Стоя перед непонятными геометрическими фигурами, сделанными из обычных водопроводных труб, Максим отчаянно пытался сделать вид, что наслоение металлолома его завораживает, вызывает определённые эмоции. Если быть честным, то эмоции данный вид искусства, действительно, вызывал. Только вряд ли вербальное выражение этих эмоций произвело бы положительное впечатление на эпатажного создателя шедевра.
Скосив глаза на стоявшую рядом пару, Максим с трудом сдержал улыбку. Вытянув вперёд руку, мужчина прищурился и рассматривал произведение искусства под определённым ракурсом. Максим тоже хотел посмотреть, изменится ли набор металлолома, если на него посмотреть из-под руки, но побоялся, что не выдержит и расхохочется. А ведь когда-то они с ребятами мечтали, что станут великими экономистами, будут зарабатывать много-много денег и ходить на шикарные презентации. Вот уж, как говорят, бойтесь своих желаний.
У дальней стены официанты предлагали гостям холодные закуски и напитки. Пожалуй, это было самое посещаемое место на презентации. Пройдясь вдоль столов, Максим долго пытался найти что-нибудь знакомое, но так и не выбрав ничего, взял стакан «Кока-колы» и отошёл.
Середину зала занимал огромный чёрный рояль, за которым такой же огромный чёрный мужчина играл «Лунную сонату». «Фарс, какой-то, – раздражённо подумал Максим. – Металлолом и Бетховен». Чёрная бабочка давила, живот урчал, напоминая, что поел он только утром, но Максим держался из последних сил. Пообещал «отпрезентироваться» – будь любезен, держись до конца.
– Ты почему ничего не ешь? – раздалось из-за спины знакомый голос. Глаза Сони блестели в свете искусственного освещения. Кажется, она совершенно не скучала на этом мероприятии.
– Я не знаю, как всё это едят, – честно признался Максим.
– Да как хочешь, так и ешь, – засмеялась девушка, беря его под руку и направляясь к столам. – Надо же из этой презентации хоть какое-то удовольствие получить. Суши любишь?
– Если это вон тот рис с рыбой, то нет.
Соня залилась звонким смехом, обнажая крупные красивые зубы. Склонив голову набок, Максим с удовольствием наблюдал, как сморщился тонкий аристократический нос, превращая холёную бизнесвумен в обычную девчонку.
– Потерпи ещё двадцать минут и можно будет незаметно уйти. Поведу тебя в нормальный общепит, а то тут с непривычки с голоду умереть можно.
– Сонечка, – пискляво донеслось из-за спины и Максим заметил, как напряглось лицо Софьи. «Марго Шовковская», прочитал по её губам Максим.
Полная, излишне ярко накрашенная женщина в длинном широком балахоне «а-ля Пугачёва-80», сверкая белозубой улыбкой, тянула руки, намереваясь то ли поприветствовать, то ли задушить их. Повесив на лицо неестественную улыбку, Соня медленно развернулась. Церемонно подставив друг другу щёки, дамы изобразили поцелуй.
– Ты помнишь моего Климушку? – повисла собеседница на руке парня, годящегося ей в сыновья. Причём в поздно рождённые.
– Естественно, – мурлыкнула Соня. – Это уже третье мероприятие, которое ты проводишь в компании этого юноши. Стареешь, Марго.
Шовковская натянуто захихикала, тщательно следя, чтобы ни один мускул не переработал и резко повернулась к Максиму.
– Зато тебя можно поздравить с обновкой. А что Игорёк? Поизносился?
– Извини, не представила моего кавалера. Шубанов Максим.
– Художник?
– Нет, – улыбнулся Максим, целуя покрытую слоем макияжа руку. – Экономист и просто друг Сонечки.
– Друг Сонечки, – протянула Шовковская, стукая чёрным деревянным веером по подбородку. Бесцеремонно взяв Максима под руку, она резко развернула его в сторону инсталляции. – Мне было бы интересно узнать ваше мнение, господин Шубанов, по поводу презентуемого произведения искусства.
