Еще раз вздохнув, полевой командир Алим Низамов прикрыл обнажённое тело девушки грязным покрывалом и вышел из палатки. Вдохнув полной грудью прохладный вечерний воздух, он бодренько потрусил к госпиталю.
Медицинский персонал, выполняя требования главврача, строго следил за выполнением санитарных норм и посещения больных были строго запрещены. Легко раненные бойцы, чаще всего, страдали не столько от боли, сколько от недостатка общения. Молодые ребята грубо улыбались, надеясь, что Алим остановится и перекинется парой слов о последних событиях, но он, не останавливаясь, прошёл в лабораторию. Переодевшись в белый халат, натянув одноразовые бахилы и перчатки, вошел в святая святых местных медиков и ещё с порога услышал скрипучий голос профессора Лазарева.
Когда профессор приезжал в лабораторию, Алим старался, как можно реже попадаться ему на глаза. Хотя именно Лазарев год назад помог избавиться от сопровождающего его всю жизнь ощущения холода. Сколько Алим себя помнил, холодно ему было всегда. Только горячая ванна помогала восстановить дисбаланс и возвращала хорошее настроение. Чего только не прописывали местные эскулапы, рассказывая, как близко у него находятся вены, что-то об узких артериях и еще какую-то чушь. Но даже здесь, в жарком Узбекистане, постоянное ощущение холода не покидало тело. До тех пор, пока не появился круглый неприятный профессор.
– Мерзнете, господин командир? – вкрадчивым голосом спросил столичный светила.
«Не твоё дело», – зло буркнул внутренний голос Алима. Не отдавая себе отчёт, он с первого взгляда невзлюбил профессора. Даже имя какое-то приторное. Филипп Романович… Филипп, к жопе прилип. Круглый, липкий, как дешевый леденец на палочке. Подавив неприязнь, Алим мило улыбнулся:
– Мёрзну, господин профессор. Медики говорят что-то о кровеносной системе…
– Может быть кровеносная система, а может быть, что-то другое. Зайдите ко мне в кабинет вечерком. Проведём сеанс гипноза. – Видя замешательство в глазах собеседника, профессор улыбнулся. – Приходите командир. Не пожалеете. Много нового можете узнать.
Дружески похлопав нового знакомого по плечу, психиатр Филипп Лазарев вернулся в лабораторию.
Что нового он мог узнать о себе? Ни случаев амнезии, ни убойных ударов по голове в его жизни не было. Начиная лет с пяти и, вот уже сорок девять лет, он, бывший офицер Советской Армии и нынешний боевой командир, помнил с абсолютной точностью. И тем не менее, в семь часов вечера, он неуверенно зашёл в кабинет профессора.
Как его погружали в гипноз, Алим не помнил. Просто опустился в кресло, о чем-то поговорили и… клац… Белое-белое поле. Холод пробирает до костей. Посреди зимнего, нетронутого человеком пейзажа катит небольшая чёрная повозка. Десятилетняя девочка зябко кутается в огромный, когда-то белый, оренбургский платок. «Сестренка? – изумленно подумал Алим. – Нет. У Регины глаза другие. Раскосые. Как у отца». Вдруг девочка вздрогнула и лицо её скривилось в жалобной улыбке. «Бабушка» выдохнул Алим, вспоминая папину мать, кутающуюся всю жизнь в оренбургские платки.
– Замерзла, Ада? – мужчина, сидевший рядом, попытался согреть руки девочки своим дыханием. – Лезь вниз, к Саше, там теплее.
Маленькая Ада скользнула под огромное теплое покрывало. От резкой вони, забившей лёгкие, девочка автоматически высунула голову наружу, но через минуту организм приспособился и стал медленно согреваться. Младший брат провел теплой рукой по её щеке, стирая холодные капли растаявшего снега и прижался поплотнее к ногам отца.
– Ничего, Сашенька, – шептала девочка, поглаживая братишку по закутанной до бровей голове. – Скоро Ваську с Прошкой выгонят. Вернемся домой, Глашенька растопит баньку. Я вымою твои волосики французским душистым мылом. Потом все вместе поедем в гости к Касаткиным. Будем играть с Женей и Зиной… Как раньше. Не бойся. Ты же граф Невзоров. Ты должен быть смелым.
Мерное покачивание повозки, убаюкивающее сопение уснувшего братишки, тихо журчит речь родителей…
Следующее видение перенесло Алима в теплый деревянный дом. Повзрослевшая Аделаида Невзорова притаилась за дверью, подглядывая за разговаривающим в большой комнате родителям.
– Спасибо за честь, Назарбек. Только рановато ты пришел. Аделаиде только-только шестнадцать стукнуло.
– Так самый возраст и есть, чтобы замуж выдавать. В двадцать-то кому она будет нужна.
Полный мужчина, степенно погладил разлапистую бороду и, взяв двумя пальцами щепотку квашеной капусты, отправил её в беззубый рот.
Отец растерянно потёр подбородок и бросил косой взгляд на сидевшую у окна жену. Стальное лицо графини, её сжатые в ниточку губы лучше любых слов говорили всё, что она думает об этом визите. Иголка, мелькнув в воздухе, втыкалась в ткань с такой ненавистью, словно это не рубашка, а голова назойливого посетителя лежала сейчас на её коленях.
