друзья, лагерь, секция плавания… Алина совсем отбилась от рук, и, если объявить ей о переезде, вообще непонятно, чем закончится. Оставить ее учиться здесь тоже невозможно — нельзя нагружать этим пожилую маму, а без контроля дочь, конечно, совсем забросит институт и останется без профессии.
«Стоило только однажды… всего лишь один раз совершить то, в чем сомневалась и что делать не хотела, и теперь приходится расплачиваться за это благополучием детей… Если бы вернуть тот день, если бы отмотать назад время… Нет, невозможно, нельзя… Но — теперь-то что делать?»
Инна вот уже два года не думала об этом, и теперь с каждой минутой ей становилось все страшнее. Нет, не за себя — за дочь и сына. За сына даже больше — у мальчика обнаружили сахарный диабет, он вынужден был научиться с этим жить, но Инна не сдавалась, пыталась сделать его жизнь комфортной и почти такой, как у остальных детей. Именно поэтому Даня занимался плаванием и даже поехал в летний лагерь вместе с клубом.
Она взяла с тумбочки телефон и набрала номер Алины.
Дочь не отвечала, Инна повторила звонок несколько раз, но ничего не изменилось, кроме того, что телефон дочери стал недоступен — видимо, устав от трезвона, она просто его отключила.
«В кого она такая? Неужели не понимает, что я волнуюсь? — думала Инна, грызя костяшку указательного пальца. — Неужели это так сложно — снять трубку и сказать, что с тобой все в порядке?»
Она не слышала, как Даня проводил друга, как прошелся по квартире, выключая везде свет и проверяя, не нужно ли что-то убрать, — так всегда делал его отец, педантичный до психоза.
Подобное поведение сына иногда пугало Инну, ей казалось, что у Дани есть все задатки для того, чтобы вырасти копией своего отца, а это было как раз то, чего ей хотелось в последнюю очередь.
Сын на цыпочках вошел в спальню и залез к ней под одеяло, прижался и обнял за шею:
— Ты не спишь?
— Еще рано.
— Ты устала, тебе нужно отдыхать, завтра ведь опять на работу, — совсем по-взрослому вздохнул мальчик, и Инна почувствовала, как у нее щиплет в носу.
— Как дела в лагере?
— Хорошо. Там очень весело, мы в поход собираемся на следующей неделе.
— В поход? — насторожилась Инна. — Впервые слышу.
— Я забыл тебе рассказать, — беспечно отозвался мальчик. — Мы собираемся в поход, будем ночевать в лесу и сами ставить палатки и костер разводить.
Инну почему-то охватило беспокойство. Она вдруг представила, как ее хрупкий мальчик остается в лесу один, как он потерялся, упал с обрыва, обжегся у костра — да мало ли, что может произойти с ребенком во время такого мероприятия, если рядом не будет матери. Кроме того, он должен делать себе инъекции…
— Я не уверена, что могу тебя отпустить.
— Ну мама! — сын сел и уставился ей в лицо. — Как это — не можешь? Все пойдут, а я как же? Мы ведь готовимся, у каждого свое задание! Если я не пойду — кто будет выполнять мои обязанности?
— Даня, я не могу тебя отпустить, ты должен меня понять. Ты еще маленький, ты серьезно болен… — Но мальчик вдруг вскочил и побежал к двери.
— Ты… ты… злая! Я тогда из дома убегу, как Алька! — и он скрылся в своей комнате, громко захлопнув дверь и повернув ключ в замке.
Инна уткнулась лицом в подушку и застонала. Она понимала, почему так происходит — всему виной это сообщение с фотографией, и если бы не это, она даже не подумала бы разговаривать с Даней в таком тоне или что-то ему запрещать. Но слова на листке были такими ужасными, что Инна невольно начала рисовать себе картины одна страшнее другой, в том числе и с участием Алины, и решила перестраховаться.
Ей не пришло в голову, что Даня и в городе находится в опасности, если угрожающий ей человек решится на серьезные действия, — какая защитница из немолодой Тамары Петровны, но сам факт, что здесь она рядом, а в лагере полно других детей, и никто не будет присматривать за ее сыном как-то особенно внимательно, заставил Инну укрепиться в решении не пустить Даню в поход. И в лагерь завтра тоже не пустить, и вообще — не пустить его туда больше, черт с ней, с этой сменой, лучше отвезет мальчика на дачу к маме — это и за городом, и не настолько далеко.
Она включила бра у кровати и снова набрала номер Алины, но телефон по-прежнему был отключен.
Аделина
Навести справки о прошлой работе Инны Калмыковой я решила при помощи хорошего приятеля из Горздрава. Но для этого пришлось ехать к нему в кабинет — он терпеть не мог телефонных разговоров, предпочитал личное общение.
Матвей довез меня до центра города и направился в институт, пообещав потом забрать — свою машину я оставила у клиники, о чем теперь жалела, — можно было не гулять по центру, ожидая, когда муж закончит читать лекцию на курсах повышения квалификации хирургов, а ехать домой. Здесь, конечно, было не так уж далеко, но Матвей почему-то настойчиво просил дождаться его. И я, переговорив с приятелем, решила пройтись по центральной улице, где не была уже довольно давно — то времени не оказывалось, то желания выходить из квартиры в единственный выходной.
Я свернула с бульвара и медленно пошла по брусчатому тротуару. Нестерпимая июльская жара, воздух словно раскалился, хотелось чего-то прохладного, например, лимонада, и я, увидев маленький красный пикап, переделанный под кафе на колесах, подошла и купила большой стакан обжигающе ледяного напитка. После пары глотков стало легче, и я продолжила свою неспешную прогулку.