Максим картинно засунул правую руку в карман и, прищурившись, выставил вперёд ладонь левой руки (кажется, мужик у металлолома выставлял правую руку, но менять диспозицию было уже поздно). Прищурившись, Максим прикусил губу и заговорил плавным грудным шёпотом:
– Обратите внимание, Марго, с этого ракурса. Как сливаются в единое целое, казалось бы, несовместимые вещи: чёрный квадрат Малевича на фоне раннего Пикассо. Единый вход в преисподнюю на фоне переплетения жизненных реалий. Сильная вещь. Шедевр в чистом виде.
Шовковская исподлобья подозрительно изучала мимику Максима. Наконец, раскрыв расписанный под хохлому веер, женщина процедила:
– Своеобразное видение, – и подхватив Климушку под руку, быстро ретировалась.
Сзади что-то глухо всхлипнуло. Обернувшись, Максим не смог отвести взгляд от мелко дрожащей груди, сдерживающей хохот, Софьи.
– Никогда бы не поверила, что презентация в центре Марго Шовковской может закончиться такой веселухой. Ну, допустим, ту чугунную печную заслонку, как прообраз «Чёрного квадрата», я ещё могу принять, но, что ты имел в виду под «ранним Пикассо»?
– Ну, извини, – расстроенно поморщился Максим. – Образ «друга Сонечки» оказался плохо продуманным. Но у меня не было времени на подготовку, так что фразы формировались по мере поступления вопросов.
Через полчаса Максим вышел из дверей Центра и с удовольствием вдохнул ночной свежий воздух. Развязав тугой узел галстука-бабочки, он обернулся, ожидая задержавшуюся в дверях Соню.
– По-моему, незаметно уйти не получилось, – расстроенно произнёс он.
– Зато, как наши дамы старательно делали вид, что не замечают, с кем я пришла.
– Ну вот и наступил конец твоей репутации, – констатировал Максим, небрежно засовывая галстук в карман
– Обижаешь, – смешно скривила губы Соня. – У меня лет десять назад была такая репутация, что бедным родителям пришлось высылать дочурку на учёбу за границу. Так что мы её сегодня немного восстановили. Ну что, пошли в какой-нибудь ресторанчик?
И снова то, что называется «мечты сбываются». Вот мечтал же сводить красивую девушку в ресторан. С той только разницей, что в мечтах платил, всё-таки, он.
– А как вы, девушка с гулкой репутацией, посмотрите, если я приглашу вас в общежитие? Мои вечно голодные товарищи по комнате говорят, что я просто божественно жарю картошку. А потом у нас в актовом зале ночная дискотека. Безопасность в общежитии гарантирую.
Брови Сони удивлённо полезли вверх и лицо стало по-детски счастливым и доверчивым.
– Последняя фраза меня смутила, – улыбнулась она, – но я, пожалуй, рискну. Тем более, что я уже сто лет не ела жареную картошку. Хотя в бурную пору моей студенческой молодости это блюдо пользовалось успехом на наших столах.
Мальчишки несмотря на дикий голод, нашли в себе мужество не нарушать ужин товарища и только из-за двери, тяжело вздыхая, вдыхали царский запах жаренной картошки.
А дальше был сумасшедший драйв на студенческой дискотеке и только в четыре часа утра Соня в сопровождении Максима вышла из общежития. Сна не было ни в одном глазу. Посмотрев на высветившиеся двадцать два пропущенных звонка, Соня, как в недалёкой юности, отключила телефон и повернулась к Максиму.
– Максим, – тихо начала девушка, – если мы больше никогда не встретимся, я хочу, чтобы ты знал: сегодня у меня был самый замечательный вечер.
– Во-первых, мы ещё даже не расстались, – засмеялся он, беря Соню за руку. – Кстати, как ты посмотришь на то, чтобы прогуляться под луной?
– Положительно. Если ты не боишься, что кто-нибудь может дать нам по шее под этой самой луной. Криминогенная обстановка в городе не очень…
– Ну, пока Алёша едет сзади, мне ничего не страшно, – засмеялся Максим.