– Обручена наша дочь, – не поднимая глаз, процедила графиня Невзорова. – С детства. Обязательства у нас перед госпо… товарищем Косаткиным. Евгений Львович – жених Аделаиды и через год они обвенчаются.
Гость прищурил и без того узкие глазки и сжав в кулак бороду, с ненавистью сплюнул.
– Брезгуете, значит, графья хреновы. Били мы вас били, да видать мало. Вам нынче за счастье, что мой Салаватка на вашу голодранку засмотрелся. Она бы за ним, как сыр в масле каталась. Ну да и слава Богу. Таких засранок, как ваша, у нас полдеревни бегает. Бери любую и рада будет.
Ударив ногой попавшегося на пути кота, гость выскочил, зло хлопнув дверью. Устало поднявшись с потемневшего от старости колченогого табурета, граф Невзоров присел на корточки рядом с женой. Рассматривая заметно постаревшее за последние годы лицо любимой женщины, он забрал из её рук старую штопаную рубашку. Повернул её ладони и долго целовал покрытые мозолями тонкие пальцы.
– Почему вы молчали? Почему не сказали этому мужлану, что дочь графа Невзорова никогда не станет женой товарища Низамова. Почему вы постоянно либеральничаете?
Женщина рывком подняла голову мужа и долго смотрела в серые, потускневшие от пережитых ужасов, глаза. Поднявшись, графиня по самое ушко вколола иголку в лежащий в плетёной корзинке клубок и, стараясь унять раздражение, резко прошлась по комнате.
– Успокойтесь mon sherri. По-моему, вашей реакции было более чем достаточно, чтобы высказаться за нас двоих. Я думаю, он все правильно понял. – Граф задумчиво наблюдал за метавшейся по ограниченному пространству маленькой комнаты женой и наконец, веско произнес: – Сегодня же отправлю письмо графу Касаткину и попрошу поторопиться со свадьбой.
Лицо девушки, стоявшей за дверью, озарилось счастливой улыбкой. Сделав реверанс, она довольно пропела: "Yui, papa" и на цыпочках выбежала во двор.
На следующий день молодая графиня Аделаида Андреевна Невзорова пропала. Так же исчез из села и сын директора меховой артели Салават Низамов.
Выйдя в тот день из домика, в котором квартировал профессор, Алим впервые за много лет вспомнил бабушку Аду. Среди всех своих внуков она выделяла именно его и только ему, пятилетнему бутузу, целовала пяточки, приговаривая: «Ну, какой ты Низамов? В тебе наша, голубая кровь и косточка тонкая и похож ты на дедушку своего, Андрея Васильевича, только чёрненький».
В тот год Алим взял отпуск и целый месяц просидел в архивах, отслеживая жизненный путь семьи графа Невзорова, репрессированного в тысяча девятьсот двадцатом году и высланного на Урал. В двадцать шестом году, после исчезновения старшей дочери, он долго рассылал запросы с просьбой помочь в розыске. После того, как через три года, в родильной горячке, умерла жена, так и не произведя на свет сына, замкнулся и запил. Но, с детства привитое чувство ответственности взяло верх и мужчина, переборов себя, продолжил воспитание маленького сына.
В этот месяц Алим, действительно, узнал очень много нового. И о существовании родственников по линии бабушки. И то, что троюродные братья и сестры выхлопотали себе в «Дворянском собрании» титулы, вернее, восстановили их. И то, что в отличии от него, живут родственники на порядок лучше и добротнее… Где-то в глубине души поднял голову червячок зависти. Может и ему предъявить права и стать графом Невзоровым-Низамовым? Вот мужики обхохочутся.
После окончания отпуска Алим закрыл пухлую папку с материалами о своей семье и, выйдя из отеля, выбросил её в мусорный контейнер. Почему бабушка никогда не вернулась в семью и даже никогда не пыталась связаться с родственниками, так и осталось нераскрытой тайной.
ГЛАВА 9
Профессор Лазарев
Голос профессора Лазарева заставил Алима резко притормозить и даже трусливо оглянуться, ища причину, по которой он смог бы перенести визит на будущее. Но ничего подходящего в поле зрения не попалось. Тяжело вздохнув, Алим потянул на себя дверь.
– Дорогой мой вундеркинд, – напыщенно вещал Лазарев, перебирая документы на столе, – если вы считаете свое открытие «ноу-хау», то спешу вас разочаровать. Зомбировали людей ещё в двенадцатом веке и на Гаити, и в Бирме, и в Нигерии. И должен заметить, специалисты были почище вас. В рыло плюнут и будешь по собачьи выть, убивать, и делать все, что прикажут. А программа МК-ультра, и Маньчжурский кандидат Юана Кемерона – это не фантастика, это реальные разработки, проводимые ЦРУ еще в середине прошлого века. Целые батальоны противника пичкали сергиновой кислотой, чтобы лишить их способности сопротивляться. Что вы мне показываете результаты опытов над этими уродами? Они и без вашего препарата полудохлые. У них же организм истощен от недоедания, от наркотиков, от ненормального образа жизни. Вы бы еще на баранах опыты проводили. – Подойдя к раковине, профессор долго мыл руки. В лаборатории на некоторое время повисло гнетущее молчание. – Мне нужен нормальный человеческий материал. С нормальными мозгами, в которые можно игрегареально-матричными методами поставить зомбирующую программу и проследить за ее реализацией в реальных условиях.