– А возвращаться?
– Дорогая моя Софья Эдгаровна, – смешно приосанившись, начал Максим, – Это я в плане подраться не силён, зато если бы вы видели, как я удираю.
Идя по ночной мостовой, Соня краем глаза рассматривала своего спутника. Переодевшись в короткие брюки и тонкую полочку, парень, не стесняясь подпрыгивал, посылая к её ногам зелёные ёжики первых молодых каштанов, упавших под порывом ветра. Подняв глаза к небу, Соня задохнулась от восторга. Надо же, какая прекрасная ночь. Когда же она в последний раз смотрела на звёзды?
В тридцать два года, Соня считала себя этакой матроной. Ответственной, наделённой опытом. Сегодняшняя скучнейшая презентация, закончившаяся таким замечательным вечером, абсолютно выбила её из колеи.
– Расскажи мне о себе, – попросила она.
– Что рассказывать? – удивлённо поднял брови Максим. – Родился, учился… Пока всё. Расскажи лучше о себе.
– Тоже ничего интересного, – пожала плечами Соня. – Обычная жизнь.
– Типа, богатые тоже плачут?
– Представь себе, как раз мой вариант. Деньги ведь не приносят счастья. Они не согреют, не поддержат в трудный момент…
– Зато на эти деньги можно купить шубку, которая согреет. Хлеб, который накормит…
– И всё равно, как говорил Малыш: «Не в пирогах счастье».
– А в чём?
– Наверное в том, чтобы тебя любили, понимали, поддерживали.
Максим зло засмеялся. Найдя очередной ёжик каштана, он швырнул его подальше и, рассматривая первые проблески солнца на сером небе, продолжил разговор:
– Когда у человека есть деньги, его почему-то больше любят, чаще поддерживают. А уж как понимают, когда у тебя в кармане шуршит…
– Может ты и прав, – согласилась Соня. – Но мне в жизни не повезло и не спасла ни шубка, ни машинка… Мой отец женился на маме будучи уже в летах. Я всю жизнь вынуждена была терпеть презрительные взгляды, которые в той или иной форме намекали, что к папе я не отношусь даже боком. Что нос у меня не Тышкевичей. Что губы у меня не Тышкевичей. И так далее вниз. Сначала папа приходил ко мне по вечерам, книжки читал, но, со временем, он стал отдаляться. Зато папин начальник охраны, мой нынешний отчим, не скрывал свою приязнь ни ко мне, ни к маме. Эти постоянные поглаживания, похлопывания я, по глупости, воспринимала, как дружбу, а потом оказалось, что именно его приписывают мне в отцы. Когда осознание того, что тебя предали, пришло, мне исполнилось всего пятнадцать лет. Пресловутый переходный возраст. Что я творила… Сейчас даже вспомнить стыдно. Наверное, таким образом я отстаивала своё право быть Софьей Тышкевич, но отец продолжал избегать меня. Сейчас я думаю, что, может быть, он просто был очень занят. Тогда открывались одновременно несколько ответвлений его галереи в разных городах. Но я страдала и выражала свой протест самым ужасным образом. В шестнадцать лет, когда меня, пьяную, сняли с крыши ресторана, терпению отца пришёл конец. Представительница рода Тышкевичей станцевала стриптиз на балюстраде самого дорогого ресторана. Через неделю я отправилась учиться в Лондон. А ещё через год отец умер. Кирилл пытался связаться со мной, но в тот момент я сдавала экзамены и телефон был отключен. Так что на похороны к отцу я не попала. А потом, даже не выдержав годового траура, мама вышла замуж за Кирилла и передала ему права ведения бизнеса. Я не осуждала мать. Ей, реально, тяжело было заниматься делом, в котором она ничего не понимала. Но её поспешность меня задела. Тем более что после этого скоропалительного брака все соседи в нашем коттеджном посёлке окончательно уверились в том, что я дочь Кирилла Лозового.